Эльфы средней полосы
Шрифт:
– Нас в детстве разлучили. – Орр словно торопился оправдаться передо мной. – Меня взяли в слуги к магам, а когда я вернулся в деревню, ее уже не было. Эльфы всех, подчистую… – Орр снова залился слезами и принялся обнимать своего блудного брата. – Я думал, совсем один остался. Оказывается, наша мама, раненная, смогла маленького Тарра за порталом спрятать, здесь его люди нашли, вскормили, воспитали…
Да уж, воспитали. Воспитаешь такого. Представляю, как удивились тетки в доме малютки, когда к ним принесли этакий подарочек. И это начало расти. Что ж, теперь все ясно. Брат нашел брата. Дамы, достаньте платочки и утрите слезы.
Я еще раз глянул, как два здоровенных мускулистых, клыкастых орка обнимаются,
Эпилог
Лесной дед
– Не, я не понял, в натуре. Че творится?! Че никто не работает?!
От рева пассажира жирного черного «Лексуса» испуганно затихли даже вороны в кронах деревьев, теснившихся вокруг песчаного карьера. Слуга народа выходит из внедорожника и недобрым взглядом бычит на стройплощадку. Кулаки его сжимаются, лицо багровеет на глазах – народный избранник в прошлом занимался боксом и рэкетом, характером был крут, в поступках часто несдержан. По этой причине подчиненные стараются ему без особых причин на глаза не попадаться. Однако сегодня дорожные строители воспринимают явление «барина» совершенно спокойно: водилы продолжают забивать козла, мощными ударами костяшек сотрясая дощатый стол, бульдозерист лежит в импровизированном гамаке из рыболовной сети и читает Акунина в мягкой обложке, смуглые по жизни и от загара узбеки-разнорабочие валяются в травке и слушают сидишник, изрыгающий какой-то восточный фольклор. Начальство стройки, а прораб с мастером тоже тут, в открытую пьют горькую на лавочке около строительного вагончика.
Слуга народа замечает главную жертву и кровожадно ухмыляется. Быстрым шагом направляется к выпивающим, нависает над мастером и даже протягивает руки к его шее, чтобы придушить на месте. Но вовремя вспоминает о своем статусе и берет за горло словесно:
– Слушай сюда, урод! У тебя одна минута, чтобы объяснить причину простоя. Иначе я тебя здесь же зарою и вот тем катком закатаю.
Мастер выслушивает ультиматум, смотрит в сторону импортного, выкрашенного в яркий желтый цвет катка, и лишь потом поднимает глаза на барина. Глаза совершенно пьяные, видимо, квасит с утра. Ни страха, ни привычного подобострастия во взгляде не было.
– А-а-ааа, Виктор Семеныч! А я с утра вам звоню, звоню. А вы все вне зоны, вне зоны… Сейчас все объясню. А сначала не хотите ли дерябнуть с нами? Петрович, наливай дорогому гостю…
Мастер подмигивает прорабу. Тот с опаской глядит на депутата, но все-таки разливает водку по стаканам, стараясь не булькать. Содержимое протянутого барину стакана немедленно выливается на голову мастеру. Мастер медленно обтекает, утирается, лезет во внутренний карман пиджака, достает листок с текстом и синей печатью, подает депутату.
– Вот, Виктор Семеныч, ознакомьтесь…
Народный избранник рассматривает документ, брезгливо оттопырив губу. Читать он со школы не любит, книг и прочей печатной продукции терпеть не может, разве что мужские журналы. И то, большей частью, картинки с голыми девицами посмотреть. Правда, на работе в областной Думе ему приносят целые кипы разных бумажек, которые приходится подписывать, но читать-то их он не обязан. А тут какое-то предписание: «На основании проверки… от такого-то числа, месяца, года… комиссия… установила факт незаконной вырубки в государственном заповеднике… немедленно прекратить, вернуть в первоначальное состояние»… Депутат ничего не понимает, пробует перечитать еще раз, не справляется, с раздражением сует листок за спину, в руки юриста. Нынче депутат без юриста никуда! Время такое! И в табло нынче вот так просто никому не засветишь, сразу в суд побегут, совсем людишки страх потеряли.
Юрист, тот толк в бумагах знает и бумагу с синей печатью уважает. Хватает документ, водружает на глаза очки (за что и имеет обидное прозвище Очкарик), подносит бумагу к самому носу.
– Виктор Семеныч, это от природоохранной прокуратуры. Предписание. Требуют немедленно остановить строительство в заповеднике и восстановить вырубленный лес за свой счет.
– Че за хрень?! – снова начинает багроветь депутат.
– Ничего не понимаю, – признается Очкарик. – Мы же, в смысле вы, все вроде утрясли. И с прокурорскими тоже. Вы же все разрешения, согласования…
– Откуда бумага? – берет быка за рога депутат.
– Лесник утром принес, – объясняет мастер.
– Какой такой лесник?!
– Местный. Лохматов фамилия, – пояснил мастер. – А еще акт составил и гидрант с генератором опечатал. Пломбой. Сказал, сорвем пломбу – срок. А еще у нас…
– Смотри, – депутат не дает мастеру договорить, берет из рук юриста документ и сминает его в огромной лапище. – Понял?! Так же я твоего лесника. Ты вроде как не понял, на кого работаешь, кому дорогу строишь?! Я – Сенькин, понял? Я Сашку Быкова в спортшколе по рингу, как пацана, гонял, понял?! Я дверь в губернаторский кабинет ногой открываю! Понял?! Работать! Бегом!
Депутат бросает документ на землю и быстрым шагом направляется к генератору рвать пломбу. Мастер с прорабом все-таки выпивают украдкой и бегут за барином. Юрист поднимает смятый листок, аккуратно его расправляет и помещает в папку. Уважение к документам у него в крови.
По дороге к генератору депутат переворачивает гамак с любителем Акунина, сверзая его на землю, пинает ногой сидишник и гавкает на узбеков, отчего те вскакивают на ноги и вытягиваются по стойке «смирно» со своими лопатами. Так же решительно депутат сметает домино со стола перед водилами и указывает пальцем на четыре самосвала, выстроенные в ряд на краю площадки. Водилы на рассыпавшиеся костяшки домино смотрят с сожалением, но к технике идти не торопятся, пытаясь что-то объяснить. Депутат хватается за голову и бежит к машинам. Все четыре «КамАЗа» к работе явно не готовы. Самосвалы стоят на дисках, кто-то старательно проколол все колеса. Все сорок!
– Сторожей! – визжит депутат. – Сторожей сюда!
Визжит так громко, что из второго «Лексуса», сопровождавшего «барский», немедленно выходят крепкие парни характерной наружности. Только вместо спортивных костюмов на них нынче черные костюмы и даже галстуки. Что поделаешь, иные времена…
Начинается следствие. Ночной сторож почему-то только один, да и он обнаружен утром в кустах. Мужик явно не в себе: у него трясутся руки, блуждает взгляд. При обнаружении пытался кусаться, оттого связан бельевой веревкой. На вопросы не отвечает: либо игнорирует, либо нервно смеется. Головной убор отсутствует, волосы дыбом. Черная форма охранника с шевроном «ЧОП Орел» сильно испачкана и в некоторых местах порвана. Словно владельцу пришлось пробираться сквозь очень густые заросли. И попахивает от него…
– Он что, обосрался? – спрашивает депутат, брезгливо морща нос.
– Обосрешься тут, – внезапно отвечает сторож, глядя куда-то в лес. – Я от нечистой силы охранять не нанимался.
Большего от охранника добиться не удалось. Депутат смачно выругался.
К обеду ущерб, нанесенный строителям неустановленными злоумышленниками, примерно подсчитан. Помимо второго, пропавшего, охранника и проколотых шин самосвалов, оказалось, что изрезаны рукав гидранта и гидравлические шланги экскаватора, на топливном баке последнего грубо выцарапан явно фаллический символ. Разбиты все четыре прожектора для ночной смены, хотя установлены они были на решетчатых вышках довольно высоко. Также побито несколько стекол в строительных вагончиках, а в кабине новенького японского бульдозера кто-то нагадил. В общем, смена решительно сорвана.