Эллиниум: Пробуждение
Шрифт:
На ночлег воины улеглись здесь же – кто во внутреннем дворе, кто в трапезной, на столах и под ними.
Старейшина Копьё, в сильном подпитии, ненадолго вышел из главной башни дворца и, с трудом ворочая языком, сообщил воинам Грома, что поход против пиратов будет скоро, но точно не завтра. Поэтому можно пировать. После этого Копьё вновь скрылся в башне, а воины-кадмийцы вытащили откуда-то из закромов дворца амфору, полную вина, откупорили её и раздали гостям кубки. Чашу для разбавления вина тоже достали, но она оказалась слишком маленькой на такую ораву, поэтому воины стали пить вино неразбавленным,
В какой-то момент один из кадмийцев поймал не ко времени подвернувшуюся женщину – одну из тех хмурых, что прислуживали за столом – и стал сношаться с ней прямо посреди двора, у амфоры с вином. Воины подбадривали его ритмичными криками, а потом стали сменять один за другим.
Ящерка занял очередь, а Пескарь, хоть и был уже очень хмельной, не мог избавиться от омерзительного чувства.
– Что скажет её отец, когда узнает? – спросил он у одного кадмийца.
– У неё нет отца, – усмехнулся воин. – Это царская рабыня. Царь уже давно насытился ею и подарил воинам. Так что можешь не стесняться.
В Городе-в-Долине рабов почти не было. Сколько знал Пескарь, их было всего двое – оба почти старики. Воины Города-в-Долине редко приводили пленников из военных походов, потому что с работой справлялись сами, а рабов нужно было бы кормить. Ни об одной женщине-рабыне юноша до сих пор не слышал. «И хорошо, что у нас их нет», – подумал Пескарь.
Он поднялся на стену, чтобы оказаться подальше от неприятной его взору сцены. Козлик уже спал в углу двора пьяный, а Увалень привычно пошёл следом за своим вожаком.
– Как-то это неправильно, – сказал Пескарь.
– Угу, – пьяно кивнул Увалень, и сын Тверда осознал, что тот даже не понимает, о чем идет речь.
– Вот проклятье! Одна пакость от этого вина.
– Угу, – снова кивнул Увалень и приложился к своему кубку.
– Иди спать, Увалень, – разрешил Пескарь, и тот, снова кивнув, послушно почапал вниз, во двор.
Пескарь отвернулся и стал смотреть со стены на город и море.
Глаз Пробудившегося давно закатился за горизонт; море и небо над ним были черными, как смола. С той стороны раздавался шум волн. Пескарь вдруг подумал, что за целый вечер так толком на море и не поглядел. Понял лишь, что оно совсем не такое, каким он ожидал его увидеть. Как и Кадм. Как и другие люди. Как и всё вообще. От последней мысли хмельная голова закружилась.
В городе горело несколько огней: факелы у наёмной охраны, что стерегла товары, сложенные рядом с пирсами на площади; несколько масляных светильников на кораблях, да иные окна на вторых этажах домов тоже были освещены.
Теперь Пескарь смотрел на Кадм уже без прежнего восхищения. Что-то в нем было глубоко неправильно. Но что именно?..
А может быть, он просто тоскует по родному дому? Первое восхищение новизны прошло, и теперь на чужбине всё кажется ему неуютным?
Он понимал, что эти вопросы выше его разумения. Во всяком случае, пока. Во всяком случае, пока он так пьян.
7
Море было поразительным. Такое же величественное, как горы. Такое же непостижимое, как глаз Пробудившегося. У самого берега – изумрудно-зеленое, а дальше синее, потом серое… оно словно вобрало в себя все возможные цвета сразу. И пахло оно, как огромный незнакомый зверь.
Проснувшись на рассвете, Пескарь первым делом взобрался на стену, чтобы взглянуть на него, и задохнулся от восхищения.
– Оно везде такое? – спросил он у стражника, дежурившего на стене и явно мучимого похмельем. – Его ещё много?
– Море? – стражник сразу понял причину восхищения юноши. – Да, оно очень большое. То, что ты видишь – это Кадмийский залив. Он часть Ядарского моря. Если приглядишься внимательно, вон там, видишь, на самом горизонте? Как будто маленькое пятнышко? Это Раадос.
– Это дня два пути! – предположил Пескарь.
– Если пешком топать, то где-то да, – кивнул стражник. – А на корабле, при хорошем ветре, можно меньше чем за день добраться. На веслах в штиль, конечно, намного дольше.
Пескарь был совсем не знаком с мореходным делом, и что такое «на веслах» представлял себе лишь очень примерно, а слово «штиль» не вызвало вообще никакого отклика в памяти.
В Кадмийском заливе было разбросано немало островов, и Пескарь подумал, что ни за что бы не смог определить, сколько их всего. Кое-где на водной глади виднелись малюсенькие паруса рыбачьих лодок.
– Пить хочешь? – участливо спросил стражник и указал на деревянную лохань, стоящую у стены, с прикреплённым к ней цепью черпаком.
Только тогда Пескарь осознал, что гнетущее чувство во рту – сродни жажды, и зачерпнул из лохани черпаком. Вода показалась ему бесконечно вкусной, почти сладкой. Он сделал такой большой глоток, что даже закашлялся, чем вызвал добродушный смех стражника.
– Ты, я смотрю, к вину не привычен, воин? – спросил стражник.
– Я ещё не воин, – откашлявшись, ответил юноша. – Это мой первый поход. А значит, вино мне пока не полагается. Если, конечно, не удастся стянуть. Меня зовут Пескарь, – добавил он и протянул руку.
Они пожали друг другу локти.
– Я Копер, – представился стражник.
Сколько мог определить Пескарь, Коперу было вёсен двадцать пять. На нем был пластинчатый доспех, то ли старый, то ли изначально неряшливо изготовленный – слишком большие зазоры оставались между пластинками, ненадежно стянутыми кожаными петлями. На голове – уродливый медный шлем, больше всего походивший на перевернутую миску, в руке – короткое лёгкое копьё с железным наконечником. Щита при нём Пескарь не заметил.
– Значит, ты в бою ещё не был? – спросил Копер.
– Нет. Но, думаю, этот день уже близко, – с вызовом ответил Пескарь.
– Ты не думай, я не в упрек говорю, – примирительно поднял руку стражник. – Я ведь тоже пока ещё ни с кем не сражался.
Пескарь удивился:
– Правда? Но ты же воин?
– Я наслышан о порядках у вас, в Городе-в-Долине, – сказал Копер. – У нас, кадмийцев, не так. Воином называется не тот, кто воевал, а тот, кому царь дает в руки оружие. У нас есть старики, всю жизнь прослужившие стражниками и ни разу не проливавшие крови. Ну, если не считать пьяных драк с заморскими корабельщиками да с местными смутьянами.