Элохим
Шрифт:
– Он винит себя. Ему стыдно смотреть мне в глаза. Нет, он не вернется.
– Анна, он не сказал, что уходит навсегда.
Анна вытерла глаза, поцеловала деверя и ушла наверх в свою комнату. Пришла Иудифь помочь ей укладываться на ночь.
– Госпожа, не гоже плакать. Праздник ведь. Вы сегодня даже забыли повязать новый платок на голову.
Анна от злости внезапно вскипела.
– Какой еще платок? О чем ты? Забирай его себе и оставь меня в покое!
– Не я же виновата, что Господь закрыл Вам утробу? [18]
18
Ср. “And Judith her handmaid said unto her: how long humblest thou thy soul? The great day of the Lord hath come, and it is not lawful for thee to mourn: but take this headband, which the mistress of my work gave me, and it is not lawful for me to put it on, forasmuch as I am an handmaid, and it hath a mark of royalty. And Anna said: Get thee from me. Lo! I have done nothing (or I will not do so) and the Lord hath greatly humbled me: peradventure one gave it to thee in subtlety, and thou art come to make me partaker in thy sin. And Judith said: How shall I curse thee, seeing the lord hath shut up thy womb, to give thee no fruit in Israel?”. – The Book of James – Protevangelium. 2:2.
Иудифь
Приснилась ей маковая поляна. Дул жаркий ветерок. На самом краю поляны находился деревянный сарай. Она подошла к двери и открыла ее. Заглянула. Увидела Элохима. Он лежал на соломе с мечом в руках. Ей показалось, что он спит. Она разбудила его. «Вставай скорее! Чудный день. Пойдем к реке купаться!». Они вместе вышли и пошли по тропинке вниз. На другом конце поляны возвышался дуб. Еще издалека она заметила, как кто-то спрятался за ним. Подошли ближе, и она увидела обнаженную девушку, лежащую на траве под дубом. Она улыбнулась ей. В ней она узнала себя, юной. «Взгляни, кто там лежит под дубом». Следом она услышала сначала, как Элохим воскликнул: «Это же ты, Анна!?», а потом и свой повелительный голос: «Ляг с ней!».
Юная Анна протянула ему руку. Он присел рядом с ней. Из-за дуба вышел юноша неземной красоты. На правой щеке юноши была маленькая черная родинка, которая мгновенно бросилась ей в глаза, и в них тут же начало темнеть.
– Не смотри на родинку, – предупредил юноша, – смотри прямо мне в глаза.
Анна оторвала взгляд от родинки. Вернулось зрение.
– Оставь их здесь. Пойдем к реке, – сказал юноша.
Она отвернулась. И внезапно почувствовала Элохима в себе. Она никогда не испытывала подобного наслаждения. Юноша улыбнулся и пропустил ее вперед.
– Твоя молитва, Анна, услышана. Элохим вернется.
– Когда?
– На тридцатый день от Хануки.
Они дошли до реки. Юноша повернул ее лицом к себе.
– Еще одна новость. Ты зачала ребенка. Радуйся!
– Когда?
– Только что. Во сне. А наяву еще вчера. В ночь на Хануку.
– Я беременна!? По-настоящему!? – воскликнула Анна.
Юноша рассмеялся.
– По-настоящему, по-настоящему, Анна.
– О, как здорово! И Элохим не знает.
– Мужчины всегда узнают с запозданием. Такова их участь.
– Надо его обрадовать. Пойдем скорее обратно.
– Успокойся, Анна. Его уже там нет.
– Не могу поверить! У нас будет ребенок! Как хорошо! Куда он пошел? Надо срочно сообщить ему.
– Анна, не волнуйся. Это моя забота.
– Проснись, Элохим! Проснись! Уже утро!
19
Sha’ar Susa – возможно те самые ворота в восточной стене Храма, известные впоследствии как Золотые ворота.
Только что рассвело. Птицы шумно пели на деревьях. Было холодно и свежо.
Перед ним стоял юноша с родинкой на правой щеке.
– Благая весть. Анна ждет ребенка.
– Анна?! Беременна! Кто ты?
– Вестник.
– Чей?
– Эл Элйона, Владыки Неба и Земли.
– Значит, Царь Мелхиседек сказал правду!?
– Царь Мелхиседек всегда говорит только правду.
– Но почему Анна мне не сказала?
– Узнала только этой ночью.
– Стало быть, я имел право на жертвоприношение в Храме. И Рубен был не прав.
– Выходит так.
– Что теперь делать?
– Подняться на гору Соблазна, как и задумал.
– Почему не домой?
– Две причины. Время Рубена еще не пришло. Ханука только началась. Нельзя осквернять святой праздник кровопролитием. И, во-вторых, Анна узнала о своей беременности в сновидении. Она еще спит. Скоро проснется. Ей нужно время, чтобы убедиться самой. Тебе придется подождать.
– Сколько?
– Тридцать дней.
– Так долго?
– Увы, такова природа вещей. Тут ничего не поделаешь. Когда наступит срок, она будет ждать тебя у Шушанских ворот. В полночь.
– Но почему Бог допустил, чтобы Рубен мог унизить меня?
– Вопрос не ко мне. Пути Господни неисповедимы. Только Ему одному известен ход событий. Жизнь окутана непроницаемой тайной, скрытой во многом даже от нас. Тайна в истоках самой жизни, в самом зачатии. Женщина узнает о нем не сразу, но позже. Вам выпала великая честь. Вам сделано исключение. Вам чуть-чуть приоткрылась завеса над тайной жизни.
– В чем она?
– В крови, точнее в кровосмешении.
– В кровосмешении? Не понимаю.
– Позже поймешь. А теперь мне пора.
И юноша исчез также внезапно, как и появился.
На следующий день, 26-го числа месяца Кислева, рано утром Анна отправилась к своему отцу. Отец был тем единственным человеком, которому она могла доверить самые сокровенные мысли.
Рабби Иссаххар не удивился ее раннему приходу и встретил ее радушно, поцеловав как всегда в носик. Она улыбнулась и нежно обняла отца. Он усадил ее рядом на тахте.
– Абба, Элои вчера не вернулся.
– Знаю, Нана.
Рабби Иссаххар называл ее с малых лет ласкательно Наной.
– Я так боюсь за него.
– Не волнуйся, доченька. Я его видел. Ночью приходил сюда.
– А куда ушел?
– Не знаю. Но знаю, что ему нужно время, чтобы разобраться во всем.
– Абба, я так боюсь, что он не вернется.
– Вернется, Нана. Он тебя очень любит. И к тому же Элохим не из тех, кто бросает свою жену.
– Я не говорю, что он меня бросил. Ему просто стыдно вернуться домой. Он и прежде винил себя в нашем бесплодии. А после слов Рубена стал сам не свой. Это я заметила в его взгляде, когда он выбежал из Бронзовых ворот. Стоял перед всеми весь бледный, растерянный. А с растерянным человеком всякое может случиться.