Эльфы на Диком западе: Убить Большого Билла
Шрифт:
— ...Сам видишь, что теперь творится со всеми, — Пол выдохнул, тоже с изрядным запахом самогона: не только от духоты и работы он так раскраснелся. — Берт еще тогда их хорошо осадил, мальчишку того приезжего прервал, который на войну взялся звать. Потому что нечего всяким соплякам без семьи, без дома людей баламутить, им легко, сегодня здесь, завтра там... А Донна вышла прямо там и сказала при всех, что, мол, если нужны стрелки, она с ними, и Нэн с Ханной, и никто ей тут командовать не будет... и они уехали, и один из этих напоследок еще заявил, что забирает лучших людей города... И правда лучших. Не уберегли мы Донну...
— Ты знал? — спросил Шон, отставив — с некоторым усилием — недопитый стакан. Потом все же схватил, допил и грохнул кверху дном на прилавок, чтоб больше ни-ни.
— Чего знал?
— Что Донна делает?
— Не знаю, про что ты.
— Такер! — крикнул Шон через весь зал. — Это же у тебя Донна порох и патроны покупала с каждой продажи коровы? Ты знал, зачем?
— Да зачем угодно, — пьяным голосом отозвался Такер. — Ее личное... дело...
— Конечно, ее личное дело, — хмуро согласился Шон. — И у Ханны тоже.
— Чего Ханна? Почему Ханна? — обозлился Финниган внезапно. — Что за чертовы секреты? На хрена разводить секреты в нашей богом забытой дыре? Ничего из них хорошего!
На них обернулись несколько человек. Лица были красные, глаза мутные, и друг на друга они не смотрели. Ох, не хотелось им друг на друга сейчас смотреть...
— То, что Ханна с сентября совсем не улыбается, — сказал медленно Шон. — И на занятия заплаканная приходила. И в салун не ходит, ни играть, ни вообще. Я не знал, что у нее там, молчал. А теперь думаю — обидели ее Билловы люди.
— Что? — мутно спросил сидевший почти у самой стойки Берт.
— То, что у всего причины есть. Это не я развожу тайны. Это вы рядом живёте, а ничего не видите. Кто были эти чужаки?
— Совсем не здешние, — сказал Пол задумчиво. — Не бандиты... Убийцы. Молодые совсем. А глаза у них, как у убийц.
Шон встал.
— Держи, Пол, за выпивку и сделай мне сэндвичей в дорогу, что ли. А то с вашими новостями пожрать не успеваешь.
Финнеган спрятал монетку, а потом внимательно посмотрел на Шона.
— Подожди, Борода. Ты куда собрался?
Шон окинул взглядом салун, посмотрел на пьяного вусмерть и совершенно бесполезного сейчас Такера, на раскрасневшегося Берта, недвижно смотрящего в свой стакан, и решительно ответил:
— Как это — куда. Вот туда и собрался — за ними.
— Ты рехнулся? — тихо и напряженно спросил Финниган. — Где ты их искать будешь? В темноте?
— Знаю пару мест для ночевки, которые Донна знает тоже, — ответил Шон. — И полная луна дорогу покажет. Ты мне пожрать сделаешь или нет?
— Получишь ты сэндвичи, посиди немного, — раздраженно бросил Финниган и ушел на кухню.
Шон сел и попытался собраться с мыслями, но тут Берт вцепился в услышанное со всей силой пьяного, цепляющегося за опору.
— Ты что такое сказал, Борода... — бормотал он, мотая головой. — Про Ханну-то...
— Что слышал, то я и сказал, — Шон отвернулся, не желая ввязываться в пьяные споры.
— Ханна, может, и не получала образование, — бормотал Берт, силясь одолеть самогонную одурь, — но она наша... Наша учительница... Какая есть наша... Нельзя же...
Шон отвернулся.
Сам он нередко бывал в таком состоянии, и сейчас ему очень хотелось хорошенько оглушить себя виски после таких новостей, но в дорогу ему хотелось больше. Найти, поговорить. Увидеть мальчишек-чужаков, которые, пока он болтался по лесам, пришли, сцепились с бандой по щенячьей храбрости и сманили с собой Донну. А кому, как не ему, было знать, что за планы вынашивает Донна, для чего она копит порох, если он не первый год уже на нее засматривался, ещё на замужнюю, ещё на счастливую? Он, одинокий ирландец, здесь мало кому нужен был, и Донне он нужен не был, он знает, он проверял... Но до какого отчаяния надо было дойти, чтобы пойти с заезжим отрядом драться с бандитами и, скорее всего, погибнуть там...
А он сидит в салуне с виски, разумный весь и осторожный. Вот советовал ей быть осторожной... Вот и сидит. А Донна, значит, там, в пустошах, с чужаками, идет мстить. И Ханна тоже с ней, идет объяснять, что с ней так нельзя, и Нэн идёт с дочкой. Доверились чужакам больше, чем им, столько лет живущим рядом...
Никак нельзя было ее отпускать туда одну.
Он хватал стакан, вертел в руках, нетерпеливо и зло отталкивал прочь и снова хватал, пока Финниган за стеной возился с сэндвичами. А по залу ползло бормотание, он его старательно не слушал, а бормотание подрастало и становилось недобрым таким гудением.
Финнеган вернулся с сэндвичами, упакованными в бумагу, и Шон уже был готов выходить и седлать едва отдохнувшего коня, как Берт привстал и крепко схватил его за локоть.
— Стой!..
— Чего тебе?
— Стой, говорю... выслушай меня! — Берт встал, покачиваясь. — Я... Я знаю, что я дерьмо. И ты это знаешь, потому что это правда... Но! — Берт качнулся, ухватился за стойку. — Но даже такому дерьму... можно дать шанс, верно? Один шанс, больше не прошу... Шанс стать человеком снова...
— Берт... — начал было Финниган, но Шон жестом попросил его замолчать.
— ...Я пойду с тобой, — сказал Берт. — У нас больше шансов вместе... а если я там сдохну, то сдохну человеком! Слышите!
В зале слушали.
— Потому что так нельзя! — крикнул Берт. — Женщины с мальчишками на войне... защищают свою честь... а мы тут наливаемся виски, трусливое дерьмо! Кто еще не хочет быть дерьмом?..
— Заткнись, Берт, — громко сказал Пит. — Берем ружья и пошли.
— То-то дело! — хлопнул ладонью по столу Такер.