Эльфийка. Переполох в Академии
Шрифт:
— Мы это еще обсудим.
— Я не сомневаюсь, обсуждайте.
— Спасибо, что пришли, Роман, — сладко улыбнулась мама моему куратору, — уже поздно, Улли пора спать.
Я вздрогнула так, как будто она мне на голову супницу перевернула — отличный способ показать мое место в этой семье. Я демонстративно посмотрела на часы и усмехнулась:
— В половине девятого?
— Дети должны ложиться в девять, — еще слаще улыбнулась мама, отвратительно напоминая мне Асани, — а тебе еще ножки мыть.
— А, — медленно кивнула я, вытирая руки салфеткой и с силой швыряя ее на стол, — ну, дети должны — дети пусть и ложатся, — встала, с грохотом отодвигая стул, кивнула застывшей маме и папе, пытающемуся что-то передать ей взглядом, — всем спасибо за ужин, было очень приятно. И полезно. Надеюсь, это был мой последний ужин в этом доме.
Я стремительно пошла к двери, не глядя больше ни на кого, особенно на Романа, мне было перед ним дико стыдно. В спину донесся папин голос:
— Улли, подожди…
Я пошла быстрее, папа догнал меня уже на улице, поймал за рукав, я с силой выдернула его и пошла быстрее, он пошел рядом, тихо сказал:
— Улли, не обижай маму, она хочет тебе добра.
— Почему же делает тогда одни гадости?! — я остановилась, по лицу потекли слезы, папа тяжко вздохнул и протянул мне платок, я не взяла, вытерла лицо рукавом и дерзко заглянула ему в глаза: — Ну?! Почему я сижу дома как в тюрьме, мои ровесники давно детей нянчат, а я сама дите, мне "ножки мыть"?!
— Улли…
— Я же особенная, конечно, я фамильяра не могла сто лет призвать, незрелая я. Все, есть у меня теперь фамильяр, я поеду куда захочу, когда захочу, и с кем захочу. И я хочу завтра.
— И с Романом, да? — вздохнул папа. Я молчала, он смотрел на меня, наконец сказал: — Мама пытается тебя защитить как раз от этого. Ты еще очень молода…
— Когда я стану "не молода", он постареет и умрет. Я вечно буду "молода" в вашем понимании.
— Потому что такова жизнь, Улли, ты эльф…
— Я полуэльф.
— Это не важно. Тебя ждет долгая жизнь, множество возможностей, не пори горячку и не порти отношения с семьей ради мимолетного увлечения, их еще столько будет, а семья одна.
Я молчала и думала о том, что семья за последний год не подарила мне столько радости, сколько "мимолетное увлечение" за два дня. Папа как будто что-то понял, вздохнул и гораздо тише сказал:
— Знаешь… я не должен тебе этого говорить, это считается интимной темой. Но я скажу, чтобы ты поняла и не обижалась на маму. Она прошла ритуал единения душ. А когда после этого ритуала один из супругов умирает, с ним умирает половина души второго. У нее нет половины души, уже очень много лет, она не способна на то количество любви, которое тебе нужно, постарайся ее понять. Она знает, как это больно, терять любимого, и пытается тебя уберечь от этой боли, пытается изо всех сил, любыми методами.
— А ты от чего меня пытаешься уберечь? — я не верила ему ни на грамм, мама вела себя не как любящий родитель, а как ревнивый собственник, у которого уводят породистую скотину. Папа видел мой скептицизм и молчал, чуть пожал плечами, тихо сказал:
— Я хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я буду, — с вызовом кивнула я, — я в этом вопросе — самое замотивированное лицо.
— Смотри мне, — шутливо погрозил пальцем папа, я ненатурально улыбнулась и опять сделала недовольную мину, он кивнул в сторону дома: — Пойдем, а то там мама Ромку уже доедает, наверное.
— Его проблема, — фыркнула я, — кому что, а я иду выгуливать лосика. Лось! — за ближайшим углом зацокали копыта, лось подошел и кивнул папе:
— Добрый вечер.
— Добрый. Не уходите далеко, уже поздно.
— Ага, — иронично кивнула я, вскарабкиваясь к лосю на спину, умудрилась сесть ровно и толкнула лося пятками: — Поехали!
Он мягко побежал в сторону леса, было уже темновато, но забор крайней улицы перед лесом я рассмотрела. Но сделала вид, что не рассмотрела. Лосик все понял, ускорился, и перемахнул забор высоким прыжком, при котором я не свалилась только благодаря левитации, перебежал огород и прыгнул еще раз, стал углубляться в лес, тихо сказал:
— В дикий поедем спать?
— Поехали. Я хочу поорать, овраг отлично экранирует мои вопли.
— В смысле "поорать"?
— Сейчас приедем — я тебе покажу. И научу. Я чувствую в тебе большой потенциал.
Через полчаса мы с лосиком стояли на холме над болотом и вопили в две глотки, это было так весело, что я забыла обо всем на свете, и просто самозабвенно орала, сначала ругалась, потом стала сочинять ерунду, потом предложила лосику спеть, у него обалденно получилось. От его голоса дрожала земля и по воде шла рябь, из нор выползали перепуганные болотные крысы, птицы проснулись и улетели прочь, натыкаясь на ветки в темноте — отлично, в общем, у лосика получалось. Я научила его испохабленной перепевке одной эльфийской баллады, в оригинале там было про запретную любовь, а в переделке обсуждались способы утихомиривания тещи, постоянно лезущей в жизнь молодых, лосик не запомнил мотив, и каждый куплет пел по-новому, я не стала его переучивать.
Через пару часов я выдохлась и решила присесть, а потом и прилечь, лосик тоже сказал, что устал, и лег в траву рядом со мной, сразу же захрапев впечатляющим бегемотьим храпом. И из ближайших кустов вышел волк, его светящиеся в темноте глаза горели хитрым огнем.
— Ну наконец-то ты научился не выскакивать как черт из табакерки, — фыркнула я, он улыбнулся всеми зубами, подошел ближе и лег рядом, я потрепала его за шею, погладила ухо: — Не съела тебя мама?
— Она пыталась, но я плохо жуюсь, — он выглядел вполне довольным, я тоже решила не демонстрировать свое на тряпки порванное состояние души. Он сказал чуть серьезнее: — Они тебя отпустят. Я сказал им, что я связан контрактом на крови, поэтому обязан курировать тебя в течение семестра, вне зависимости от того, где ты будешь учиться — в Академии Граней, в местной школе, или вообще сама по книгам. Так что отослать меня с письмом у них не получится, я остаюсь тут, или еду туда, куда едешь ты.
— Ты правда подписал контракт кровью? — нахмурилась я, он усмехнулся и придвинулся ко мне ближе, шепнул:
— Учитель твоего папы — мой прадед. И не знаю, как тут у вас, но у нас в семье друг друга любят, и если я попрошу деда соврать ради меня в официальных документах, он соврет.
У меня мурашки внутри побежали от его голоса и его слов — соврать, ради меня… Он лежал так близко, я чувствовала его дыхание на лице, моя рука до сих пор лежала на его загривке, пальцам было очень тепло, в него хотелось закопаться целиком.