Эмигрантка в Стране Вечного Праздника
Шрифт:
Впрочем, у данной проблемы была и обратная сторона медали. Как это ни парадоксально звучит, но в регионах с местными языками коренное население относилось к эмигрантам намного дружелюбней, нежели в регионах с одним официальным языком и единой национальной культурой. Как правило, эмигрант, попавший в среду с двумя языками (основным и локальным), понимал, что их изучения ему не избежать, равно как и типично эмигрантских видов работ с мизерной оплатой труда. Абсолютно в любом возрасте он приступал к их изучению и несколько лет спустя демонстрировал отличные результаты. За это коренное население небольших регионов эмигрантов ценило и уважало. Для сравнения, любой житель их же страны, перебравшийся из столицы в маленькую деревеньку, даже прожив там несколько десятилетий, не стремился общаться с местными на их языке. Не то чтобы освоить его представляло чересчур сложную задачу, а просто не было желания, и всё. Зато у эмигрантов оно было, вкупе с упорством и трудолюбием.
Вместе с тем, невозможно не упомянуть о другом нюансе. Зачастую эмигрант, овладевший двумя языками: основным и локальным – становился марионеткой в руках населения такого региона, и оно без зазрения совести принималось манипулировать им в ходе политических дебатов. Благодаря
******
Справедливости ради замечу, что жители Страны Вечного Праздника использовали в своих целях не только эмигрантов, освоивших региональные языки. Как известно, парламентом этого государства были узаконены однополые браки. Если раньше европейцы были наслышаны о мужчинах-геях, то появление представительниц слабого пола, во всеуслышание заявивших о своей неординарной сексуальной ориентации, сначала повергло общество в шок, а потом все кому не лень принялись извлекать из этого для себя пользу. «Интересно, какую?» – спросите вы. А разную. К примеру, чтобы сослуживцы мужского пола оставили женщину в покое. Как известно, факт приставаний шефа к своей секретарше далеко не единичен. Да и вообще ни одна женщина не застрахована от «рукастого мужичка», сидящим за соседним столом в офисе (прошу не путать с рукодельным!) и при каждом удобном случае пускающим в ход свои длинные и волосатые «щупальца». А потому не лишним будет поблагодарить дорогих лесбиянок за то, что именно они подсказали остальным представительницам слабого пола достойный выход из положения.
Итак, представьте себе, что вас не оставляет в покое какой-то мужчина, а устраивать из-за этого скандала на глазах у своих коллег по работе вы не хотите. Что же в таком случае делать? Попробуйте «признаться» в своей лесбийской ориентации, но только не заявляйте об этом в присутствие всего коллектива. Мол, да, мне нравятся представительницы слабого пола, и я этим очень горжусь! Вам могут не поверить, поэтому лучше всего поступите, как умные герои, которые всегда идут в обход. Прежде всего, вычислите среди своих сотрудниц самую отъявленную сплетницу, установите с ней доверительные отношения, а затем поведайте ей об «особенностях своей сексуальной ориентации», причём наедине, по секрету и таким тоном, чтобы у неё не возникло никаких подозрений в обратном. Выглядеть ваше «достоверное признание» должно приблизительно так. Выдавливая из себя каждое слово, спотыкаясь и периодически замолкая, тихим, а ещё лучше, очень тихим голосом, вы должны произнести что-нибудь наподобие: «Я даже не знаю, как тебе об этом сказать… В общем, ты понимаешь… я очень надеюсь, что это останется между нами… потому что… то, о чём я тебе сейчас сообщу, в некотором роде может дурно повлиять на мою карьеру… А мне бы этого не хотелось… несмотря на то, что я работаю здесь сравнительно недавно… мне важно мнение сослуживцев…» Только, когда офисная сплетница завоет от нетерпения: «Ну, ну, говори же!», – выдайте ей в лоб: «Я люблю одну девушку, и мы с ней проводим всё свободное время вместе». Уверяю, что после такого «признания» ни один рукастый сотрудник к вам уже не полезет, решив, что вы не его поля ягода. А если мужчина, замучивший вас сексуальными домогательствами, к тому же ваш шеф, то не забудьте в самом конце своего рассказа добавить: «Кстати, эта моя близкая подруга – мастер спорта по восточным единоборствам, и в настоящее время работает инструктором в школе для полицейских».
Другая типичная ситуация: вы – отличная работница, у всех на хорошем счету, несколько лет ждёте повышения в должности, а ваш начальник не торопится этого сделать, полагая, что в данный момент вы пребываете в том самом возрасте, когда большинство людей стремится вступить в брак и обзавестись потомством. Иначе говоря, его останавливает то, что в ближайшем будущем семейные заботы могут полностью вас поглотить в ущерб производительности труда. Так вот, для успешного карьерного роста вам нужно лишь поставить своего босса перед фактом, что вы – лесбиянка, и никакой семьёй обзаводиться не собираетесь, поскольку вам и так хорошо. Вряд ли после такого признания у него возникнут сомнения в вашем рабочем энтузиазме. А если через годик-другой вы всё-таки надумаете выйти замуж за представителя сильного пола, то можете объяснить разгневанному шефу свой поступок очень мило и по-женски: «Просто мне наскучило быть лесбиянкой. Подумаешь… что в этом такого?». Между прочим, узаконенный в некоторых европейских странах факт нетрадиционной сексуальной ориентации позволил выделиться и, в отдельных случаях, даже зарекомендовать себя, как интереснейшую и разностороннюю личность, людям, до того считавшимся заурядными «серыми мышками». «Случайно уроненная» фраза: «Моя давняя подруга – лесбиянка» или: «Треть моих соседей по подъезду придерживаются нетрадиционной сексуальной ориентации, и все они – удивительно милые люди», – как по мановению волшебной палочки, повышала рейтинг «серых мышек» в глазах абсолютно всех знакомых и сослуживцев, особенно тех, чьи сексуальные предпочтения были нетрадиционными и тщательно скрываемыми от окружающих.
******
В то время как в приграничных регионах Страны Вечного Праздника коренные жители испытывали эстетическое наслаждение, наблюдая за приезжими, освоившими местный язык, а еще извлекали из этого политическую выгоду, в центральной части этого государства происходило всё с точностью до наоборот. Местное население воспринимало эмигрантов исключительно, как обузу и фактор, тормозящий развитие их страны, и это, по существу, являлось традиционным, девственно европейским отношением к эмигрантам. По стечению обстоятельств, именно в таком регионе очутилась я.
По приезду в Перепёлки мы с мужем арендовали в одной из новостроек просторную трёхкомнатную квартиру, с блестящим паркетом и встроенными в стены шкафами. После многолетнего проживания в малогабаритных квартирках с низкими потолками на территории другой европейской страны это жильё показалось мне подарком судьбы. Но, к сожалению, долго радоваться там не пришлось, поскольку одно из достоинств нашей квартиры вскоре стало её чудовищным недостатком. Располагалась она на первом этаже и сдавалась в аренду вместе с небольшим участком земли, размером приблизительно в сотку, который, по задумке застройщика, одними жильцами мог использоваться в качестве летней террасы, а для других стать небольшим садиком или огородиком. По иронии судьбы, как мне, так и моему мужу, садово-огородные радости были совершенно чужды, а использование этой территории в качестве террасы было сомнительной затеей, поскольку на небольшом расстоянии от нее высился четырёхэтажный жилой дом. Иначе говоря, никому не придет в голову усесться на террасе с чашкой кофе и газетой в руках в присутствии целого дома напротив. К сожалению, мы с мужем слишком поздно сообразили, что этот садово-огородный придаток нам совершенно ни к чему. В итоге, не востребованный и не использованный нами ни в каком качестве участок земли в течение года медленно, но верно зарастал травой, и это обстоятельство вызвало нешуточное возмущение у наших соседей.
Я неоднократно пыталась предотвратить такое развитие событий, уговаривая мужа арендовать газонокосилку или попросить кого-нибудь из местных крестьян пройтись косой по нашей заросшей травой террасе. В ответ он лишь отмахивался от меня как от назойливой мухи: «К чему это? Мы же всё равно ею не пользуемся. Пусть себе зарастает!» Однако мнение наших соседей было прямо противоположным. Застав меня в подъезде или на подходе к дому, один за другим они чуть ли не ежедневно стали требовать очистки террасы от разросшейся травы. «Во-первых, постричь мне её нечем, так как у нас с мужем нет газонокосилки, – отвечала я. – А, во-вторых, у соседей слева и справа от нас она уже по пояс, но к ним, как я понимаю, никто из вас подобных претензий не предъявляет». «Ты себя с ними не сравнивай! – аргументировали свою позицию соседи. – У них есть право делать со своими террасами то, что душе угодно, потому что они – местные, мы их уже давно знаем, а ты взялась здесь непонятно откуда! Вот и делай, что тебе говорят!» С каждым днем мне все труднее становилось выдерживать давление со стороны соседей, поэтому я прокомментировала содержание их разговоров мужу. Сначала он искренне удивился: «А с какой стати они вообще с тобой это обсуждают? Ведь ответственный квартиросъёмщик – я, а не ты, ты-то здесь совсем не причём…», – и подытожил: «В общем, каждого, кто в очередной раз заведёт с тобой разговор на эту тему, отправляй ко мне. А что касается террасы, то я решил там траву пока не косить. Ведь в контракте об этом ничего не сказано, значит, пусть себе растёт на здоровье». Через пару месяцев соседи поняли, что предпринимать с травой-муравой мы ничего не собираемся, и разом ополчились против меня. «А почему не против мужа?» – спросите вы. Задам встречный вопрос: «А кто из нас двоих эмигрант?» или ещё точнее: «Кто из нас двоих выглядит наиболее слабым и беззащитным, поэтому вероятнее всего проглотит обиду и не станет вступать в споры?» Правильно, я. Именно к такому выводу пришли наши соседи. Они сговорились меж собой не давать мне проходу, и, как следствие, при очередной встрече с кем-нибудь из них на лестничной клетке я вынуждена была выслушивать в свой адрес целый ряд таких нелицеприятных эпитетов, как приезжая свинья, грязная эмигрантка, мерзкая бомжиха, и т.п.
Каждый раз я пыталась им втолковать, что, не являясь ответственной квартиросъёмщицей, по существу не могу отвечать за решения своего супруга, и что с этим вопросом им нужно обращаться к нему, а не ко мне. Однако мои разъяснения не возымели никакого эффекта, и в какой-то момент дело дошло до того, что я стала бояться выйти из квартиры, чтобы ненароком не встретиться с разгневанными соседями. Иногда, слыша у себя за спиной их злобное скрежетание и оскорбительные высказывания в мой адрес, я живо представляла себе, как они, будто стая шакалов, вдруг всей толпой налетят на меня и порвут на куски. К несчастью, приблизительно это вскоре произошло. Удивительным было то, что с моим мужем соседи ни разу не попытались обсудить тему нашей слегка одичавшей террасы. Именно поэтому он искренне удивлялся моим рассказам об их нападках до тех пор, пока я не вернулась домой в слезах. В тот день, как только я зашла в подъезд, соседи окружили меня плотным кольцом и принялись оскорблять и запугивать тем, что если я не наведу порядок на террасе, то они напишут на меня заявление в полицию, причем придумают что угодно, лишь бы упрятать меня за решётку. На почве этого нервы у меня окончательно сдали, и, придя домой, я разрыдалась. Только тогда мой супруг наконец-то понял, что все предыдущие рассказы о регулярных стычках с соседями не были преувеличением с моей стороны. Это событие подвигло его на аренду газонокосилки, и буквально через пару дней наш сад был приведён в божеский вид.
Позже я поняла, что причина проблемы заключалась не столько в заросшей травой террасе, сколько в необходимости найти себе козла отпущения, на котором можно было бы с лихвой отыграться за все свои комплексы и неудачи, а его место у европейцев отводилось ущемлённому в правах, безответному эмигранту. Некоторое время спустя мы с мужем переехали на другую квартиру в Перепёлках, однако, и там новая соседка приняла меня в штыки. Хотя, казалось бы, с одним человеком договориться гораздо проще, нежели с целой толпой. Тем не менее, этого не произошло, поскольку ей не пришлось по душе моё эмигрантское происхождение. В том трехэтажном доме было всего четыре квартиры. В двух из них никто не проживал, а третью, расположенную этажом ниже, прямо под нами, занимала женщина средних лет. Подъездная дверь в этом доме давно рассохлась и не закрывалась, поэтому на лестничную клетку ветром заносило уличный мусор. Спросите, кто его убирал? Кто же, кроме меня… Правда, перед тем как это стало моей обязанностью, я попыталась договориться с нашей единственной соседкой об очерёдности уборки. «Ф-ф-фи, ещё чего?! – брезгливо сморщилась она. – Я тебе уборщица что ли? С какой это стати я должна за всеми грязь убирать?» Мне захотелось возразить: «Почему же это за всеми? И за собой тоже! Ты же не Питер Пэн, по воздуху не летаешь». Впрочем, я во время сдержалась и промолчала, понимая, что худой мир лучше доброй брани. К тому же эта женщина, прослывшая на весь посёлок большой склочницей, доводилась дальней родственницей нашей квартирной хозяйке, поэтому обострять с ней отношения было не в моих интересах.