Эмигрантка в Стране Вечного Праздника
Шрифт:
В конечном итоге основной документ, дающий право на проживание в Стране Вечного Праздника, мне, как супруге европейца, выдали, но с документом второстепенной важности, таким, как водительские права, произошла весьма неприятная история. Существовал закон, согласно которому водительские права, полученные в любом другом европейском государстве, после оплаты небольшой пошлины обменивались на идентичные. Кстати, выяснилось это не из сборника статей по гражданскому праву, а из написанной большими буквами памятки, размещённой на информационном стенде транспортного отдела, занимавшегося заменой водительских прав. После оплаты пошлины мы с мужем пришли туда и встали в очередь, затем я протянула своё водительское удостоверение сидевшей в приёмном окне служащей и сказала, что хочу поменять их на местные. В ответ она испуганно вытаращила на меня глаза и энергично замотала головой: «Нет, нет, нет, девушка, мы Вам здешних водительских прав дать не можем, Вы же русская!» «Да, русская, но водительские права я получала не в России, а в соседнем европейском государстве, – пояснила я. – У вас на этот случай есть указание, оно вон там. Видите памятку?» «И что? – недовольно хмыкнула служащая и, не желая сдавать своих позиций, стала повторять как заведённая: – Мы русским никаких водительских прав здесь не выдаём. Нужны Вам права – идите в автошколу, сдавайте экзамены и получайте их себе на здоровье! Неужели не ясно?!» В этот момент к дискуссии присоединился мой муж и попросил её не толковать законы на свой лад: «Водительские права моей супруге были выданы на территории другого европейского государства, а не в России, поэтому по закону они подлежат обмену на равнозначные». Служащая побагровела лицом, резко вскочила со своего места и выбежала из кабинета,
Визгливым голосом она стала требовать, чтобы я представила ей справку из российского консульства предыдущего европейского государства, свидетельствующую о получении мною водительских прав. Услышав это, мы с мужем остолбенели. «Вы требуете от нас невозможного! – попытался воззвать он к разуму чиновницы. – Там, где мы жили раньше, нет российского консульства. Вы вообще-то представляете себе это малюсенькое оффшорное государство? Взгляните на карту мира и увидите, что оно помечено едва заметной точкой. Откуда там взяться консульским представительствам всех государств? Да они бы в нём просто-напросто не поместились!» Однако решительно настроенная начальница транспортного отдела не имела ни малейшего желания продолжать разговор на эту тему. «Я вам всё сказала! – прокричала она. – Принесёте справку, тогда будем разговаривать!» С этими словами она решительно шлёпнула на бланке моего заявления круглым штампом, свидетельствующим об отказе, и удалилась в свой кабинет. В итоге нам с мужем пришлось уйти несолоно хлебавши. Поначалу я пала духом и стала готовить себя к мысли о повторной сдаче экзаменов на водительские права, и что самое неприятное – оплаты всего курса. В противном случае, проживание в маленьком посёлке без возможности выезда за его пределы окрасило бы моё существование в плачевные тона душевных страданий графа Монте-Кристо. Автобусы в Перепёлках ходили четыре раза в сутки, причём только по будням, что являлось серьёзным препятствием для выезда за его пределы. Но вскоре, к моей беспредельной радости, проблема с водительскими правами благополучно разрешилась. У моего супруга возникла необходимость растаможить автомобиль, привезённый с прежнего места жительства. Для этого он обратился в юридическую фирму и там мимоходом поведал о моей невесёлой истории с водительскими правами. Услышав о том, как местными чиновниками мне было отказано в их выдаче, девушка-юрист вызвалась побеседовать с заведующей транспортного отдела, а меня попросила принести несколько фотографий на документы. Когда через пару дней она вручила мне новенькие водительские права, моей радости не было предела. «Как Вам удалось это сделать, спасительница Вы моя?!» – расчувствовалась я. «Ничего сверхъестественного, – призналась она. – Я – местная и к тому же юрист, так что попробовали бы они мне отказать».
В последующие годы, проведенные в Стране Вечного Праздника, мне ещё не раз пришлось столкнуться с процветающей там бюрократией. Когда я решила привести свой российский университетский диплом в соответствие с европейским, по смежной специальности, то одного только разрешения на указанный обмен пришлось ждать из Министерства образования целых два года, а потом ещё год сдавать экзамены на подтверждение профессиональной квалификации. В итоге с момента запроса на европейский диплом до его получения у меня ушло целых три года. Или другой пример: В Стране Вечного Праздника я отправилась на курсы воспитателей групп продлённого дня, прослушала положенное количество часов, выполнила все практические задания, сдала заключительный экзамен, но… так и не дождалась диплома по причине того, что устроители курсов просто-напросто не пожелали мне его выдать. Только один документ об образовании, полученный в той удивительной стране, послужил мне на пользу. Это были недельные курсы обучения на работника продуктовой сети, по окончании которых мне выдали соответствующий сертификат. В дальнейшем он потребовался при трудоустройстве на фруктово-овощной склад и в магазин «Традиционных продуктов питания». Впрочем, не стану забегать вперёд и постараюсь изложить события в их временной последовательности.
******
По прибытии в Перепёлки в течение суток мы с мужем расставили свои вещи в арендованной квартире, а на следующий день отправились на ознакомительную прогулку по посёлку. Первый визит нам предстояло нанести старому другу и одновременно новому шефу моего мужа – Энрике – и его супруге по имени Вики. На наш звонок дверь открыл Энрике и, увидев меня, широко улыбнулся: «С приездом, Диана!», – а вышедшая из соседней комнаты Вики вперилась в меня напряжённо изучающим взглядом и обрушилась градом вопросов: «Ты, действительно, хочешь жить в Перепёлках?», «А работать куда пойдёшь? В посёлке устроиться трудно, а город – далеко, каждый день не наездишься, хотя работы там, конечно, больше», «Вы с мужем до переезда в Перепёлки денег сумели накопить?», «Сколько ты в другой стране зарабатывала?». Признаюсь, поначалу такой подход к ведению разговора, методом взять быка за рога, меня порядком обескуражил. Но в дальнейшем, в процессе ежедневного общения с другими жителями и жительницами посёлка мне пришлось уяснить, что отсутствие у них деликатности было скорее правилом, нежели исключением. Завидев друг друга, соседи поначалу чинно здоровались, высказывали своё мнение относительно погодных условий или телевизионных новостей, а затем один из них, не в силах сдержать любопытства, выпаливал: «Ты куда идёшь и зачем?» Если собеседник от его неожиданного нападения терялся и вместо того, чтобы отразить атаку встречным: «А ты?», – отвечал на поставленный вопрос, то за этим моментально следовало: «Твоему отцу прежнюю пенсию платят или чуток повысили? А твоя супруга где сейчас работает? Там же? Вот только дочери я вашей последнее время не вижу. Она в колледж регулярно ходит или уроки прогуливает?» Впрочем, далеко не все местные жители позволяли поймать себя на эту удочку, поскольку в посёлке существовало правило неразглашения личной информации, касающейся самого себя и близких родственников. В подавляющем большинстве случаев компрометирующие вопросы либо пропускались жителями Перепёлок мимо ушей, либо ответом на них служила расплывчатая фраза, вроде: «У нас пока всё по-прежнему, ничего нового».
Ни для кого не секрет, что в небольших населённых пунктах жизненно важно сохранять дружеские отношения с соседями, поскольку их недовольство может сопровождаться местью, а при таком развитии событий придётся либо запастись терпением, либо переехать на другое место жительства. Вы спросите, что может послужить причиной конфликта? Да что угодно. Казалось бы, если вы отправились купить к обеду батон хлеба и двести граммов колбасной нарезки, то зачем это от своего соседа скрывать? Стандартным поводом для того, чтобы вдрызг рассориться, мог быть, к примеру, такой. Без какой-либо задней мысли одна соседка сообщала другой, что пользуется услугами парикмахерской «Нора», а не расположенной на соседней улице под вывеской «Дыра». «Ка-а-ак?! – всплеснув руками, набрасывалась на неё с критикой собеседница. – Да ты с ума сошла! Какой уважающий себя человек пойдёт стричься в Нору, когда все нормальные люди ходят стричься в Дыру!» Вскоре, пошушукавшись с другими соседками, женщина, предпочитавшая стричься в «Норе», узнавала, что та самая знакомая, которая настойчиво отговаривала её пользоваться услугами указанной парикмахерской, доводится родной сестрой владелице парикмахерской под названием «Дыра». Разумеется, она была заинтересована в том, чтобы жители Перепёлок пользовались услугами стригуще-чешущего заведения своей близкой родственницы, поэтому стремилась опорочить конкурентно способную «Нору». По аналогии с этим, кто-то из сельчан регулярно покупал мясо в одной из трёх мясных лавок, игнорируя две другие, и, как следствие, становился «приятным человеком» для её хозяина, одновременно попадая в категорию «чрезвычайно неприятных» для владельцев никогда им не посещаемых. Сами того не желая, жители Перепёлок неминуемо оказывались вовлечены в ситуации, в которых угодить всем и сразу было невозможно, а потому информация о траектории своего перемещения по посёлку на всякий случай ими не разглашалась.
Набор торговых точек в Перепёлках не отличался от других населённых пунктов таких же масштабов. Продуктовых магазинов там было что-то около пяти. Несмотря на то, что по площади и разнообразию ассортимента поселковые супермаркеты не шли ни в какое сравнение с городскими, тем не менее они располагали необходимым для жизни набором продуктов, которого было вполне достаточно. Замечу, однако, что за возможность туда устроиться местные жительницы бились не на жизнь, а на смерть. Почему эта работа выглядела настолько привлекательной, любому покупателю становилось яснее ясного, едва он переступал порог супермаркета. Шутка ли сказать, но по внешнему виду продавщицы и кассирши продуктовых магазинов были схожи с коровами, которые все время жуют и при этом никогда не опорожняют кишечник, если такое, простите, вообще возможно. Обслуживали покупателей работницы супермаркетов с таким выражением на лицах, которое правильнее всего было бы интерпретировать, как заперло намертво. Это когда центр тяжести приходится на подбородок или подбородки во множественном числе, у кого как, а взгляд при этом становится одеревеневшим и злым. При этом заднее место трещит по швам, а весь организм застывает в высоковольтном напряжении… Если кто-нибудь из покупателей осмеливался приблизиться к продавщице и что-нибудь у неё спросить, к примеру: «Где тут у вас мука?», – то выражение её лица с запорной фазы моментально переключалось на «Пошёл к чёрту!» Правда озвучить этого она не могла по причине профессионального запрета на ругательства. Рот продавщицы начинал медленно приоткрываться, оттуда наполовину выпадала жвачка, лицо перекашивалось в смачном зёве, а затем еле-еле начинал двигаться язык. Процесс жевания и одновременного говорения длился всего пару минут, но при этом разобрать, что именно промямлила в ответ продавщица, было совершенно невозможно. В ходе внимательного наблюдения за её артикуляцией некоторым всё же удавалось расшифровать то самое загадочное слово, которое было только что ею произнесено в ужасно растянутом виде, а потом ещё таким же образом несколько раз повторено. Им было: «Та-а-ам». Вот только, к величайшему сожалению, оно никогда не сопровождалось указательным жестом в направлении того, что искал в супермаркете покупатель. Скорее всего, потому, что продавщицы и кассирши Перепёлок пользовались своими руками исключительно для подсчёта денег и отгона мух, чтобы полчища этих назойливых насекомых не усеяли своими экскрементами их одеревеневшие от безделья и скуки лица.
******
На следующий день после приезда в Перепелки мы с мужем отправились на прогулку вместе с Энрике, Вики и их дочерью, беседуя о том о сём и любуясь окружающим горным пейзажем. По прошествии некоторого времени всей компанией мы расположились на террасе одного из местных баров, в котором заказали прохладительные напитки прогуливавшемуся между столиков официанту. По правде говоря, вид у этого заведения был удручающий. На некоторые пластмассовые стулья с треснувшими ножками страшно было присесть, и эту картину дополняли столы, расписанные матерными словами. Впрочем, в жаркое обеденное время неприятные детали окружающей обстановки затмевались чувством исключительно приятной физической расслабленности. В тот момент я поймала себя на мысли о том, как же хорошо понежиться вот так на солнышке, потягивая из широкого бокала прохладную кока-колу, при этом совершенно ни о чём не думая. Только я водрузила вытянутые ноги на стоящий напротив стул и прикрыла глаза, подставив лицо тёплым солнечным лучам, как Вики обрушилась на меня градом вопросов, сопровождая их въедливо-изучающим взглядом: «Ты когда собираешься рожать?», «Гинекологу регулярно показываешься?», «У тебя всё нормально по женской части?», «Тебе арендованная квартира понравилась?», «А ты уверена, что она вам с мужем по карману?» При ответе на эти вопросы я не проявила энтузиазма, и вскоре она от меня отстала, а через несколько минут сфокусировала вопросно-приказную атаку на собственной пятилетней дочери – худенькой белобрысой девочке с большими и грустными глазами. «Ты куда смотришь? – то и дело одёргивала она её. – Что там?», «Тебе это нравится?», «Нет, трогать нельзя!», «Я что сказала? Нельзя!», «Очки надень, глаза солнцем испортишь!», «Ты зачем в солнцезащитных очках ходишь в тени? Сними сейчас же!», «Подойди к той девочке и поздоровайся!», «Ты почему ей свою заколку дала? У неё своей что ли нет? Пойди и забери!», «Какую из них зовут Лили? Пальцем покажи, да потихоньку, чтобы она не видела». На этом завершилось моё первое знакомство, а пару дней спустя муж представил меня своим друзьям из спелеологического клуба, бессменным членом которого он являлся на протяжении последних пятнадцати лет.
******
Выяснилось, что клубная жизнь в Перепёлках била ключом и отличалась исключительным разнообразием. Иначе говоря, спортивно-развивающие клубы и ассоциации не были чем-то вроде бумажной формальности. Стремление сельчан окультуриться было глубоким и искренним. В качестве примера опишу типичную ситуацию. В субботний день рабочий молокозавода, в отутюженном костюме, с галстуком, отправлялся на конференцию, организованную ассоциацией «Аисты», название которой звучало так: «Особенности брачного периода у водоплавающих пернатых, населяющих водоёмы и болотистые местности пограничных лесных территорий». Активные члены ассоциации, регулярно оплачивавшие членские взносы, обычно приводили с собой на конференции других членов – пассивных (для создания объёма заинтересованных лиц), которых в большинстве случаев приходилось тащить туда на аркане, долго уговаривая и иногда даже подкупая. Постоянными членами клубов, как правило, являлись главы семейств, а пассивными: их супруги, дети, престарелые родители, друзья и знакомые. Многие слушатели из сказанного оратором мало что понимали, но, тем не менее, зрительский зал в полном составе досиживал до конца каждого выступления. Зато, когда оратор завершал свою речь, вся аудитория как по команде поднималась с мест и удалялась в ближайший бар, чтобы напиться там до беспамятства. Впрочем, всеми это расценивалось, как вполне нормальная реакция на переваривание информации научного характера. Невольно вспоминается отрывок из романа «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, в котором описывается, как в одном провинциальном городишке Остап Бендер обыграл местных шахматистов. Вне всяких сомнений, если бы великому комбинатору довелось проделать то же самое в клубе какого-нибудь посёлка Страны Вечного Праздника, то ему не только удалось бы обыграть всех столь же быстро, но и не пришлось бы спасаться бегством от обманутой им разъярённой толпы. Из-за проигрыша в шахматной партии никому из местных жителей не пришло бы в голову пуститься в погоню за мошенником, поскольку результат поединка их абсолютно не интересовал.
Единственно значимая, основная, и она же, конечная цель собрания членов местных клубов заключалась в том, чтобы залить за воротник и вдоволь наговориться. При этом тематике узкого спектра, отражающей идеологию клуба, в общении отводилось самое скромное место. Традиционно после конференции беседа в баре начиналась именно с неё и держалась на заданной волне минут десять, а затем уступала место обсуждению более насущных проблем, то есть критике правительства, предпринимателей, рабочих, крестьян, интеллигенции, соседей, сослуживцев, случайных прохожих и, конечно же, китайцев. «А с какой стати последних?» – спросите вы. Понятия не имею, однако, неоднократно побывав после конференций в поселковых барах, я сделала для себя следующее открытие: «вредные и хитрые» китайцы навострились продавать в европейские страны с каждым годом всё больше своих товаров. В итоге «бедным европейцам» приходится всё это в огромных количествах приобретать, покорно ожидая, когда расчётливые азиаты своей финансовой политикой их окончательно разорят, а сразу после этого заставят на себя работать. Такова была своеобразная интерпретация европейцами окружающей их действительности.
Друзья мужа отнеслись к моему появлению в клубно-спелеологическом коллективе благосклонно, причем познакомиться с каждым из них мне довелось аж несколько раз. Происходило это после собраний и конференций в каком-нибудь баре, где мимоходом выяснялось, что физическая выдержка спелеологов, исследующих пещеры, не всегда прямо пропорциональна таковой при употреблении алкогольных напитков. Некоторые из них умудрялись так наклюкаться, что забывали имена окружающих, в числе которых была и я, а потом по несколько раз за вечер подходили, чтобы в очередной раз это выяснить и заодно представиться. Однако во время коллективных ужинов в местных ресторанчиках при наличии обильной закуски происходило все с точностью до наоборот. Друзья моего мужа, являвшиеся туда вместе со своими супругами, ни на минуту не забывали о том, кто я такая и откуда родом. Только официант расставлял на столе заказанные нами блюда, как все разом набрасывались на меня с расспросами о том, какой еде я отдаю наибольшее предпочтение, и, пока я мысленно сортировала продукты на «любимые» и «так себе», хлебосольные спелеологи со всех краёв стола принимались отправлять в мою тарелку лакомые кусочки. Некоторые из них сдвигали пищу при помощи вилки, а другие перебрасывали её прямо руками. «А зачем они это делали?» – спросите вы. Чтобы я их деликатесы попробовала. Они искренне полагали, что там, где я жила раньше, на моей «голодной родине», нормальной еды в помине не было. Так звучало одно из объяснений, а согласно другому чистосердечному признанию, все русские в их представлении были известными обжорами и пьяницами. Вообще-то говоря, последнее было сказано без нотки пренебрежения, и даже с уважением. Мол, хоть мы в Стране Вечного Праздника любим хорошо поесть и крепко выпить, однако, куда нам до вас, русских. Вы нас в этом вопросе не только догнали, но и перегнали, оставив далеко позади.