ЭмоБоль. Сны Кити
Шрифт:
Мы сидели в слабых сумерках на краю остывающей крыши и болтали о всяких разных родных глупостях, причём мне всё происходившее с нами совсем не казалось странным. Странным мне казалось только то, что мы не общались с ним раньше. Что за вселенская несправедливость? Я спрашивала его про музыку, кино и книги, а хотела спросить лишь одно: «Где ты был раньше?» Но я бы ни за что не решилась спросить такое, потому что всё моё естество внутри протестовало против нового чувства, стремительно заполняющего меня, как свежий воздух заполняет душную комнату. Мне нравилось общаться с пареньком с крыши, он сам мне ужасно нравился, мне хотелось рассказать ему обо всём, но только не о Егоре. Но я рассказала ему про себя всё, и про Егора в первую очередь. Сложилось так, что мне было просто необходимо немедленно излить кому-то свою душу, а свистун оказался идеальным вариантом. Слушать он умел не хуже, чем говорить. Мне казалось, что он действительно понимает меня, сопереживает мне, что мы знакомы уже сто лет, что я могла бы положиться на него. Я поняла, что сейчас предаю ЕТ, предаю себя, что я не хочу быть предательницей, но ничего не могу с собой поделать.
Нужно было вскочить и убежать домой, спрятаться от предательских мыслей за Риткиной спиной, остаться верной своему ЕТ. Но я сидела, как приклеенная, оправдывая себя тем, что абсолютно невинно болтаю со случайным встречным. Ну да, он, несомненно, мне нравился, но я же не думала, что хочу от него детей, что я хочу его, что я уже мысленно изменила с ним ЕТ. Или думала? Да нет же. Я всего лишь говорила с едва знакомым мне человеком — и хотела говорить бесконечно, получая невиданное удовольствие и боясь, что оно закончится, что я проснусь. Ведь наша беседа на крыше больше всего напоминала сон. Прекрасный сладкий сон, который может оборваться в любую секунду. Я поймала себя на том, что уже начинаю скучать по обаятельному свистуну. Разве такое бывает? Ещё даже и не думала прощаться, а уже начала скучать по нему. По его такому родному голосу. По голосу ЕТ. Где-то далеко внизу рычали и сигналили машины. Пьяные гуляки горланили песню про «Зенитушку», в ночном клубе хрипатые колонки, сотрясая столетний дом, никак не могли прокашляться модным рейвом. В гулком колодце двора перед нами чутко спала питерская тишина, постанывая во сне. Над нами недовольно летали кругами дозоры жирных городских чаек, с труб соседнего дома на нас, опасаясь конкуренции, поглядывали вороны. Мы сидели, болтали, болтали ногами, и я не заметила, как моя ладонь сама собой оказалась в его сильной и прохладной ладони. А мы продолжали рассказывать друг другу всякую ерунду, словно торопились выговориться за всю жизнь. И у нас нашлось столько общих интересов, столько схожего во вкусах, что мне стало страшно. Мне стало страшно, что я беседую с придуманным мною же персонажем, потому что в жизни так не бывает. Ну, хоть в любимых актёрах и актрисах мы разошлись, и я обрадовалась, что он — настоящий! Вот такое безумие! Безумием на самом же деле было сидеть ночью несколько часов подряд с едва знакомым парнем на краю стынущей крыши. Я ведь даже имя его ещё не удосужилась спросить! Ну и чем я лучше Милки после этого?
— Я, наверное, кажусь тебе сумасшедшей? Сижу тут с тобой ночью, веселюсь, никуда не тороплюсь. Да?
— Ты не безумней, чем моя любимая мамашка! Вот уж с кем бы вы сразу нашли общий язык. Она приучила меня жить чувствами и не стесняться их, и уж тем более не считать их проявление безумием. Хотя, если считать главным признаком ума умение бояться, вы обе образец безумия. Надеюсь, она тебе понравится.
Он говорил всё так уверенно и искренне, что у меня не возникало повода сомневаться в его честности. Парень любит маму и рассказывает о своей любви к ней случайной знакомой. Странно! Но разве это плохо? У меня мелькнула странная мысль, что он похож на ЕТ не только голосом. Он похож на ЕТ такого, каким бы я хотела его видеть. Похож на ЕТ, который уже прожил со мной несколько лет душа в душу, с полной диффузией влюблённых сердец. Но тут же я поняла, что просто ищу оправдание своему предательству, ищу хоть какую-то зацепку, позволяющую мне влюбиться в симпатичного загадочного паренька. А я катастрофически влюблялась, хотя, если бы он попытался меня поцеловать или ляпнуть какую-нибудь пошлость, моя любовь к ЕТ легко бы пересилила новое зарождающееся чувство. Но он только по-дружески держал мою ладонь, даже и не пытаясь двигаться дальше по лестнице тактильного познания. Он просто был рядом и давал мне возможность привыкнуть к себе. Такой худенький, даже тощий, несуразный, бледный, черноволосый — просто антипод ЕТ. Небо и земля! Это было так странно и необъяснимо. Любовь к ЕТ по-прежнему занимала мою душу, и одновременно через неё, как сквозь асфальт, упрямо и бесконтрольно пробивались ростки нового чувства. Нет, конечно же, я не влюблялась, просто свистун обаял меня, и я ненадолго поддалась его обаянию, его лёгкой ауре. Так рождается новая дружба. А любовь — она одна на всю жизнь. Ведь правда? Небо на горизонте начало подсвечиваться красным.
— Смотри, как волшебно, — сказала я. — Мы с тобой почти всю ночь тут просидели.
— А тебя никто не ищет? — спросил он.
— Надеюсь, что нет, — сказала я и впервые за ночь вспомнила о Рите. Какая же я засранка! — А тебя почему никто не ищет? Как ты вообще здесь оказался? Слушай, я ведь даже не знаю, как тебя зовут.
— Я, — начал представляться парень.
И тут сзади, резко и громко, как выстрел, раздался обрадованный крик Милки:
— Она здесь! Ура! Я её нашла!
Как же я её ненавижу! Я обернулась в злобе и увидела заплаканных Риту и Милу, которую сразу за всё простила, а за ними впервые не улыбающегося, а напряжённого и хмурого Игги, смотрящего поверх моей головы. Рядом со мной вдруг стало чудовищно пусто. Мой новый друг исчез. Убежал по крыше? Спрыгнул вниз? Нет! Я пришла в себя, только выбежав из подъезда и убедившись, что его разбитое тело не лежит во дворе. Потом меня, зарёванную зомби, молча забрала такая же зарёванная Рита и уложила спать, отвернувшись к стене и не проронив ни слова. Тактичная моя Ритуля! И вот настало утро (а вернее, два часа дня), когда я проснулась с улыбкой на лице. И теперь очень озадачена вопросом, кому в своём сне я обязана улыбкой. Хотя, может, милый свистун с немодной эмо-чёлкой мне приснился и я вовсе и не ходила вчера на крышу? Или сидела там одна, беседуя с воображаемым другом? Жара всё-таки страшная напасть, перегревает головку моментально. Вот я, похоже, и тронулась головкой. А ещё аномальная жара подтопила лёд в моём сердце. Лёд в моём сердце тронулся, господа присяжные заседатели. Его расколол симпатичный мальчик с крыши, и лёд поплыл. А был ли мальчик? Нужно спросить у Ритки, когда она перестанет дуться. Нет, лучше спрошу у Милки, она первая выбралась на крышу. А сейчас я посмотрю новости про гусениц и пойду в «БодМод», извиняться за опоздание.
Ура! Никого ни о чём спрашивать не придётся, потому что я только сейчас заметила лежащий рядом с кроватью шёлковый платок в шотландскую клетку. Значит, парень с крыши мне не приснился! Ура! Ура! А потом, возможно, всё-таки ещё и приснился. Ура! Ура! Ура! А чего радуюсь — не понятно, у меня ни адреса его нет, ни даже имени, сбежал, оставив платок на память. Золушок какой-то! И франт редкостный — футболку с Бэтменом и нашейный платок носит вместе в тридцатиградусную жару. По таким приметам найду его в два счёта. Хотя платок-то теперь у меня. Может, нанять собаку-детектива? Милый загадочный парень с крыши, найди меня сам! Только, пожалуйста, рассчитывай только на дружбу, и ни на что больше! Моё сердце навсегда занято Егором Трушиным. Зато мы можем быть друзьями. Тоже ведь не плохо, верно?
Глава 24
Хроники Эмокора. Мать и сын — 2
— Вернулся, трус? Ты не мой сын! Как ты мог так смалодушничать? Вернись и убей её. Она должна быть со своим любимым. С твоим отцом, между прочим. Из-за твоей слабости погибнет целый мир.
— Я люблю её.
— Как ты мог влюбиться в девушку своего отца? Горе ты моё крылатое! Пойми, она тебя никогда не полюбит. В её сердце — лёд! Поверь, поверь, уж я-то точно знаю.
— А если я её поцелую?
— Если она не любит тебя — ты умрёшь. Мир погибнет. Всё зря.
— А если она меня поцелует?
— Если она поцелует тебя без любви — умрёшь в её фальшивых объятиях.
— Поцелует без любви?
— Да, наивная душа! Из любопытства, из жалости, от отчаяния, но без любви! Без сумасшедшего желания, делающего тебя всесильным и беззащитным одновременно.
— А если она влюбится в меня после поцелуя?
— Ты умрёшь, но спасёшь мир. Только вот ты никогда не узнаешь, спас ты его или нет. Исчезнешь, как твой отец. Всё. Хватит болтать. Улетай и не возвращайся, не выполнив святого долга, трус!
Глава 25
Новые боги
Прошло десять дней с момента летоисчисления нового мира. Десять дней, изменившие мир к лучшему. Потому что в нём появилось воплощённое добро. Велик Господь, и Он даёт нам очередной урок в надежде, что мы вынесем из него хоть крупицу здравого смысла. Только Господь Всемогущий мог сделать своими посланцами тварей столь откровенно неприятных взгляду человека. Человека, погрязшего в гордыне и во зле, объявившего себя царём природы, свою природу не познавшего, а Господа поминающего, лишь когда нужно благ выпросить или здоровья вымолить. Смотри, человече, говорит нам Господь, как рождённая ползать тварь Божия, смрадна и страшна, несёт добро в мир, создаёт благорастворение воздухов и радостью наполняет сердце твоё. Смири гордыню, познай своё место, поклонись гусеницам благостным, дай им хлеба и воды и укрой от непогоды. Велик Господь! И все те высоколобые учёные, что вечно других учить пытаются, учитесь у гусениц смирению и благости, а теории свои запрячьте подалее, ибо каждый увидевший гусеницу счастлив и весел, а от ваших наук только мор, виртуальный блуд да катастрофы экологические. А новых идолопоклонников, язычников новоявленных, что Божьих гусениц за божков своих теперь принимают да людей путают, даже анафеме придавать не будем! Ждёт их, ждёт геенна огненная! Ишь демоны! Храмы они гусеницам возводят, того и гляди девственниц в жертвы приносить начнут. Безобразие и срам!
Вы помните? Ну конечно, вы помните, как три дня назад мир вздрогнул от восторга не только на площадях, но и у экранов телевизоров. Но если вы только что вышли из комы или из запоя, мы вам расскажем (и покажем, конечно же), как это случилось. Напомним, как чудесные создания покорили сердца миллиардов землян.
Эллен Лалик, 26 лет. Бельгия, Брюссель. «Я оказалась на площади, потому что я репортёр и веду постоянную прямую трансляцию для местного телеканала. Я первая заметила движение в стане гусениц и тут же закричала: