Эмигрант с Анзоры
Шрифт:
Нет, в этом не было никакой грубой лести или преувеличения моих достоинств. Я попробую передать примерно так, как это звучало для меня – хотя это трудно, так как в звучание слов вкладывалось гораздо большее, нежели это можно передать простым пересказом… сам голос моего собеседника, интонации, немного слишком вычурные, но изящные жесты его рук воздействовали и говорили мне очень многое, убеждая, доказывая лучше любой логики.
А дело было в том, что я родился совсем не простым лервенцем…
Да, и Арни, и Таро были в каком-то смысле избраны. Но скорее, как мои спутники и помощники, отсюда и неожиданно возникшие странные и даже порицаемые в Общине чувства, объединявшие нас. Мы – все трое – являли собой единство. Да, Арни был талантлив и учился лучше всех, да Таро был сильнее других и физически, и духовно. Но именно я, который из троих выделялся меньше, был центром и основой компании. Я тоже неплохо учился, мог бы лучше, но это было ни к чему.
Вспомни, Ландзо, говорил мой собеседник, как на Втором Круге в ваш класс пришел новый наставник, и как он выделял тебя и даже приводил к себе домой, чтобы помочь подготовиться к экзамену.
Вспомни, как твое сочинение «О вере и любви Цхарна» заняло первое место на общешкольном конкурсе…
Вспомни, как отзывался о тебе старвос Гиннор – до того, как его перевели, а ведь все признают, что Гиннор и сам был необычным человеком, некогда талантливым ученым…
Мой собеседник напоминал мне один за другим эпизоды моего детства и отрочества – именно те, в которых я проявил себя особенно хорошо. Когда меня кто-либо хвалил и выделял, когда я выигрывал и оказывался лучше других… И эпизоды эти легко ложились в единую мозаику, в узор, в картину, пока еще неясную, но несомненно значительную и для меня весьма и весьма благоприятную.
Я был не таким, как все.
В этом заключалась и моя трагедия. Ибо в Лервене по некоторым причинам сложилась гипертрофированная общинность… общинный строй не плох, ведь в конце концов, на Квирине он тоже присутствует, но у нас, в Лервене, сознательно разрушали все человеческие связи и воспевали одинаковость и похожесть всех, невозможное, глупое равенство (не равенство потребления, как на Квирине, а равенство способностей и талантов). Я же выделялся из других, так же, как и мои друзья. И все же это была не вина моя… и даже не беда. Почему так случилось, мы поговорим позже. Однако скажем – я был едва ли не единственным исключением в стране. В целом в Лервене достаточно справедливый строй. Но я в него не вписался. То, что меня хотели осудить – в общем, почти неизбежно, но не из-за общей Лервенской несправедливости, а именно из-за того, что я… ну, скажем так, был исключением из всех возможных правил.
И согласись, говорил мой собеседник, что большинство твоих сообщинников не вело бы себя так мужественно и самоотверженно, как ты…
Надо же – в таком ракурсе я еще о себе не думал. А ведь действительно, я выдержал «качалку», не выдал друзей, и когда было уже ясно, что меня осудят, я думал в первую очередь о друзьях, а не о себе… я не терял присутствия духа, как бы мне ни было плохо. Но кто, кроме меня, Арни и Таро, мог бы себя так вести? Да никто. Пожалуй – никто. Наказания для того и придуманы, чтобы ломать нашу волю… однако мою волю не сломили.
И не могли сломить! Ведь действительно, я и мои друзья – некое исключение… мы всегда чувствовали себя как бы нездешними. Не такими, как все.
Почему они погибли? Это случайность… конечно, лучше, если бы вы выжили все трое. Но все же в троице именно ты играл совершенно особую роль! Именно вокруг тебя все собрались… и счастье… для Лервены, Анзоры, а может быть, и Квирина – счастье, что именно ты выжил.
Почему? Об этом позже.
Теперь о Квирине. Оставшись совершенно один, ты не был сломлен. Вспомни, как тебе было плохо первое время! И однако ты смог собраться и начать жить заново. Ты стал другим человеком! Ты стал самым настоящим квиринцем.
Более того – ты стал одним из лучших.
Вспомни, как ты, еще не умея вести корабль, вел его… и ведь тебе это удалось! Вспомни, как ты вел себя, когда Аригайрт захватил вас в плен! Такое ощущение, что это ты – учитель Валтэна, а не наоборот. Ты проявил такое мужество, такую находчивость и, между прочим, гуманность… любовь к людям… на которые способен далеко не каждый квиринец. Ты еще не защитил даже звания мастера-ско, а уже заработал огромную премию, и вполне заслуженно. У тебя еще, можно сказать, как у эстарга молоко на губах не обсохло, а тебе уже есть чем гордиться.
Случайно ли это? Может ли это быть случайностью?
И при всем этом ты очень скромен и считаешь себя одним из самых последних.
Наконец, вспомни свое поведение с женщинами… Вот этот твой последний поступок. Тупые коры решили сделать из тебя животное, такое же, какими являются они сами… посвященные… все лучшее, что было у них в душе, они давно растратили в оргиях и попойках, распылили в наркотическом дыму. Нет наслаждения, которого они бы не испытывали, нет развлечения, которое было бы им неведомо. Они считают, что посвященному дозволено все, и что это-то сознание вседозволенности является признаком высокой Духовности.
Глупцы! Но мы не будем пока разубеждать их в этом.
Они были разочарованы, когда ты отказался «презреть все моральные нормы и законы», но не настолько, чтобы лишить тебя цимо…
Впрочем, я не позволил бы им этого.
Разве ты еще не понял, Ландзо, кто ты?
Я пожал плечами. Конечно, во всем этом много лестного для меня… да… кто его знает… наверное, я действительно отличаюсь от других… наверное, моя жизнь не случайна… у меня есть какое-то высшее предназначение…
– Ты анзориец, Ландзо… Придет время, и вечное противостояние Лервены и Беши будет преодолено. Ты анзориец, ты стоишь выше этого противостояния, но и Квирин для тебя – лишь этап. Ты Анзориец, – это слово мой собеседник произнес как бы с большой буквы.
– Ты – будущий Король Анзоры.
Я вздрогнул. Встал. Поднялся и мой собеседник. Теперь он смотрел на меня… но это был не прямой взгляд, а как бы косящий… слепой. Я не мог вспомнить, почему это может быть так.
– Ты понял, кто я? – спросил он совсем другим, властным и звенящим голосом. И в этот миг я понял. И покачнулся.
– Цхарн…
Через мгновение Цхарн держал меня за плечи, заботливо, словно друг.
Он снова усадил меня в кресло.
– Ничего, Ландзо, – сказал он, – пришло время тебе узнать это. Ты рад? – и он как-то тепло, совсем по-человечески улыбнулся.