Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии
Шрифт:
Эндофизика часто прибегает к метафоре интерфейса. Мир, как он доступен нашему восприятию и ментальному представлению – это только некий срез мира как целого, это интерфейс, т. е. связующее звено, сопрягающее человека и мир. Наше тело и наше сознание открывают нам только определенное окно в мир, которое в эволюционной эпистемологии называется мезокосмическим.
Человек есть продукт длительной космической и биологической эволюции, порождение этого мира и его внутренний наблюдатель. Возможности и невозможности (ограничения, искажения, аберрации) познания им мира определяются его собственной природой, сопряженной с природой мира; причем эти искажения неисправимы. Допустим, мир сделан из резины, но мы не осознаем этого, так как мы сами сделаны из резины. Этот пример подобен предложенному Альбертом Эйнштейном мысленному эксперименту: если плоские пауки ползают по поверхности сферы, то они даже не могут себе представить, что может существовать еще и третье измерение пространства – высота (или глубина).
Термин «эндофизика» (в противовес традиционной «экзофизике» – взгляду на физическую реальность извне и без непременного учета роли и места наблюдателя) был впервые употреблен математиком Давидом Финкельштейном в его письме к реальному основателю самого этого направления немецкому химику-теоретику из Университета Тюбингена Отто Рёсслеру В своих работах Рёсслер подчеркивает, что существуют два способа видения мира: изнутри и извне.
Эндофизика сближается с физикой сознания и теорией мозга. То, что нам дано, что доступно нашему наблюдению, – это только срез реального мира. Человек облечен в свое тело и чувствует себя в нем комфортно, хотя оно изначально ограничивает его возможности познания мира. Человек привык доверять своему прибору-сознанию, хотя, как показывает Рене Декарт в «Рассуждениях о первой философии», можно помыслить возможность существования демона в нашем сознании, который намеренно вводит в заблуждение наше восприятие. Не демон как таковой, а специфические аспекты функционирования нашего сознания, его спонтанность и телесная обусловленность накладывают ограничения на возможности восприятия и постижения мира.
Основатели эндофизики ссылаются также на Архимеда (287–212 до н. э.) и Р. И. Бошковича (1711–1787) как на своих предшественников. Архимед, который прославился своими изобретениями многих простых механизмов, типа рыгача и его разновидностей, и открытием некоторых законов физики, предположил возможность существования таких позиций, с которых можно было бы двигать саму Землю, т. е. малой силой сдвигать тело, обладающее любым, даже огромным весом. Это предположение было им сделано не в механическом, а в теоретическом плане. Итальянский математик, астроном и физик хорватского происхождения Руджер Иосип Бошкович осознал, что невозможно измерить движения и превращения, происходящие в мире, если весь мир, включая все измерительные приборы и всех наблюдателей, которые ими пользуются, не подвергаются влиянию этих движений и трансформаций.
То, что эндофизика оперирует с представлением не только о реальном, но и о виртуальном наблюдателе, имеет особое значение. Виртуальный наблюдатель выступает как основополагающий элемент мысленного экспериментирования, в ходе которого строятся виртуальные реальности и целостные миры по принципу как если бы нечто воображаемое или предполагаемое было реальным, а недоступное нормальному человеческому восприятию – зримым и осязаемым. Задача эндофизики и состоит в том, чтобы вместо человеческой субъективности в ее темпоральном аспекте подставить нечеловеческую субъективность, с тем чтобы выйти на те темпоральные контуры мира, которые могут оказаться видны в новой сетке.
Идея эндофизики заключается в том, что каждый наблюдатель в силу его собственных телесных и когнитивных качеств вызывает из реальности особенный ее контур и воспринимает реальность именно и только в нем. Обыденная – или даже научная в экзофизике – кажимость «мира без наблюдателя» при тщательном всматривании всегда оказывается именно кажимостью, поскольку наблюдатель в любом случае – мы сами. Рефлектирующий наблюдатель может попытаться увидеть мир и в иных его контурах, данных иным существам.
Парадокс, но не случайный, а который следует принять и с которым следует смириться, состоит в том, что чем меньше мы говорим о наблюдателе, тем меньше мы способны сказать и о самой реальности, тем менее рельефной и наполненной она дается нам. А при попытке и вовсе элиминировать наблюдателя реальность оказывается пустой. Уместно привести буддийскую задачку: что такое хлопок одной ладонью? Без двух ладоней хлопка не будет, а каждая пара ладоней производит звук немножечко отличный от других.
Эндофизическая идея может быть выражена и как идея синергизма, взаимной прилаженности субъекта и объекта, по принципу: какую исходную маркировку несет в себе поле зрения твоего наблюдательного «бинокля», так для тебя и насечется реальность; какими или чьими глазами будешь глядеть на мир, то в нем и разглядишь. Есть здесь и элемент антропного принципа, но сделанного общезначимым для всех живых существ, а не только для людей.
Чем же отличается тогда синергетика от эндофизики? В синергетике на первом плане находится динамическое взаимодействие и со-действие материальных сущностей, как, например, синергийное нелинейное взаимосогласование излучения отдельных атомов в лазере. Эндофизика же, несмотря на присутствие «физики» в своем названии, адресуется не к взаимному действию и со-действию материальных тел или умов, а к всегдашнему и неустранимому присутствию проявлений и свойств наблюдателя в наблюдаемом. Синергетика содержит главным образом энергийный элемент, но не только физический, и, например, социальный и духовный, отражающий движения и порывы людских масс, тогда как эндофизика содержит главным образом эпистемологический элемент.
9.6. Трансформации тела-сознания и изменение восприятия времени
В связи с концепцией кадров восприятия встают следующие вопросы: как соотносятся объективное и субъективное время в когнитивных процессах? Что с психологической и нейрофизиологической точек зрения следует понимать под «настоящим» и почему Ф. Варела вслед за У. Джеймсом называл его ускользающим? Существует ли предельная дискретная временная длительность когнитивного акта? И поддаются ли минимальные рамки этой длительности трансформации?
Главная особенность и сила живого заключается, по Бергсону, в способности трансформации той временной длительности, которая предлагается ему неживым, физическим окружением. Для него важен вопрос не только о субъективном восприятии времени, о времени как ткани психологической жизни, но и о возможности посредством активного восприятия «перекраивания ткани» времени, изменения темпа течения событий. Мир не есть нечто внешнее, данное для нас. Мир – это мы сами, как мы встроены в этот мир, как мы творим этот мир, в том числе и в его темпоральных характеристиках, будучи, в свою очередь, сотворены этим миром, ходом его эволюции.
«Отвечать на испытанное воздействие немедленной реакцией, которая воспринимает тот же ритм и продолжается в той же длительности… – именно в этом состоит основной закон материи, в этом состоит необходимость… [Относительно свободных же существ можно сказать, что]: “Независимость их воздействия на окружающую материю укрепляется все больше и больше по мере того, как они освобождаются от ритма, в котором движется эта материя. Таким образом, чувственные качества, в том виде, в каком они фигурируют в нашем восприятии, удвоенном памятью, представляют собой именно последовательные моменты, полученные в результате уплотнения реального” [257] . В итоге “воспринимать” – значит сгущать огромные периоды бесконечно растянутого существования в несколько дифференцированных моментов более интенсивной жизни, резюмируя таким образом очень длинную историю. Воспринимать – значит делать неподвижным… Восприятие… сжимает в единый момент моей длительности то, что само по себе распределилось бы на несчетное число моментов» [258] .
257
Бергсон А. Материя и память. С. 293.
258
Бергсон А. Материя и память. С. 290–291.