Элнет
Шрифт:
Дед Чужган рассказал все, как-есть.
Дьячок долго думал, потом покачал головой;
— Тут, брат, per fas et nefas[24] — ни правдой, ни неправдой ничего не поделаешь.
— А ты, Аполлинарий Федулович, пошевели мозгами получше, может, и найдешь какой-нибудь способ, — сказал урядник и снова наполнил стаканы.
Дьячок выпил и снова задумался. Он долго сидел, склонившись над столом, потом воскликнул:
— Эврика! Нашел! Только это стоит денег.
— За деньгами дело не станет, — сказал Чужган. — Заплатим сколько надо, лишь бы
— Выгорит! Сейчас дашь в задаток десять рублей, когда все будет сделано, еще две десятки.
Чужган выложил десять рублей.
— Теперь давай метрику твоей снохи, а завтра привезешь метрику сына. Если ваш поп спросит, зачем нужна метрика, скажи, что хочешь подучить сыну паспорт. Только не говори, что это я велел. Завтра же приезжай, все будет сделано. Ну, Варлам Яковлевич, наливай…
Голова у пьяницы-дьячка была и впрямь золотая, Все было сделано им очень просто. Он взял чистый бланк, вписал в него, что Чачи и Макар такого-то числа обвенчались при таких-то свидетелях. Из церковной книги он выдрал лист с записями за это число: все равно до нового года никто не будет эту книгу проверять, а потом поди узнай, кто выдрал лист, когда в церкви три попа, три дьячка и дьякон, да угадай, что там было написано!
Эту метрику дьячок вместе с другими бумагами понес на подпись к попу. Поп всегда ленился читать бумаги, а тут у него как раз случились гости. Поэтому он, не читая, расписался на метрике и приложил печать.
Так обвенчали Чачи с Макаром.
Теперь-то Варлам Яковлевич мог действовать! Теперь закон оказался на его стороне!
Как раз в то время, когда пришла бумага от Тагановского, в Аркамбале снова начались большие волнения, они перекинулись и на Курыктюры.
Япар оказался в чести. Земский начальник со становым приставом повсюду возили его с собой. Он выступил как главный свидетель. По его- доносу посадили человек десять. Дом с решетками на окнах, стоявший во дворе волостного правления, был переполнен. У аркамбальского урядника, допрашивавшего мужиков, распухли кулаки.
Через неделю двух мужиков — одного из Курыктюра и одного из Мюшылтюра — отправили в Царевококшайск. Остальных, как их ни били, как ни стращали, пришлось отпустить по домам. Так что они отделались легко: только отведали урядничьего кулака да покормили клопов в холодной.
Яшай Никифоров тоже просидел трое суток.
После того, как двух мужиков отправили в Царево-кокщайск, все успокоилось.
Между тем полевые работы-не ждали. Рожь начала ссылаться.
Яшаиха позвала Чачи помочь им с отцом на жатве. Григорию Петровичу не хотелось, чтобы Чачи ходила на полосу. Он предложил денег, чтобы нанять работника, но Чачи отказалась.
— До сих пор мы никогда не нанимали, — сказала Яшаиха. — Если теперь нанять, люди станут смеяться. Да и Чачи не привыкать работать. Лучше купи ей что-нибудь на эти деньги.
Григорий Петрович не настаивал.
Земский начальник со становым теперь взялись за учителя с другого бока: они начали расспрашивать его как свидетеля. Но Григорий Петрович разгадал их нехитрый маневр, им от него ничего не удалось добиться.
После одного из допросов, когда Григорий Петрович собрался уходить, становой сказал:
— Смотрите, Григорий Петрович, вы играете с огнем.
И учитель понял — это последнее предупреждение.
…Дойдя до межи, Яшай сказал:
— На другую полосу идти далеко, да и обед скоро. Давайте прежде чайку попьем, а потом уж пойдем дожинать. Ты, мать, ступай домой, приготовь чего-нибудь поесть. Мы с Чачи пока приберем снопы. В копны класть не будем, рожь больно сухая.
— Может, и снопы лучше не трогать, — проговорила Яшаиха, — осыплются ведь, как носить будете.
— И то правда, — согласился Яшай. — Ладно, пусть полежат до утра, ночью их росой смочит. Завтра придем пораньше и все сделаем.
Все четверо пошли в деревню.
Уже в деревне возле самого двора им повстречался Япар. Он пристальным взглядом осмотрел Чачи, но она этого взгляда не заметила.
Чачи осталась обедать с родными, так как Григорий Петрович с утра собирался на рыбалку и, наверное, еще не возвратился.
Только все уселись за стол, как послышался скрип ворот. Чачи выглянула в окно, и у нее подкосились ноги: во двор входил Макар Чужган. За ним шли урядник и стражник. Чачи оглянулась по сторонам, метнулась к двери, но было поздно — в сенях хлопнула дверь. Чачи бросилась на печь, забилась в самый дальний угол и загородилась валенками.
В избу ввалились Макар, аркамбальский урядник Варлам Яковлевич, Япар, десятский и тетка Ведаеи. Два стражника остались снаружи: один во дворе, другой на улице.
— Хлеб да соль, отец! Хлеб да соль, мать! — сказал Макар.
— Да будет так… Макар, — ответил Яшай. Назвать его зятем у него язык не повернулся. — Садись, отведай нашей хлеб-соли.
— Я нынче приехал не угощаться, я приехал за женой, за своей законной, за венчанной.
«Чего он врет, мы не венчались…» — подумала Чачи, и сердце в ее груди затрепетало, как испуганный заяц.
— Чачи в клети, что ли? — спросил Макар.
— Нет ее… — пробормотал Яшай. — Сами не знаем, где она…
— Хватит! — прикрикнул на Яшая Варлам Яковлевич. — У нас нет времени разговаривать с тобой. Сейчас же отдай дочь ее законному мужу. Нет такого закона, чтобы жена жила отдельно от мужа.
— Я, как полагается, по-человечески, проводил к нему свою дочку. А что он не справился с собственной женой, тут я ни при чем…
— Обыскать дом! — приказал урядник.
Япар полез в подполье. Чиркая спички, обшарил все углы.
— В подполье нет.
— Искать везде!
Чачи замерла на печи ни жива ни мертва.
Япар заглянул на печь, пошарил рукой. Чачи слышала совсем рядом его дыхание. «Ну, теперь попалась», — решила она и закрыла глаза.
Но Япар не заметил ее. В избе было темно, а на печи и того темнее. Темнота спасла Чачи.
— Наверное, в клети спряталась, — сказал Макар.
Открыли клеть, перекидали все, что там было. Потом переворошили сено на сеновале, в огороде перещупали кучи картофельной ботвы.