Элмер Гентри
Шрифт:
Прихожане хвалили его красноречие, его вдохновенный слог. Он видел, что Клео гордится тем, что ему оказан такой прием. Ей удалось ему шепнуть:
— Вы понимаете, что это значит? Так радушно еще никогда не встречали нового проповедника. О, я так рада!
Брат Бенем призвал всех к порядку, и сестра Килвин исполнила соло «Священный город» — довольно плохо. Брат Бенем в короткой и не очень гладкой речи выразил общее восхищение по поводу проповедей брата Гентри. Брат Гентри, в свою очередь, долго и прочувствованно говорил о своем восхищении братом Бенемом, другими членами семейства Бенемов, остальными членами конгрегации, Банджо-Кроссингом, округом Банджо, Соединенными Штатами Америки, епископом Тумисом, методистской епископальной
Торжество закончилось игрой Клео на рояле соло и новым каскадом рукопожатий. По-видимому, было принято, чтобы каждый, кто подходил к пастору или случайно оказывался поблизости с ним, всякий раз хватал его за руку, хоть и успел получить это удовольствие уже неоднократно в течение вечера.
Затем было подано пирожное и сливочное мороженое домашнего приготовления.
Все это было очень скучно и вместе с тем очень лестно для Элмера. Он почувствовал, что его приняли и признали, и был готов взяться за дело.
Для вечерних молитвенных собраний по средам у него были особые планы. Нетрудно было вообразить, что представляет собою молитвенное собрание в Банджо-Кроссинге. Прожужжат два-три гимна, затем человек пять — всегда одни и те же — встрепенутся и забормочут, и опять-таки одно и то же: «Благодарю тебя, господи, что ты явился мне и указал мне прегрешения мои, и пусть те, что еще не узрели света, чьи сердца отягчены грехом, обратятся к господу в этот вечер, пока еще есть в них дыхание жизни» (чего эти последние никогда не делали). А хмурая, несчастная женщина, в выцветшей жакетке, поднимется с задней скамьи и потребует: «Я хочу, чтобы община помолилась о моем муже и спасла его от греха, от пьянства и от курения». «Я, быть может, и не такой ученый, как епископ Тумис, — размышлял Элмер, — зато умею придумывать разные штучки, чтобы расшевелить молящихся и привлечь народ в церковь, а это стоит побольше, чем вопли о пророках и теологии!»
Начал он свои «штучки» на первом же молитвенном собрании.
Он внес предложение:
— Знаю, что многие из вас хотели бы высказать свои религиозные чувства, но иной раз трудно подобрать новые слова. Вот я как раз и хочу предложить вам кое-что новое. Пусть каждый по очереди выберет тот гимн, который лучше всего выражает его чувства к нашему возлюбленному спасителю и милостям его. А мы все подхватим и сольемся в ликующем славословии.
«Штучка» сошла блестяще!
— Знатный малый, этот новый методистский пастор, — говорили на той неделе в Банджо-Кроссинге.
Застенчивые, неловкие и как будто равнодушные, они исподтишка по-дружески следили за ним, готовые похвалить его как доброго соседа или поднять на смех как дурачка.
— Да, — говорили они, — малый хоть куда! Знает свое дело. И язык подвешен — мое почтение. И настоящий мужчина. Прямо в глаза глядит. Одна беда — не засидится он у нас, слишком хорош. И, между прочим, раз уж он так хорош, — почему ж его прислали сюда? В чем тут загвоздка? Уж не выпивает ли, как полагаешь?
Элмеру, хорошо знавшему и свой канзасский Париж и Гритцмейкер-Спрингс, нетрудно было угадать, какие именно пойдут о нем пересуды, и, обходя дом за домом, лавку за лавкой, пожимая десятки рук, он старательно объяснял, что много лет работал на ниве евангелизма, а теперь, по совету своего старого, верного друга епископа Тумиса, решил годик потрудиться в их вертограде, чтобы набраться сил для грядущей работы.
К женщинам во время своих пасторских визитов был внимателен, но держался с ними осторожно. Расхваливал их кулинарные таланты, их моррисовские кресла, сувениры с Ниагарского водопада и школьные тетрадки их детей. С мужчинами, решительно всеми, включая местного врача, местного гомеопата, юриста, начальника станции и всех служащих магазина Бенема, старался быть в самых дружеских отношениях.
И в то же время он
Обязанностями в Банджо-Кроссинге он был обременен не слишком, и в своей тихой комнатке, в доме вдовы Кларк, мог час за часом спокойно заниматься самообразованием.
Он продолжил свои богословские изыскания, прочел все проповеди Брукса, Бичера и Чапмэна, каждый день читал по три главы из библии и дошел до конца буквы «Г» в библейском словаре. Особенное внимание уделял он методистскому учению в виде подготовки к Годовой конференции, на которую ему предстояло явиться в качестве кандидата, чтобы стать полноправным членом методистского духовенства. Свод методистского учения, представляющий собою сочетание методистских молитв и «Особых постановлений», трудно было назвать увлекательным чтением. Много ли материала для проповеди или хотя бы для пополнения интеллектуального багажа способен дать, скажем, такой параграф:
«Совместная рекомендация двух третей присутствующих и имеющих право голоса членов нескольких годовых конференций, а также двух третей присутствующих и имеющих право голоса членов мирских избирательных конференций является достаточной для того, чтобы уполномочить ближайшую Общую конференцию вынести при большинстве в две трети голосов решение об изменении или дополнении любого из постановлений настоящей Конституции, за исключением параграфа 1 главы X; а после того, как таковые изменения или дополнения будут приняты большинством в две трети голосов на Генеральной конференции, то, как только они будут одобрены двумя третями присутствующих и имеющих право голоса членов нескольких Годовых конференций, а также двумя третями присутствующих и имеющих право голоса членов мирских избирательных конференций — они войдут в силу; результаты же голосования должны быть объявлены Генеральным Секретарем».
Ему, пожалуй, уж больше нравились отрывки из «Религиозного Устава»:
«Жертва Христа, единожды принесенная, есть полное искупление, очищение и отпущение всех грехов мира — как первородного греха, так и грехов содеянных, — и нет иного искупления греху, кроме этого, единственного. А посему жертвоприношение во храме, когда священник, как говорят, приносит в жертву Христа за живых и мертвых для избавления от страданий или от вины, — есть богохульственный и опасный обман».
Ему было не вполне ясно, что все это значит, но звучало это красиво и вдохновенно! «Богохульственный и опасный обман». Просто здорово!
В ближайшее же воскресенье он сообщил в назидание своей пастве, что непогрешимость папы римского есть «богохульственный и опасный обман». Они так и подскочили на месте.
Немало поучительного вынес он также из «Правил поведения проповедника» (также — часть «Свода»):
«Будь серьезен. Пусть твой лозунг будет таков: „Святость во господе“. Избегай легкомыслия, шуток, праздной болтовни. Не трать лишних слов, веди себя благоразумно с женщинами. Каждому, кто находится на твоем попечении, прямо говори, но ласково и незамедлительно, что ты находишь предосудительного в его поведении и характере. Иначе это будет жить в сердце твоем и мучить тебя.
Как правило, рекомендуем следующее распределение времени: 1) Как можно чаще вставать в четыре часа утра. 2) От четырех до пяти утра и от пяти до шести вечера — молиться, размышлять и читать священное писание, делая пометки.
Искореняй в церкви нашей куплю-продажу товаров, которые не оплачены пошлинами, установленными государством… Искореняй подкуп — прямой или косвенный при голосовании на любых выборах».