Элрик: Лунные дороги
Шрифт:
Уна поднималась все выше, возносимая музыкой Айанаватты и Элрика. Она лежала, как укладывали мертвых в старых рыцарских гробницах: ноги скрещены в щиколотках, длинный черный меч покоится между грудями, над ним – чаша из красного песчаника, и из нее поднимается тонкая струйка дыма.
Белый Ворон спрыгнул со спины Бесс и бросился к фурну. Перекинув копье за спину, он начал подниматься по дыхательной чешуе. В это время парящее ложе Уны, поддерживаемое голосом флейты, поднялось над спиной фурна, замерло и затем начало опускаться, когда Элрик и Белый Ворон выкрикнули в унисон. Они читали заклинание, направляя полет Уны с помощью магии, огромный круглый щит – третья часть пропавшей скефлы – опустился к слабо светящейся голубой ране. Щит завершил восстановление мембраны, которая позволяет драконам летать между мирами и каким-то неизвестным образом питает их.
Они воссоздали похищенную скефлу и вернули ее умирающему фурну!
Может быть, она поддерживала и мою жену на грани между жизнью и смертью?
Когда большой диск накрыл спину дракона и Элрик осторожно снял с него Уну, я приблизился к ним. В его объятиях Уна казалась необыкновенно умиротворенной. Неужели это смертельный покой?
Я прикоснулся к ней. Она была теплой. На ее груди стояла слабо дымящаяся чаша, одно из величайших сокровищ какатанава, их Грааль, она поднималась и опускалась в такт ее медленному, ровному дыханию.
В этот миг фурн сделал глубокий вдох. Потребовалось много усилий, чтобы, цепляясь за набухающую квазиметаллическую чешую, устоять на ногах, двигаясь навстречу друг другу.
Ветер все еще завывал и бушевал, но кольцо какатанава держалось. Воины издавали одни и те же странные пронзительные возгласы, действовали они синхронно. Копья входили и выходили из кружащейся тьмы, сдерживая воющую тварь, но почти не причиняя ей вреда.
Чешуя фурна неуклонно меняла цвет. Она стала темнее, наполнилась десятками разных оттенков, под ней загорелся огонь, которого там раньше не было. Белый Ворон карабкался навстречу мне. Он указал на все еще неподвижную Уну – она лежала на сине-серой мембране, куда положил ее Элрик, как в утробе. Сам он стоял рядом с ней на коленях. Принц снял большое кольцо со своего пальца и протянул руку над мембраной, чтобы приложить его ко лбу Уны. Я пытался позвать его, но безуспешно. Конечно, он не мог желать ей зла, ведь он ее отец. Даже мелнибониец не может быть настолько безжалостным, чтобы убить собственного ребенка.
Кто-то легонько коснулся моего плеча. Это Белый Ворон наконец вскарабкался наверх. Он был явно измучен, но его глаза светились надеждой.
– Ты должен взять меч, – сказал он. – Уна принесла его тебе.
Он показал на черный клинок, который она все еще сжимала в руках, но он не касался странной живой материи скефлы фурна.
– Возьми его! – приказал Белый Ворон.
Наши с Элриком алые глаза встретились. Он сжал меч в руке и едва не швырнул им в меня.
– В нас нет благодати!
– Не бойся, – прошептал Белый Ворон. – Мы одной крови, он с нами. Втроем мы сделаем то, что нужно сделать.
В этот миг я снова подумал о том, что Элрик мог быть отцом Белого Ворона, а это означало, что молодой индеец – брат-близнец Уны. Очевидное несоответствие в возрасте лишь добавляло загадок.
Найдется ли когда-нибудь объяснение этому парадоксу? Никто из нас еще не погиб, но Гейнор, Клостергейм и Владыка Шоашуан, похоже, обладали огромной силой!
Владыка Ветров все еще кричал и бушевал, сжатый в кольце какатанава. Казалось, дисциплинированные воины долго не выдержат. Великаны использовали всю свою физическую и духовную силу, чтобы сдержать его, но он уже обнаружил слабые места.
Мне не хотелось браться за меч. Вероятно, я боялся, что, взяв его в руки, снова убью Уну. Я вздрогнул и заледенел. Воспоминания и вина охватили меня.
– Возьми его! – снова вскричал Элрик. Он поднялся на ноги, все еще не сводя глаз с дочери. – Идемте. Нужно сделать это прямо сейчас. Лобковиц и Сепириз говорят, это единственный выход.
Он снова указал на меч.
Как Лобковиц общался с Элриком? Неужели все это время они были в сговоре?
Лобковиц мне ничего не объяснил, и теперь я, возможно, никогда не пойму.
Я взял меч. Понимал, что нельзя отрицать неизбежное. Пришло время действовать.
Когда мои пальцы сомкнулись на обтянутой шелком рукояти, я ощутил внезапный прилив энергии. Я посмотрел сверху вниз на жену. Лицо ее было спокойным. На груди пылала и дымилась чаша из красного песчаника. На лбу лежал темно-синий камень, в котором бурлила жизнь. Каким-то образом я понял, что именно чаша поддерживает ее жизнь.
Лицо Элрика стало расплывчатым. Он подошел ближе и встал бок о бок со мной. Белый Ворон приблизился с другой стороны, и я оказался зажат между ними двумя. Противиться им я не мог. Этого требовал клинок. Теперь все три клинка оказались в наших руках. Они касались друг друга. Все три меча начали вздыхать и бормотать, их черный огонь смешался, руны перелетали с одного клинка на другой, словно они совещались.
Уна открыла глаза, спокойно посмотрела на нас и улыбнулась. Села, серебристая паутина мембраны спала и слилась со скефлой фурна. Уна взяла чашу из красного песчаника и осторожно подула на нее. Белый дым поднялся и окружил нас. Я вдохнул его. Он был сладким и нежным, каким-то небесным. С каждым вдохом, который мы делали одновременно, Белый Ворон, Элрик и я сближались. Мечи наши слились, пока не остался только один массивный клинок, и, по мере того как я рос в размерах и силе, мудрости и психической силе, я понимал: мечи воссоединились со своим архетипом, когда мы воссоединились с нашим. Три в одном.
– Время!
Это сказал Сепириз. Он тоже стал таким же огромным, как то существо, в которое мы превратились.
– Теперь вы должны встать, восстановить древо и вернуть Равновесие.
Я видел Владыку Шоашуана, бешено кружащего подо мной. Какатанава больше не могли сдерживать его. Я услышал голос Лобковица:
– Идите! Мы сделаем все, что в наших силах. Но если вы не пойдете, то все будет напрасно. Гейнор победит.
И вновь знакомая личность Элрика поглотила мою. Индивидуальности Белого Ворона я не чувствовал. Для меня все было точно так же, как и раньше, когда действовали заодно только мы с Элриком. Но теперь я почувствовал себя еще сильнее. Черный меч превратился в чудовищно красивое оружие, гораздо более изысканное и замысловатое по дизайну, чем все, что я когда-либо использовал в бою. Голос его звучал мелодично, но все же холодно, как сама справедливость, а металл пылал жизнью. Я не сомневался, что держу в руках первоначальный меч, от которого произошли все остальные. Я смотрел на отслаивающуюся кору и гниющую мякоть в основании Древа скрелингов. Гейнор постарался на славу.
Я лишь протянул к древу руку, все остальное меч сделал сам, увлекая меня к сердцевине ствола. Чем ближе к нему я подходил, тем становился больше, пока дерево, пусть и высокое, не приобрело привычные размеры.
Я вложил меч в ножны и полез, понимая, что означает это восхождение. Я знал, что нужно делать. Кровь и душа Элрика рассказали мне об этом, как и моя душа рассказывала ему обо всем. Хотя Лобковиц со мной говорил лишь намеками, Элрику он рассказал все, что нужно было знать.
С того момента как они впервые увидели буйволицу и город Какатанава, Элрик начал замышлять против Гейнора, притворяясь, что служит его делу. И теперь я даже понял, кто такой Белый Ворон.