Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии
Шрифт:
Особые способности духа по сравнению с восприятиями подметил также М. Мерло-Понти в своем последнем, изданном при его жизни, небольшом, но идейно емком сочинении «Око и дух» (1960). Дух, как резервуар бывших и небывших, реализованных и еще не реализованных актов восприятия, выполняет по отношению к ним контролирующую и синтезирующую функцию. Он якобы ответственен за сверку восприятий с реальностью и с содержанием самого духа, осуществляет тем самым двойную референцию. «Живописец, каким бы он ни был, когда он занимается живописью, практически осуществляет магическую теорию видения. Ему приходится вполне определенно допустить, что вещи проникают в него, – или же, согласно саркастической дилемме Мальбранша, что дух выходит через глаза, чтобы отправиться на прогулку в вещах, – поскольку художник непрерывно сверяет с ними то, что ему видится» [267] .
267
Мерло-Понти М. Око и дух. М.: Искусство, 1992. С. 20.
Если судить только по степени интенсивности работы сознания, то стрессовые ситуации и предсмертные состояния могут казаться сходными. Но по своей сущности они, на наш взгляд, различны. Ведь при стрессе сознание направлено на поиск выхода из трудной ситуации, ради чего мозг каким-то образом переключается на повышенные обороты. А в предсмертном состоянии сознание обращено только назад, в прошлое. Оно следует какой-то автоматической реакции высвобождения или преобразования информации, не имеющей отношения к самой экстремальной ситуации и поиску выхода из нее.
9.7. Пространственно-временные связки: их телесное восприятие
Время связано с пространством самым теснейшим образом, и это становится еще более ощутимым, если мы фокусируем внимание на телесности восприятия. Здесь можно сослаться на взгляды Гераклита о времени как вечном становлении, времени как потоке, на представление Гегеля о времени как созерцательном становлении, на понятие телесного жизненного пространства «Leiberaum» («bodily space») Э. Гуссерля. Телесное пространство – это конкретное место, которое живое тело осваивает в данный момент, приобретая свой жизненный опыт. Это конкретное тело в том виде, как оно проживает и приживается (приспосабливается) к конкретной пространственной конфигурации, создаваемой другими телами, и в конкретной ситуации во времени.
Подобные рассуждения можно встретить и у Мерло-Понти, который говорит, что тело вбирает в себя пространство, которое становится его собственным пространством. «При рассмотрении тела в движении, – читаем мы в “Феноменологии восприятия”, – лучше видно, как оно населяет пространство (впрочем, и время), ибо движение не довольствуется претерпеванием пространства и времени, оно активно вбирает их в их первоначальном значении, которое стирается в банальности привычных ситуаций» [268] . В другом месте своего сочинения Мерло-Понти вводит метафору «тело как ось мира»: «Мое тело есть ось мира: я знаю, что у объектов много сторон, так как я мог бы обойти их кругом, в этом смысле я обладаю осознанием мира при посредстве моего тела» [269] .
268
Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента: Наука, 1999. С. 143.
269
Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента: Наука, 1999. С. 119.
Интереснейший образ активного и ситуативного действия (точнее, вдействования в среду) можно найти в сочинениях Гераклита. Недаром его называли тёмным, поскольку никто его не понимал. По свидетельствам Гисдоса Схоластика, Гераклит дал прекрасное сравнение, уподобив душу человека пауку, а его тело паутине. «Подобно тому, как паук, – говорит он, – стоя в середине паутины, чувствует, как только муха порвет какую-либо его нить, и быстро бежит туда, как бы испытывая боль от порыва нити, так и душа человека в случае повреждения какой-либо части тела торопливо несется туда, словно не вынося повреждений тела, с которым она прочно и соразмерно соединена» [270] .
270
Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М.: Наука, 1989. С. 251.
Этот, на мой взгляд, очень удачный образ паука и паутины можно распространить на отношения человека и его окружения, познающего и действующего субъекта и познаваемого и конструируемого им объекта. Как говорил Гераклит, ничто никогда не есть, но все становится. Человек подобен пауку: он живет в определенном окружении, которое он строит и которое его строит. Всё это связано с жизненным миром человека и с теми разными реальностями, разными темпомирами, в которых мы живем или можем жить, и с теми мирами, в которые в принципе не можем попасть, поскольку увязли в своей паутине. Паук строит свою паутину, а паутина строит паука. Это взаимное построение.
Человек обустраивает, строит свое окружение и изменяется сам. Психолог, вступая в диалог с испытуемым, творит новую реальность, открывает двери в иные миры для испытуемого и стимулирует рост своей собственной личности. Писатель пишет книгу, но и книга «пишет», создает, конструирует его: написав хорошую книгу, он становится другим, оттачивает свой стиль письма, обретает определенный образ в глазах общественности. Субъект и объект находятся в отношениях взаимной детерминации, взаимного становления и самообновляются друг от друга и за счет друг друга.
Кроме того, в Гераклитовом образе поиска повреждений и ремонте тела можно усмотреть предугадывание синергетической идеи самодостраивания, автопоэзиса, самопроизводства в отношении души и тела, организма и его окружения, субъекта и объекта. Автопоэзис (термин У. Матураны и Ф. Варелы) является сущностью жизни, а также сложных самоорганизующихся систем, уподобляемых синергетикой живым организмам.
Процесс вечного и повсеместного становления охватывает также и различные состояния человеческого существа. Различные состояния перетекают и взаимно обусловливают друг друга. Одно и то же в нас есть смерть и жизнь, бодрствование и сон, граница между ними размывается. «Всё, что мы видим наяву, – смерть; всё, что во сне, – сон; всё, что по смерти, – жизнь» [271] . Активное бодрствование сводит реальность к одной, а сон творит новые реальности, обогащающие мир наяву Смерть низводит все к одному и самому простому, чтобы открыть веер новых возможностей бытия, чтобы освободить пространство для нового. Мир в процессе становления множит реальности, нагромождает их и предоставляет нам возможность выбора, открывая двери для выхода в иные миры.
271
Фрагменты ранних греческих философов. С. 217.
Это видение пространственно-временных измерений реальности, человека в мире и мира в человеке как становящегося взаимосвязанного целого почти через два с половиной тысячелетия спустя развивал Альфред Н. Уайтхед (1861–1947) в своей работе «Наука и современный мир» (1925). Неотъемлемая часть его философии процесса – понимание глубокой внутренней связи субъекта и объекта. С его точки зрения, субъект и объект – плохие термины, если они понимаются в аристотелевском, по сути, дуалистическом смысле слова. На самом деле одно вливается в другое:
• субъект есть часть окружения, он непосредственно встроен в него. «Тело есть часть окружающей среды, оно чувствительно к окружающей среде как целостному телесному событию, каждая часть этой целостности чувствительна к модификациям другой. Эта чувствительность так организована, что часть подстраивается, чтобы сохранить стабильность телесного паттерна» [272] ;
• субъект креативен: он творит, создает, строит свое собственное окружение. «Организмы могут создавать свое собственное окружение» [273] ;
272
Whitehead A. N. Science and the Modern World. Cambridge: The University Press, 1953. P. 185.
273
Whitehead A. N. Science and the Modern World. Cambridge: The University Press, 1953. P. 140.