Эльфы средней полосы
Шрифт:
– На здоровье, – говорит дедок, подбирает корзинку и удаляется в чащу, на прощание сделав офигевшим строителям ручкой.
Доктор пребывает в явном замешательстве. За всю свою долгую практику он такого не видел. И даже не слышал. А практика у него о-го-го! И отделение лучшее в области! Минздрав его ценит. Губернатор грамотой почетной одарил, лично руку жал. А вот что сказать этому больному, доктор не знает. И ведь не простой больной-то… Депутат народный! Такого попробуй не вылечи!
Больной очень нервничает и выжидательно смотрит
Часы на столе тихо пискнули, минутная стрелка указала девятку, депутат Сенькин заскулил, обозначил лицом страдание, вскочил со стула и быстро исчез за дверью туалета. Персонального туалета в кабинете заведующего инфекционным отделением.
Доктор поморщился от запаха, помахал перед носом ладошкой, достал из стола баллончик с аэрозолем, попшикал. Грустно констатировал, что в туалете придется делать серьезную санобработку. Сам виноват, надо было осматривать больного в приемной. Хотя такие к общим приемным не привыкли.
Через пять минут в санузле зажурчало. Депутат вернулся из туалета, тяжело опустился в кресло. Смахнул слезу с глаз, сказал доверительно:
– Опять! Еле успел. Я уже и трусов не надеваю.
– Может, еще раз уголь попробуем? – без особого оптимизма предложил доктор.
– Я тонну угля сожрал, – махнул рукой депутат. – Не помогает. Три дня только уголь и жру. И рис на воде. А все равно дрищу. Каждый час. Доктор, что со мной?
Доктор поежился, словно озноб прохватил. Мелькнула мыслишка: «Не подцепить бы заразу», хотя уже понимал: не зараза это и, слава богу, не холера. Тут что-то другое, нервное. Доктор снова пошелестел бумагами, принесенными из лаборатории.
– Судя по анализам, у вас сильное отравление грибами.
– Я их в рот не беру. С детства ненавижу! – решительно заявил Сенькин. – Не мог я грибами…
Доктор и сам понимает, что не мог, но вот же лабораторное заключение: черным по белому…
– Сейчас как себя чувствуете? Позывов нет?
– Доктор, ну я ж тебе… вам сто раз говорил. Все нормально у меня, а вот как только на часах без пятнадцати, так хоть воем вой. Тянет на очко, и все тут! И так круглые сутки! Это ведь ни поспать, ни пожрать. Жена к матери уехала. В Думе со мной рядом сидеть не хотят, дизентерии боятся… Братва опять же недовольна, базарят, я накосячил, а сраться им. Да и в памперсах ходить – западло…
Депутат продолжал жаловаться, едва не плача, сулил за исцеление золотые горы и «решение всех вопросов», но доктор его уже не слушал и что-то быстро писал на листке бумаги.
– Это че, рецепт? – депутат с удивлением рассматривал каракули. (И почему у всех врачей такой отвратительный почерк!)
– Нет, это адрес. Тут под Зареченском бабка живет, травами, заговорами лечит. Ей лет сто уже, если не больше. Меня в детстве от заикания вылечила, моей старшей дочке цыпки свела. Попробуйте к ней обратиться. Если жива, конечно. А современная медицина здесь бессильна…
Звонко звякнул колокольчик, хлопнула дверь, заскрипели доски под домоткаными половицами. От вошедшего пахнуло холодом и свежим перегаром. Хозяин отложил берестяной свиток, снял очки, с интересом посмотрел на большую коробку в руках гостя.
– Здравьжелаю, Аристарх Михалыч, – сказал гость и широко перекрестился на образа в углу. Осмотрелся, устроил коробку на лавке, над которой висели фотографии в рамках. На одной из них хозяин обнимался с писателем Паустовским, на другой с натуралистом Песковым, с третьей улыбался первый в мире космонавт в кожаном летном шлеме, с двустволкой за плечом и парой уток на поясе. И тоже в обнимку с хозяином. В центре экспозиции висело цветное фото в богатой раме. Хозяин с рогатиной в руках позировал в зимнем лесу на фоне туши огромного медведя, рядом закуривал сигарету «Новость» солидный мужчина с очень густыми бровями и в богатой меховой шапке. И тут же совсем скромная черно-белая фотокарточка – хозяин на фоне заваленного сохатого дает прикурить папироску последнему русскому самодержцу в фуражке. И, кажется, что с тех пор внешне хозяин совершенно не изменился. Та же седая борода, тот же лукавый, с прищуром, взгляд, да и порты на нем вроде те же самые.
Остальные стены избы тоже не пустовали. Одну украшали охотничьи трофеи: волчьи и кабаньи головы, здоровенная медвежья шкура, чучело рыси. Венчала все это голова лося с огромными рогами. На другой стене изделия народных промыслов: вышитые рушники, плетеные лапотки и корзинки, резные ложки-поварешки, на полках стояли горшки, крынки, берестяные короба, прочая сувенирная дребедень. Кроме полок и лавок из мебели имелась старинная горка красного дерева. За треснутым стеклом виднелась посуда, в том числе сервиз «Мадонна» производства ГДР. Кровати не наблюдалось, зато большая русская печь, занимавшая добрую треть горницы, была не просто побелена, а выложена изразцами с диковинными зверями и птицами.
– Хорошо ли почивали? – поинтересовался гость.
– Спасибо. И вам того же, – степенно ответил дедок.
Церемониал приветствия был закончен, гость присел к столу, не торопясь достал кисет, стал сворачивать козью ножку. Прикурил от керосиновой лампы, начал издалека:
– Думаю, зима в этом годе лютая будет. Снежная и морозная.
– Судя по рябине, так и будет. Уж больно красна.
– А ноноча-то погоды радуют.
– Хорошая осень, грибов много, ягод, – кивнул дедок на корзину грибов у стола, сам краем глаза поглядывая на принесенную коробку.
– Кстати, про грибы, – сказал гость как бы между прочим. – От дороги-то той и следа не осталось. Все убрали, заровняли, землицы жирной привезли да елочками засадили. Чин по чину.
– Да ты что? – фальшиво удивился дед.
– Чесслово. Вот, от природолюбов новоявленных презент вам.
Гость встал и ловко распаковал коробку.
– Что за невидаль такая, – всплеснул руками дед, разглядывая большой черный телевизор.
– Да ладно, Михалыч, кончай придуриваться, без туриста я ноне, – сказал Лохматый, прилаживая к телевизору крепления. – Куда вешать, где у тебя антенна?