Элохим
Шрифт:
– Думаю, теперь он скорее озабочен, нежели растерян.
– Чем, абба?
– Будущим. Твоим, своим будущим, – ответил рабби Иссаххар и неожиданно для Анны прибавил: – Будущее иногда рождается из сновидения.
Анна вспомнила свой сон. Ей захотелось рассказать его. Но смутилась, вспомнив подробности. В то же время она не могла решить: верить сну или нет?
– Почему смутилась, Нана?
– Вспомнила свой сон.
Второсвященник изменился в лице.
– Абба, что с тобой?
– Ничего, родная. Могла бы ты рассказать?
– Нет, абба. Могу только сказать, что во сне мне сообщили, что я забеременела. Но не знаю, можно ли верить снам?
– Нельзя, конечно, верить всякому сну. Но сны бывают разные. Вещие сны сбываются. Причем некоторые один к одному, а другие – прямо наоборот. У меня
– Хорошо, абба.
– Элохим приснился?
– Приснился.
– С мечом?
– Да, – удивилась Анна.
– А юноша?
– Откуда о юноше знаешь, абба?
– С родинкой? – не ответив на вопрос, продолжил рабби Иссаххар.
– Да, на щеке, – ответила Анна, все больше и больше удивляясь.
– На какой?
– Не помню. А что это важно?
– Очень. Постарайся вспомнить. Но если не уверена, не говори.
– Хорошо, сейчас вспомню. Так, он вышел из-за дерева, и я сразу заметила родинку. Ее невозможно было не заметить. Кажется, на правой щеке.
– Кажется или уверена?
– Нет, не кажется. Уверена. Она сразу бросилась мне в глаза. Это была необычная родинка. Маленькая, черная и на ней невозможно было остановить взгляд, моментально темнело в глазах, приходилось отводить взгляд и смотреть ему прямо в глаза. Нет, уверена, на правой.
– Хорошо. И последнее. Видела ли маковую поляну с одиноким ветвистым дубом?
– Абба! – вскрикнула Анна, – тебе тоже приснилась маковая поляна?
– Нет, не мне, – сказал тихо Второсвященник. – Значит, видела.
– Да, абба.
– Твой сон вещий и прямой. Стало быть, в самом деле ждешь ребенка.
– О, абба! Я так рада, – она вскочила и поцеловала отца. – Спасибо, родной мой.
Затем радость внезапно сменилась грустью.
– Что такое, доченька?
Рабби Иссаххар погладил ее по голове.
– Видишь ли, абба, я тебе, конечно, верю. Но беременность такая серьезная вещь. Ну, как сказать? Мне надо самой почувствовать. А пока я ничего не чувствую.
– Еще рано. Скоро почувствуешь. Не грусти.
– Не грущу, абба. Рада. В самом деле, рада. Ей Богу.
– Вот и хорошо.
– Пойду домой… а ты тоже не грусти тут без меня. Приду завтра.
– До завтра, родная.
Как только Анна ушла, Второсвященник вызвал Иосифа.
– Сходи за Йешуа
Йешуа бен Сий был племянником и наследником Второсвященника. Ему недавно исполнилось девятнадцать лет. Но несмотря на свою молодость, он пользовался большим уважением среди священнослужителей Храма. В нем видели достойного преемника Сеган ХаКодешима.
Для молодых священников Храм был не только самым святым местом на Земле, где мистически пребывал Шекинах [20] , но и целым университетом, в стенах которого они изучали эзотерические учения и иудейские законы.
В Храме всегда происходили обсуждения, порою горячие споры, между приверженцами разных иудейских школ по поводу толкования Торы, обычаев отцов и священных обрядов. Саддукеи, выразители духа иудейской аристократии, полагали, что нельзя отходить от буквы Торы, не верили в загробную жизнь и доказывали, что Коген Гадолу следует готовить кадильницу угольев с благовонным курением перед Святилищем во Дворе Священников. А фарисеи, представители иудейских масс, наоборот, считали, что кадильницу надо готовить в Гекале [21] , верили в загробную жизнь и опирались на устное толкование Торы. Эссеянцы, подобно фарисеям, верили в возрождение плоти и души после смерти, но в отличие от них – и в этом они сходились с саддукеями – отрицали свободу воли и были убеждены, что все в этом мире строго предопределено.
20
Shekinah – Божественное Присутствие, по-арамейски “Memra”или “Yekara”.
21
Hekal – Святое Место в Святилище.
Каждая из этих трех основных сект распадалась на множество
И каждое течение имело собственных проповедников, лидеров, непременно ярких личностей, вокруг которых ученики и последователи кучками собирались на огромной площади Храма. Они могли целыми днями горячо дискутировать, расходиться во мнениях, потом сходиться, объединяться и переходить из одной кучки в другую. Но вопреки всему гвалту и жужжанию, наполняющему двор Храма, их всех объединяло одно – ощущение непосредственной сопричастности к Шекинаху. Иерусалим, верили они, – пуп Земли, сердце Иерусалима – Храм, а средоточие Храма – Святая Святых, где лежал Эбен Шетийах [22] . На нем некогда покоился Арон ХаКодеш [23] , над которым и витало Божественное Присутствие. Ковчег исчез, но все были убеждены, что мироздание по-прежнему покоится на Краеугольном Камне. Его непосредственная близость в каждом вызывала чувство пребывания на самом переднем крае человеческой мысли и веры.
22
Eben Shettiyyah – Краеугольный (Основополагающий) Камень.
23
Aron HaKodesh – Ковчег Завета.
– Мои ученики – лучшие ребята страны! – гордо заявил Элохиму при первой встрече Г.П., глава школы методологов, известный в Храме по инициалам своего имени.
Более яркой личности Элохим не встречал в своей жизни. Г.П. был непревзойденным полемистом. Мог спорить и неизменно побеждать в дискуссии одновременно с сотней подкованных в законе ученых.
У него был непокорный бунтарский нрав. Еще в молодости он основал в Храме Молодежный методологический кружок (ММК) по неортодоксальному изучению Торы. Из ММК выросли такие крупные фигуры как Гилл-Эл, Шаммай и Акабия бен Махалал-Эл. Впоследствии каждый из них создал свою собственную школу. Но только Г.П. всю свою жизнь посвятил разработке методологии мышления в чистом виде. Он изобрел простую схему для любой, сколь угодно сложной, мыследеятельности, состоящую, как он говорил, из «дощечек Мышления, Говорения и Действия». Осмысление взаимосвязи этих трех компонентов, считал он, принципиально необходимо в любой конкретной проблемной ситуации.
Жизнь есть череда проблемных ситуаций. Всякий раз необходимо самоопределиться в своей проблемной ситуации, поставить цель и выработать средства для ее достижения. При этом надо четко отделять собственное мышление от говорения, а говорение от действия. Своих учеников он натаскивал через «марафонные» упражнения для того, чтобы те научились мыслить и действовать посредством говорения, что от них требовало напряженной рефлектирующей работы мозга. В ММК нельзя было без осмеяния произнести ни одного лишнего, неосмысленного слова, поскольку, как полагали методологи, любое высказанное слово, независимо от желания человека, способно менять картину мира. Новая мысль – шажок вперед в человеческом мышлении. Но она посещает не каждого, а лишь особо одаренные умы, и то раз в сто лет. Чтобы добыть крупицу золота, требуется промыть горы песка. Точно так же, чтобы родилось новое слово, надо перемолоть уйму слов. Люди в основном несут чужую чушь, которой забиты их головы. Поэтому можно пропускать мимо ушей почти все из услышанного. Важно не слышать, а видеть или, как говорил Г.П., «слышать глазами» и «видеть ушами». Важно не то, что говорит человек, а то, «как он говорит». Одни говорят, но сами не знают того, что говорят, то есть просто болтают, «исторгают свою словесную блевотину». Другие знают, что говорят, но не умеют состыковать слова с действиями. Надо обдумывать и взвешивать каждое слово, соблюдать золотое правило: «ни словом больше, ни словом меньше». Как в стихе, или четком военном приказе. «Нельзя лезть на белую простыню в грязных сапогах», – любил повторять Г.П.