Элохим
Шрифт:
Он яростно подстегнул коня и умчался прочь, оставив телохранителей в полном недоумении.
Через некоторое время свежий зимний ветер несколько остудил его ярость. Элохим ослабил вожжи и позволил коню идти вольной поступью. На душе по-прежнему было тяжело. Но, по крайней мере, он теперь мог спокойно обдумать случившееся.
До сегодняшнего дня Элохим пользовался большим уважением у жителей Иерусалима. Среди иудеев он был самым богатым человеком. Лишь сириец Сарамалла, близкий друг царя Ирода, превосходил его своим богатством. Многочисленные стада крупного и мелкого скота Элохима паслись на пастбищах по всей Иудее и Самарии. Львиная доля
Но уважение людей он завоевал не только и не столько умением вести крупное хозяйство, сколько своей щедростью и искренней заботой о нуждающихся. Всю прибыль он ежемесячно делил на три равные части. Одну отдавал Храму, другую распределял между сиротами, вдовами и нищими, а третью оставлял для нужд своей семьи и собственного хозяйства.
Теперь он был задет за живое, глубоко уязвлен. Рубен коснулся больного места в его семейной жизни. Брак с Анной был счастливым. Они любили друг друга так же сильно, также страстно, как двадцать лет тому назад, не теряя все эти годы надежды на то, что Бог рано или поздно пошлет им наследника.
Но теперь он потерял всякую надежду. Выходка Рубена поставила его перед лицом горькой правды. В ушах все еще звенели его слова: «Значит, Бог отверг его». И вся беда состояла в том, что он не знал, что на это ответить. Он действительно ощущал себя отверженным.
Рубена он знал давно, с детства. Тот не посмел бы унизить его с глазу на глаз. Другое дело при людях, в Храме, в праздничный день. Элохим не мог наказать его на месте.
Сидя с поникшей головой на коне, он бесцельно блуждал по улицам Иерусалима. Всюду было полно народа. Люди были охвачены праздничным весельем. Среди них его одинокая фигура выглядела странно: он производил впечатление человека, безнадежно затерявшегося в своих тяжелых мыслях.
Постепенно темнело, и Элохим не заметил, как очутился перед воротами своего дома. «Видимо, конь сам нашел путь», – мелькнуло в голове. Сначала он хотел войти в дом, но потом понял, что это выше его сил. Он не сможет продолжать жить по-прежнему и делать вид, что ничего не произошло. Как теперь смотреть Анне в глаза? От одной этой мысли он содрогнулся. Нет, он не сможет вернуться к ней. Ему надо уходить! Но куда? Может к тестю, посоветоваться с ним? Рабби Иссаххар ему был близок как отец. Но сейчас Второсвященник в Храме. Вернется домой поздно вечером. Элохим впервые в жизни оказался в полной нерешительности. Он не знал, что надо делать. Знал только, что отныне его жизнь круто изменилась.
Он привстал с седла, обернулся и посмотрел в сторону Храма, находящегося на вершине горы Мориа. На всем белом свете не было для него дороже места. Затем он опустился в седло и помчался от дома прочь.
Между тем в Храме праздничная дневная служба завершилась. Симон бен Боэтий, Коген Гадол [6] и рабби Иссаххар, Сеган ХаКодешим [7] в сопровождении двух мемунехов [8] удалились в притвор Первосвященника в Святилище.
6
Kohen Gadol – Первосвященник.
7
Segan HaKodeshim –
8
Memunneh (Catholikin) – помощник Первосвященника.
Присутствующие почтительно уступали дорогу старейшинам, членам Синедриона и главам колен Израиля. У всех праздничное настроение было испорчено неожиданной выходкой Рубена. Но никто ему ничего не сказал. Лишь некоторые из старейшин, проходя мимо, бросали на него укоризненный взгляд. Было очевидно, что никто не одобрял его поступка.
Рубен был уверен в своей правоте и рассчитывал на всеобщую поддержку. Но теперь ему стало ясно, что он допустил непростительную ошибку. Бессмысленно было оставаться в Храме на вечернюю службу. Он отыскал своих сыновей во Внешнем дворе и вместе с ними вернулся домой.
Дочери весело выбежали им навстречу, за ними вышла Ася, жена Рубена. Самая меньшая дочь, любимица отца, кинулась ему на шею. Он нежно обнял ее, вымученно улыбнулся жене и вошел в дом.
Ася была чуткой женой. Существуют на свете женщины, которые как бы созданы только для семьи. От них веет теплом и уютом. Глядя на их милые лица, невольно в голову приходит мысль: «Вот какой должна быть любящая мать и верная жена». Ася относилась к таким женщинам.
Но как и у всех женщин, у нее была своя тайна, о которой знали только Анна и Элохим. Ася была влюблена в Элохима еще задолго до Анны, в чем она призналась ей как своей самой близкой подруге. Перед ее свадьбой с Рубеном Анна, будучи женой Элохима, пригласила Асю к себе, но сама ушла к отцу.
Дверь Асе открыл Элохим. Она потеряла дар речи. В доме кроме него никого не было. Она вошла, и вскоре оба догадались, что Анна намеренно оставила их наедине. Ася упала в объятия Элохима и отдалась ему прямо на полу. На всю жизнь Элохиму запомнились ее жгуче-черные, ниспадающие до плеч курчавые волосы и точеное, мраморно-белое тело. А она унесла с собой самый счастливый миг своей жизни. Больше они никогда не встречались наедине.
Спустя двадцать лет Ася по-прежнему была миловидна. Внешне изменилась мало, и лишь седые нити, вплетенные в ее курчавые волосы, выдавали ее годы.
Ася задержала Ахара, старшего сына, у дверей.
– Что с отцом?
– Не знаю, имэ, – недоуменно ответил Ахар.
– Он не в духе?
– Кажется, да. Всю дорогу от Храма мы шли молча.
Рубен выглядел угрюмым. За праздничным столом дочери, перебивая друг друга, без умолку что-то ему рассказывали. Но он не мог их слушать. Все мысли были заняты Элохимом. Глядя на беззаботно веселые лица своих дочерей, он думал о совершенной им роковой ошибке. Теперь он понимал, что беда нависла над всей его семьей.
«Что же я натворил? – укорял он себя. – Что станет с ними? Черт меня дернул за язык». В эту минуту он готов был отдать все свое состояние, лишь бы повернуть время вспять: «Господи, помоги!»
Дольше он не мог скрывать душевного смятения и, не выдержав, резко встал из-за стола. Все умолкли и тревожно посмотрели на него. Он попытался что-то сказать, не нашел слов, виновато улыбнулся и вышел из комнаты.
Ему было душно в комнате. Он открыл дверь и прошел в сад за домом.
На свежем воздухе стало легче дышать. Он мысленно вернулся к тому моменту, когда громко позвал Элохима. Ему надо было разобраться.