Эликсир
Шрифт:
— Неправда, выиграла! Давай быстренько переоденемся и пойдем на парад самбы.
— Переоденемся? По мне так ты и так хороша!
— Ты такой зануда!
Бен кивнул, с театральным смирением принимая этот титул, и лифт остановился.
Я действительно собиралась лишь принять душ, переодеться и тут же вернуться вниз, но, только переступив порог номера, осознала, что едва двигаюсь от усталости. Часы показывали, что у нас еще есть несколько часов до того, как нужно будет явиться на Самбадром. Вполне достаточно, чтобы заказать что-нибудь перекусить и даже поспать. Я позвонила Бену и сообщила об изменении в планах.
Мне не удалось поспать долго,
— Для тебя, — сказал он.
— Очень галантно! — промурлыкала я. — Конечно же, ты понимаешь, что у меня в номере стоит точно такая?
— Хм-м, — Бен кинул взгляд через плечо на опустевшую вазу на туалетном столике, — как-то упустил из виду. Но ведь я все равно галантный?
— Чрезвычайно.
— Сегодня вы выглядите просто сногсшибательно, — сообщил он с нарочитым британским акцентом, отчего я расхохоталась и ответила:
— И вы тоже, сэр!
— Превосходно. Тогда вперед? — он подал мне руку, и я оперлась на его локоть, предварительно перекинув кофр с камерой на другое плечо, чтобы он не болтался между нами.
Даже сюда, наверх, доносилась музыка, от которой содрогались улицы, и она становилась все громче по мере того, как спускался наш лифт. Конечно, отель устроил в честь карнавала собственный праздник, и мы едва протолкались черед толпу гостей к бару. Мы с Беном заказали по коктейлю, и нам подали их в широких бокалах на тонких ножках, украшенных огромными ломтями самых экзотических фруктов.
— За Рио? — хихикнула я, поднимая свой бокал.
— За Рио, — ответил он.
Мы чокнулись и выпили. Музыка захватывав меня, пока мне не стало казаться, что это преступление — в такую ночь сидеть на месте и не танцевать.
— Давай потанцуем! — предложила я.
— Клиа, — с упреком напомнил Бен, — ты знаешь, что я не танцую!
Конечно, я это знала. Как знала и то, что Бен не часто мне в чем-то отказывает. Я сползла с табурета, решительно взяла его за руки и, уже покачиваясь в ритме самбы, начала прокладывать путь к танцполу. Там было немало танцоров, но еще оставалось достаточно места для нас. Бен смотрел на меня в ужасе. Ну что ж, придется мне его вести!
— Ну ладно, и что я тут делаю? — все еще пытался противиться он.
Я не отвечала. Просто танцевала.
— Послушай, что ты делаешь? Я так не могу! Это же нереально! У меня бедра так не крутятся! Как ты это делаешь? — он двигался неловко, как ребенок, совершенно не попадая в ритм.
Я положила руки ему на бедра и сказала:
— Не спеши. Все нормально. Просто расслабься и бедра задвигаются сами!
— Да я и так расслаблен! Но у меня слишком робкие бедра: они боятся двигаться без остального тела!
Я рассмеялась, и мы довольно благополучно дотанцевали до конца этой мелодии, а потом отправились на Самбадром, официальное место проведения парада самбы. Журналы, заказавшие мне снимки карнавала, раскошелились для нас на билеты во frisa, то есть в почетной ложе, расположенной ближе всего к участникам шествия. До начала парада оставалось еще полчаса, однако от шума на улице впору было оглохнуть. Я вцепилась в локоть Бена и в ремень кофра, пока Бен прокладывал через безбрежное людское море путь к нашим местам в ложе. Как правило, я терпеть не могу толкаться в такой толпе, но разве это место можно было втиснуть в рамки привычных правил?
Наконец грохот фейерверка возвестил о начале парада, и Королева карнавала лично вывела на самбадром первую группу танцоров. Я была на седьмом небе. Бен выглядел больным.
— Сколько бы дал сейчас за беруши? — прокричала я. Надо отдать Бену должное — он держался изо всех сил, хотя ему здесь совершенно не нравилось.
А тем временем парад самбы преобразил улицы в калейдоскоп ярких сцен — настоящее пиршество для моей камеры. В каждой группе было не меньше сотни танцоров и барабанщиков, все в одинаковых невероятных костюмах с перьями, крыльями, зеркалами, бусами, бубенцами и прочей мишурой. Они двигались между массивными платформами, громоздившимися чуть не до самого неба, причем сами платформы являлись сценой для своих музыкантов и танцоров. Я пожирала взглядом каждую из них, и всякий раз приходила в неописуемый восторг. Мне хотелось увидеть все в эту удивительную ночь.
Большую часть времени мы с Беном провели в ложе, танцуя и делая снимки праздника. К четырем часам утра Самбадром все еще извергал новых и новых участников парада, однако в мои обязанности входило освещение всего карнавала, а не только парада самбы, и нам пришлось вернуться в город. В этот предрассветный час улицы Рио выглядели намного более оживленными, чем иные города в середине дня.
Когда небо на востоке окрасилось первыми розоватыми проблесками зари, мы с Беном вернулись на пляж возле нашего отеля. Здесь тоже продолжалось праздничное веселье. На песке расположились несколько самых одиноких барабанщиков, и вокруг каждого из них собралась своя небольшая группа танцоров. Атмосфера оставалась приподнятой, но уже не такой возбуждающей: дотлевали последние угли неистового гулянья. Только одна группа все еще была полна энтузиазма — судя по всему, студенты, которые прыгали и кричали так, будто ночь только начиналась. Я сфотографировала их и всех остальных, кто находился на пляже, и решила, что с меня довольно. Мой заказ выполнен.
Я уложила камеру в кофр и набрала полную грудь океанского воздуха. Глаза слезились от усталости, но спать совершенно не хотелось. Я повернулась к Бену.
— Потанцуй со мной, — предложила я.
Невероятно, но он не начал ныть, а взял меня и повел к ближайшему барабанщику. Я скинула босоножки, чтобы почувствовать под ногами прохладный песок, и закрыла глаза, отдавшись музыке. Я отдалилась от Бена, и все кружилась и кружилась в танце… Пока не потеряла равновесие и не упала. Бен тут же подхватил меня на руки и с удивительной ловкостью заставил откинуться назад, как заправский танцор.
Я подняла глаза. Надо мной нависла фигура Бена. Его лицо, такое знакомое, на фоне утреннего неба. Его растрепанные каштановые волосы, его нос, чуточку великоватый для его лица, его по-собачьи преданные светло-карие глаза. Подбородок потемнел от отросшей щетины, и мне вдруг нестерпимо захотелось ее погладить. Я легко пробежалась пальцами по его щеке. Колючая.
— Клиа, — его голос почему-то прервался. Он помог мне выпрямиться, но не отпустил. Я не противилась. Было приятно чувствовать его руки у себя на талии. Почему-то вспомнилось мое возвращение из Европы и то, как прилипла к груди его майка. Совершенно бессознательно мои глаза скользнули к распахнутому вороту его рубашки, и на какую-то дикую секунду я представила, как расстегиваю одну пуговицу за другой и мои пальцы скользят по его коже…