Элрик: Лунные дороги
Шрифт:
– Я стану новым Парцифалем. Истинным фюрером. Ибо у меня будут меч и чаша, и я докажу, что достоин править. Весь христианский мир, от востока до запада, встанет под мои знамена. Ариох обещал мне. И никто не сможет противостоять, ибо моя власть и светская, и духовная.
Я стану истинным отцом тевтонских народов, очищу мир во имя священной дисциплины. И наступит Золотой Век. Век Великого Рейха.
Подобная чушь мне была не в новинку. Я слышал ее сотни раз за прошедшие годы, еще до того, как Гитлер стал канцлером, и, уж конечно, после. Несмотря на всю свою напыщенность, играл Гейнор как новичок. Такие игры разворачиваются очень быстро, переставляешь ли ты фигуры на шахматной доске или отвечаешь за судьбы мира, продуманности в их стратегии не наблюдается. Поэтому предугадать следующий ход или продумать логическую контратаку обычно сложно. Такие игроки загоняют себя в ловушку и неизбежно проигрывают. Гораздо больше меня интересовало то, что он сказал раньше.
– Как ты заключил сделку с моим покровителем, Ариохом Хаоса? – спросил я.
– Миггея утратила доверие и стала бесполезной для моего замысла. Целую вечность Ариох мечтал отомстить ей, своему давнему врагу. Я нашел его и предложил помочь. Осуществить свой план он мог лишь с помощью человека. Ариох с радостью согласился и поймал ее в ловушку. Выбраться отсюда она не сможет – не осталось никого, кто пришел бы к ней на помощь. Если ты попытаешься освободить ее, то потеряешь доверие своего демона-покровителя и нарушишь его волю, – он заговорил громче и радостней, чтобы узница услышала его.
Воздух снова наполнился жутким воем.
В ярости я поднял Черный меч и пришпорил лошадь.
Гейнор снова засмеялся. Не отступил ни на шаг, когда я подъехал к нему.
– Забыл еще кое о чем упомянуть, кузен. – Он скрестил перед собой мечи, словно защищаясь от меня. – Я больше тебе не снюсь.
Соприкоснувшись, клинки запульсировали странным желто-черным слепящим светом, мешая мне видеть Гейнора. Я прикрыл глаза рукой, держа меч наготове. Но кузен превратился в быструю тень, ускользающую от меня во вспышках света. Он пробежал между двух скал и исчез.
Волчица все продолжала выть, а я бросился вдогонку, огибая огромную костяную крепость, и почти догнал его. И вновь два меча скрестились, выдав новые вспышки.
Ослепленный вспышками и оглушенный воем, я опять потерял Гейнора из виду. Мунглам что-то прокричал. Я оглянулся и не увидел друга. Тени замелькали передо мной, двигаясь взад и вперед.
Конь поднялся на дыбы, попятился и заржал. Я попытался успокоить его, но едва не потерял повод. Конь тревожился, переступал с ноги на ногу и фыркал.
Яркая серебристая вспышка застила взгляд, разлился мягкий, всепоглощающий, дурманящий свет. Неожиданно все затихло.
Я понял, что Гейнор исчез.
Через мгновение волчица вновь завыла.
Мунглам посоветовал мне призвать Ариоха.
– По крайней мере, это позволит нам броситься в погоню за Гейнором. Ариох может появиться здесь и исчезнуть, когда ему вздумается. Миггея больше не в силах противостоять ему.
Я напомнил, что, когда призываешь Ариоха, демон ждет кровавой жертвы, а Мунглам – единственный смертный в округе, так что лучше бы ему придумать другой план нашего спасения.
Чем оставаться здесь и слушать вой Миггеи, я предложил вернуться в Танелорн и посоветоваться с жителями города. Если уж кровавой жертвы не избежать, можно хотя бы убить беглого защитника ведьм и обрести популярность среди большинства.
Мы повернули лошадей назад, надеясь добраться до города до наступления темноты.
Когда же спустилась ночь, мы заблудились. Как мы и опасались, отличить каменные столбы друг от друга оказалось очень трудно. Ветер постоянно изменял их форму.
Спустя несколько часов, ориентируясь по звездам, мы с облегчением услышали, как кто-то зовет нас. Я сразу узнал этот голос. Голос моей дочери. Уна нашла нас! Я поздравил себя с тем, как умны мои родственники.
А затем задумался. Что, если это очередной обман? Я предупредил Мунглама, чтобы он ехал осторожно на тот случай, если нас снова ожидает ловушка.
Пустыня блестела в звездном свете, и я увидел силуэт женщины, идущей пешком, с луком и колчаном на плече. Не знал, что Уна может путешествовать и сверхъестественным способом, а не только верхом.
Я вгляделся в нее.
Белая кожа ее излучала теплый свет, в отличие от моей. Мягкие волосы тоже сияли.
Она во многом напоминала свою мать, обладала той природной живостью, которая мне никогда особенно не нравилась. Я восхищался Оуне, крадущей сны, уважал ее и любил, но лишь на то краткое время, когда наши пути пересеклись. Мы рисковали жизнями и душами ради общего дела. Пришли к тому, чтобы полюбить и захотеть друг друга. Но мои чувства к дочери оказались совсем другими, намного более глубокими.
Я гордился Уной, радовался, что она так похожа на мать. Она унаследовала лучшие человеческие качества не от мелнибонийских предков.
Я надеялся, что, в отличие от меня, она будет жить с собой в мире. Наверное, даже завидовал ей. Возможно, все мы обречены на вражду с самими собой, но вдруг некоторым из нас Судьба дарует больше спокойствия, чем остальным? Даже в этих опасных обстоятельствах я испытывал самые добрые чувства: если я и обладал какими-то добродетелями, то теперь они будут передаваться по наследству, от одной души к другой. А пороки, надеялся я, угаснут и не перейдут к моим потомкам.
В душе всколыхнулись давно забытые чувства: мелнибонийцев воспитывают так, чтобы они не ощущали привязанности к своим детям и отворачивались от них, ибо любовь – проявление слабости. Я подавил в себе это чувство. В который раз моя внутренняя дисциплина подвергалась испытанию, проверялась и перепроверялась.
– Я боялась, что Гейнор снова обманул вас, – в ее голосе слышалось облегчение. – Он ведь недавно здесь побывал.
Я рассказал ей, что случилось с Миггеей. Угрюмо объяснил, как Гейнору удалось бежать с помощью мечей. Проклял его как изменника за то, что он предал свою госпожу, отдав ее моему покровителю герцогу Ариоху. Вне всяких сомнений, его он тоже вскоре предаст, если понадобится.
Услышав это, Уна весело рассмеялась.
– Он ведет себя именно так, как и должен, – сказала она. – Для его бедной души не осталось никакой надежды. Искупления нет. Он мчится навстречу своему проклятию и принимает его. Предательство уже стало для него привычкой. А вскоре станет и пристрастием, и он окончательно погибнет. Утверждая, что он поступает так из здравого смысла, Гейнор предает Закон во имя Равновесия, а затем предаст и Равновесие во имя Энтропии. В конце концов он неизбежно предаст и Ариоха – и станет законченным изменником. Но на какое-то время он, несомненно, обретет власть.