Элохим
Шрифт:
Лишь у ворот рынка на миг она возвращалась из своего мира с тем, чтобы смерить Длинного Дана презрительным взглядом. И, брезгливо фыркнув в его сторону, она проходила мимо. На рынке она наполняла свою корзину фруктами, овощами, всего понемногу, не спрашивая никого, но строго соблюдая умеренность. И уже на обратном пути непременно бросала Длинному Дану или яблоко, или грушу. Длинный Дан при этом обиженно отворачивался и ждал, пока она пройдет мимо.
Никто толком не знал, откуда она попала в Иерусалим. Поговаривали, что ее пятилетней девочкой какая-то идумейская банда украла с севера, далеко за Араратом. Она была изнасилована всей бандой и брошена на произвол судьбы на одном из пастбищ
Элохим не знал, как ответить Дура-Делле, настолько был удивлен ее обращением. Но Дура-Делла и не ждала его ответа. Она прошла мимо. «Вот она задержала меня на какое-то время. Возможно, сама не ведая того, она спасла меня от неминуемой смерти. Быть может, впереди меня ждал камень с крыши. Или же, наоборот, из-за этой задержки я окажусь на том месте и в тот момент, где и когда с крыши свалится камень».
– Не мучай себя, Элохим. Камень уже сорвался с крыши на этой улице. Еще позавчера, и никого не убил. Второй раз упадет не скоро. Иди смело!
Это был голос Дура-Деллы. Элохим обернулся назад. Но она уже растворилась во мгле. Элохим встревожился. «Мерещится? Не схожу ли с ума?». Щипнул самого себя и двинулся дальше. Ускорил шаги. Вскоре добрался до конца улицы, свернул налево и пошел вдоль городских стен. Выйдя за город, он спустился по каменным лестницам в долину Енном, а оттуда прошел к Силоамскому пруду. Там он вышел на проторенную тропинку, которая и привела его в Царские сады.
Царские сады когда-то принадлежали его предкам, иудейским царям. Каждый из них, начиная с Давида, сажал там по дереву. Элохим также посадил дерево. На следующий день после женитьбы на Анне. Он часто приходил сюда, любил побродить между деревьями и общаться с ними. Эти тихие разговоры вносили в его душу покой и светлую радость, как ничто другое.
Он хорошо знал все тропинки. Нашел свое дерево. Уселся под ним и прислонился к стволу. Вытянул одну ногу. Положил меч вдоль нее. Откинул голову назад. Закрыл глаза. Покой разлился по всему телу. Дышалось легко.
– Элохим, ты спишь?
Он услышал мягкий добрый голос.
– Нет, – ответил Элохим.
– Есть сон. Есть явь. Еще есть то, что между ними. Глаза спят, но душа бодрствует. Ты видишь закрытыми глазами. Видишь зорче, чем наяву. Видишь ли меня?
Из темноты выступил седовласый худой старик в ослепительно-белом одеянии, чем-то напомнив Элохиму рабби Иссаххара.
– Вижу. Кто ты?
– Сам угадаешь. Ты был прав давеча, когда сказал Иосифу, что отныне у тебя нет выбора ни в чем.
– Выбор! Слово-то какое? Вроде бы понятное, но при этом таинственное.
– Как и сама жизнь. Вроде бы понятна, но в то же время таинственна. И выбор заключен в ее средоточии. Он в истоках даже самого что ни на есть
– Он любил Еву, не хотел ей отказать. Как-никак она была его женой.
– Нет. Прежде всего она приходилась ему дочерью. Она вышла из его ребра. После стала женой.
– Дочери тем более трудно отказать.
– Трудно, но возможно, а в его случае даже было необходимо. Одно маленькое движение руки изменило все, нарушило гармонию и внесло в мир столько раздора и страданий. Крупные изменения берут начало всегда с незначительных событий. Выпад Рубена – тоже незначительное событие. И оно осталось бы таким, если бы ты напал на него там, в Храме. Но ты поступил иначе. И Эл Элйон оценил твой выбор.
– Мелхиседек! Ты царь Мелхиседек! – воскликнул Элохим.
– Благословен Элохим, Сын Давидов, Богом Всевышним, владеющим Небом и Землей! И благословен Эл Элйон, давший ему Сына!
– Великое Тайное Предсказание.
– Отныне сама твоя жизнь и есть исполнение Великого Тайного Предсказания. День за днем ты проживешь Его, пока Оно не исполнится сполна. Оттого тебе и кажется, что нет у тебя ни в чем выбора. Предсказание не отменимо. Оно как мощный поток реки. Ты попал в поток.
– Но почему я?
– Ибо Он может родиться только в семье сына Давидова и дочери Аароновой.
– Кто Он?
– Сын Эл Элйона. Великий Царь и Высший Священник. Спаситель мира.
– Мессия!?
– Y’varech’cha HaShem v’Yishmerecha! [17]
Мелхиседек внезапно исчез. Элохим открыл глаза. Никого не было. И он тут же уснул глубоким благотворным сном.
Анна сидела за столом одна. Стол был празднично накрыт. Иудифь, служанка-моавитянка, постаралась на славу. На столе горели свечи. Но праздничная менора оставалась не зажженной. Только глава семьи мог зажечь восьмисвечие в день Хануки. «Где же ты, Элои?». Анна не выдержала, встала из-за стола и начала тревожно ходить по комнате.
17
Да благословит тебя Бог, да хранит тебя Бог!
Вернулся Иосиф. Анна тут же стала допрашивать его:
– Ну что, Иосиф? Нашел его?
– Нашел.
– Слава Богу! Где он? Почему вернулся без него?
– Он ушел. Оставил коня.
– Коня?! Зачем? Куда ушел?
– Не знаю. Сказал, чтобы ты не беспокоилась.
– Не беспокоилась!? Боже мой!
Анна безутешно зарыдала. Отошла от Иосифа. Опустилась на стул. Достала платок.
– Он ушел навсегда. Больше не вернется.
– Анна, милая, не плачь. Он вернется. Увидишь.
Анна отрицательно помотала головой.
– Нет. Не вернется. Знаю его.
Она действительно и знала, и чувствовала своего мужа. За двадцать лет совместной жизни она научилась понимать его как никто. Могла угадывать его мысли с полуслова, с одного взгляда, с одного жеста и предвидеть его поступки. Она любила его безмерно и была благодарна судьбе за Элохима. Только бесплодие омрачало их семейное счастье. Но они всегда жили надеждой. Утешали себя тем, что дети иногда рождаются поздно. Как у Авраама и Сарры. Годы проходили. Надежда медленно увядала, уступая место тихому смирению. В бесплодии каждый в глубине души винил себя.