Элнет
Шрифт:
Старик Чужган поначалу испугался, как бы Чачи не сделала чего-нибудь над собой: как-никак ушла из его дома. Если повесилась или утопилась, хлопот не оберешься. Но прошел день, другой, третий, никто не приходил к Чужгану с расспросами, потом дошли слухи, что сноха живет у отца.
Тут уж Чужган почувствовал себя оскорбленным. Вот ведь бесстыжая девка, ославила на три волости! Пусть ушла бы через месяц или даже через неделю, а то сбежала в первую же ночь… Седьмой десяток живет на свете Чужган, но ничего такого до сих пор не видывал и не слыхивал.
Те же мысли занимали и дочерей и снох Чужгана.
Ни сам Чужган, ни его жена, ни сыновья не выходили жать, а его дочерям и снохам приходилось работать наравне с батраком. По пятницам и воскресеньям Чужган нанимал человек пятьдесят — шестьдесят жнецов, и тогда его сыновья ходили среди них, словно бурмистры.
Но сегодня не пятница и не воскресенье, поэтому на поле трудятся только Чужганова дочь Оляна, две снохи да батрак. Женщины сплетничали между собой, не стесняясь батрака.
Судача о том, о сем, заговорили и о Чачи.
— О господи, господи, хватило же у девки смелости! — удивлялась жена Романа. — От мужа сбежала!
— Элнетские девки — все бойкие, — сказала жена Александра. — Прошлым летом в Энгерсола приезжала свадьба, так, говорили, у них девка в барабан колотила!
— Да что ты!
— Здорово, говорят, колотила. У шайринских барабаны большие, громкие. Стучит она и поет: «В семи Шайрах одна Майра!» А на ногах у нее сапоги!
— В прошлом году на масленице в Корамасах я тоже насмотрелась на одну шайринскую, — сказала Оляна. — Вот уж бессовестная девка! Плясать сама выходила, и просить не надо! А уж на парней вешалась…
— Видать, дочь Яшая такая же.
— Что ни говори, остался Макар на бобах, — вставил свое слово батрак. — Ему бы взять ложку и снять сливки, а они как раз сбежали!
— Да остались ли Макару сливки-то? — с насмешкой спросила- жена Александра. — Говорят, она всю зиму спала с кудашнурским Сакаром на смолокурке.
— Небось не с одним Сакаром путалась, — высказала свое предположение Оляна. — И после Сакара кто-нибудь был…
Урядник Варлам Яковлевич, проезжая Лопнур, по пути заехал попить чайку к деду Чужгану. В Кудашнуре ни у одного хозяина не побалуешься чайком, уж очень бедная деревня.
— Добрый вечер, Осип Кондратьевич, — приветствовал урядник Чужгана. — Как живем-можем?
— Понемножку, Варлам Яковлевич. Сам-то ты по какому делу ездишь?
— Да вот, был в Кудашнуре. Собирал сведения, кто такой Захар Ефремов, который сидит в тюрьме.
— Не знаешь, Варлам Яковлевич, скоро его отпустят?
— Про это лишь богу да начальству известно, мы про то не ведаем… Между прочим, тамошние мужики ничего плохого о нем не говорят. Рассказали мне одну смешную историю, как он в сюрем выгнал картов из своей избы… Ха-ха-ха! Так им и надо! Молодец парень!
Все веры, кроме православной, урядник считал «погаными». Марийских картов он называл не иначе, как слугами самого дьявола. Но сообщение о том, что Сакар выгнал картов, урядник на всякий случай занес в протокол. Кто знает, может, начальству и это пригодится. Уж лучше написать побольше, чем поменьше.
За чаем Чужган с Чужганихой рассказали Варламу Яковлевичу про Чачи.
— Как ты думаешь, Варлам Яковлевич, можем мы силой вернуть ее обратно? Сам понимаешь, как она нас опозорила… А уж мы тебя за хлопоты отблагодарим.
— Что ж вы мне раньше не сказали, я бы давно ее привел. Нет такого закона, чтобы жена от мужа бегала.
— Так-то оно так, да только мы сами сделали промашку, не обвенчали их.
— A-а, ну тогда ее не вернешь. По закону невенчанная — значит, не жена.
— И чего по дороге не завернули в церковь! — сокрушалась Чужганиха. — И деньги батюшке наперед были уплачены, и бумага нужная была у Чачи в сундуке.
— Мать, где эта бумага? — спросил дед Чужган.
— Я ее в свой сундук убрала.
— Так что, Варлам Яковлевич, нельзя ли как-нибудь… Ведь мы в большие расходы вошли…
— Расходы — это одно, а главное — ославила она нас, проучить девку надо.
Урядник почуял, что тут можно хорошо поживиться. Только он никак не мог придумать, за что бы ухватиться.
— Ты вот что, Осип Кондратьевич, — сказал, немного подумав, Варлам Яковлевич, — приезжай-ка ты завтра ко мне. Есть у меня один человек, любому адвокату нос утрет, уж он-то отыщет лазейку.
На другой день перед обедом Чужган приехал к уряднику. Тот послал его за водкой, а сам пошел за своим «адвокатом».
Дед Чужган принес четверть водки, жена урядника поставила самовар, вскоре вернулся и урядник. Увидав пришедшего с ним «адвоката», старик Чужган упал духом: «адвокатом» оказался какой-то тощий замухрышка-дьячок.
Перехватив взгляд Чужгана, Варлам Яковлевич поспешил его успокоить:
— Осип Кондратьевич, вот этот человек тебе поможет. А то, что он плохо одет, пусть тебя не беспокоит.
Он прежде был знаменитый юрист. Вот эта самая его довела. — И урядник щелкнул по бутылке.
— Варлам Яковлевич, — встрепенулся дьячок, — не нужно об этом! Homo sum: humani nihil а те alienum puto[20]. Но к чему я вам это говорю, разве вы поймете! Лучше налей поскорей одну — выпью, ad majorem dei gloriam[21], как говорят иезуиты.
— Налью, налью. Садись за стол, Осип Кондратьевич, садись сюда. — Урядник налил три стакана. — Ну, будем здоровы!
Дьячок взял стакан, перекрестился:
— Во исцеление души и тела!
Он выпил и улыбнулся:
— Варлам Яковлевич, наш семинарский учитель-латинист говорил так: repetitio est mater studiorum[22]. Налей-ка еще по одной, а там уж можно поговорить и о деле en famille[23], как говорят французы.
Урядник снова наполнил стаканы.
— Ну, Осип Кондратьевич, теперь рассказывай все по порядку: что и как было, и чего ты хочешь.