Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии
Шрифт:
Варела опирался на идеи своих предшественников, и Найссера, и Гибсона, и др. Но особую ценность он видел в философской феноменологии Э. Гуссерля и М. Мерло-Понти и осуществлял проект натурализации феноменологии, чем очень гордился. Развивая энактивный подход к познанию, Варела ссылается на идеи Гуссерля о «протенциях» – о как бы устремленных в будущее линиях, или траекториях, которые задают характер когнитивной активности в настоящем. Он называет это «the bootstrap principle» – «принципом шнурка»: если потянешь за один конец, то другому концу, через ненаблюдаемое смещение множества петель, передается этот импульс потягивания. «Метафорически выражаясь, идущий по дороге и сама дорога неразрывно связаны друг с другом» [286] , – разъясняет он. Протенции выражаются, в частности, в эмоциональной настроенности, аффективной тональности, которые задают вектор, русло предстоящего когнитивного акта. Формируется «протенциональный ландшафт», который ведет процесс развертывания когнитивной деятельности.
286
Varela F. The Specious Present. A Neurophenomenology of Time Consciousness // Naturalizing Phenomenology. Issues in Contemporary Phenomenology and Cognitive Science. Stanford: Stanford Univ. Press, 1997. P. 301.
Взаимное приспособление познающих существ и среды их обитания происходило и в процессе эволюции жизни. Известно, например, что зрение медоносных пчел смещено к ультрафиолетовой части спектра, чтобы лучше распознавать цветки с нектаром. Но и цветущие растения прошли в ходе эволюции свою часть пути. Их взаимный встречный путь и есть коэволюция. «Окраски цветов, по-видимому, коэволюционировали с чувствительным к ультрафиолету, трехцветным зрением пчел» [287] . Коэволюция как взаимное приспособление для выживания нередко происходит и через борьбу друг с другом путем создания защитных фильтров. Примером коэволюции является динамика совместной жизни некоторых растений и поедающих их гусениц. Растение и поедающие его гусеницы составляют единую систему. Растения вырабатывают ядовитые для гусениц вещества, однако определенные виды гусениц (например, гусеницы монарха) в ходе эволюции приобрели нечувствительность к ядам, вырабатываемым растениями. Более того, гусеницы накапливают яды в своем теле и тем самым становятся несъедобными для птиц.
287
Varela F., Thompson E., Rosch E. The Embodied Mind. Cognitive Science and Human Experience. Cambridge (MA): The MIT Press, 1991 Cambridge: MIT Press, 1991. (7th printing 1999). P. 201.
Тезис о важнейшей роли движения, действия и вдействования (enactment) может быть развит и применительно к взаимоотношениям когнитивного агента и среды. Именно через телесное движение ребенка осуществляется его самовыделение из социальной среды и тем самым формирование его собственной идентичности, его Я. На это указывал еще Анри Бергсон в работе «Материя и память», впервые опубликованной в 1896 г., т. е. задолго до появления теории Жана Пиаже. «Психологи, изучавшие раннее детство, знают, что представление наше вначале безлично. Только мало-помалу, благодаря индукции, оно принимает наше тело за центр и становится нашим представлением. Механизм этого процесса понять легко. По мере того как тело мое передвигается в пространстве, все другие образы изменяются; образ же моего тела, наоборот, остается неизменным. Мне в итоге приходится сделать его центром, к которому я отношу все другие образы» [288] .
288
Бергсон А. Материя и память. Собр. соч. Т. 1. М.: Моск. клуб. 1992. С. 185.
И далее он пишет о важной роли активности телесного восприятия: «Актуальность нашего восприятия состоит… в его активности, в движениях, которые его продолжают, а не в относительно большей интенсивности: прошлое – это только идея, настоящее же идеомоторно. Но этого-то упорно не хотят видеть, смотря на восприятие как на разновидность созерцания, приписывая ему чисто спекулятивную цель и направленность на некое неведомое бескорыстное познание: как будто отделяя его от действия, обрывая таким образом его связи с реальным, его не делают сразу и необъяснимым, и бесполезным! Но тогда упраздняется всякое различие между восприятием и воспоминанием, потому что прошлое по своему существу есть то, что уже не действует, и, не признавая этого признака прошлого, становится невозможным отличить его от настоящего, то есть от действующего» [289] .
289
Бергсон А. Материя и память. Собр. соч. Т. 1. М.: Моск. клуб. 1992. С. 199–200.
Через осмысленные действия ребенок научается проводить различия, намечать границы между предметами окружающего мира, которые первоначально слиты для его взгляда в общую массу, неразличимы. «Бесспорно, что в известном смысле существует множество предметов – один человек отличается от другого, дерево от дерева, камень от камня, так как каждое из этих существ, каждая из этих вещей имеет характерные особенности и подчиняется определенному закону эволюции. Но вещь и то, что ее окружает, не могут быть резко разделены, постепенно и незаметно осуществляется переход от одной вещи к другой: тесная взаимосвязь всех предметов материального мира, непрерывность их взаимодействий и реакций доказывают, что они не имеют тех точных границ, которые мы им приписываем. Наше восприятие как бы очерчивает их осадочную форму, оно определяет предметы в той точке, где останавливается наше возможное действие на них и где, следовательно, они перестают касаться наших потребностей. Такова первая и наиболее очевидная операция воспринимающего ума: он прочерчивает деления в непрерывности протяжения, просто подчиняясь внушениям потребностей и нуждам практической жизни» [290] .
290
Бергсон А. Материя и память. С. 292.
Говоря о понимании Анри Бергсоном роли телесного движения в самоидентификации человека как субъекта познания, следует обратить внимание на особенность мировоззрения этого философа. Он исходит из понимания, сходного с махизмом: в материи потенциально дана вся множественность образов о ней, что якобы снимает дилемму материализма и идеализма. «Вам следует объяснить, таким образом, не то, как зарождается восприятие, но как оно себя ограничивает, потому что оно должно было бы быть образом всего, а на самом деле сводится к тому, что вас интересует» [291] . «Единственным вопросом… является, зачем и как этот образ выбран, чтобы стать частью моего восприятия, в то время как бесконечное множество других образов остается из него исключенным» [292] . «Воспринимать все влияния, ото всех точек всех тел, значило бы опуститься до состояния материального предмета. Воспринимать сознательно – значит выбирать, и сознание состоит, прежде всего, в этом практическом различении» [293] .
291
Бергсон А. Материя и память. С. 182.
292
Бергсон А. Материя и память. С. 182–183.
293
Бергсон А. Материя и память. С. 187.
Важность движения для формирования нормального зрительного восприятия животных находит экспериментальное психологическое подтверждение. В одном из опытов были выделены две группы котят: одни имели возможность активно двигаться, другие двигались вместе с ними, но прицепленные за ними в корзинке, т. е. пассивно. Через несколько недель была проведена контрольная проверка. Она показала, что котята из первой группы видели нормально, а котята из второй группы двигались крайне неуверенно, ударялись об углы и в целом вели себя как слепые, хотя в своих корзинках они наблюдали все точно то же самое, что и первые [294] .
294
Этот случай рассматривает Варела в своей книге: Varela F., Thompson E., Rosch E. The Embodied Mind. P. 175.
Согласно концепции Льва Выготского, разработанной в 1920– 1930-е годы, оперирование с материальными предметами, имеющее пробный, бесцельный, игровой характер, сыграло решающую роль в развитии у высших млекопитающих интеллекта как изобретательной (inventive), креативной функции сознания.
Нахождение ребенком обходного пути, т. е. обретение качественно иного восприятия пространства, может происходить как инстайт, сразу ставящий двухлетнего ребенка на уровень, свойственный старшему ребенку. «Инстайт всегда можно рассматривать как изменение когнитивной структуры ситуации. Он часто включает дифференциацию и реструктуризацию в смысле разделения определенных регионов [поля. – Е. К], которые были связаны, и соединения регионов, которые были разделены. Например, чтобы использовать ветку дерева в качестве палки для доставания цели, находящейся за решеткой, необходимо увидеть ветку как относительно изолированную единицу, а не как часть внутри большей единицы – дерева. Кроме того, необходимо связать эту ветку с целью за решеткой» [295] .
295
Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб.: Сенсор, 2000. С. 279–280. [Оригинальная статья: Behavior and development as a function of the total situation, 1946.]
Пространство осваивается различными живыми организмами как когнитивными существами двигательно, «на ощупь». Складывающиеся у них схемы восприятия пространства определяются как уровнем эволюционного развития соответствующего животного вида и особенностями его телесной организации, так и специфическим опытом освоения пространства каждой индивидуальной особи.
Мир – это океан потенций, бурление различных возможностей, открывающихся для субъекта. Эта конструктивистская позиция в поэтической и наиболее заостренной форме была выражена Андре Жидом в одной из его дневниковых заметок: «Вещи нуждаются в нас, чтобы существовать или чтобы почувствовать свое бытие, а без нас они пребывают в ожидании» [296] .
296
Gide A. Journal. 1889–1939. Paris: Gallimard, 1951. P. 93.
Ему вторит Морис Мерло-Понти, который проводит исследование природы восприятия со своей позиции, со стороны связи феноменологии телесности и эпистемологии. Некоторые «живописцы говорили, что вещи их разглядывают, в том числе, вслед за Клее, Андре Маршан: “В лесу у меня часто возникало чувство, что это не я смотрю на лес, на деревья. Я ощущал в определенные дни, что это деревья меня разглядывают и говорят, обращаясь ко мне. Я же был там, слушая… Я думаю, что художник должен быть пронизан, проникнут универсумом и не желать обратного. Я жду состояния внутреннего затопления, погружения. Я, может быть, пишу картины для того, чтобы возникнуть”… Говорят, что человек рождается в тот момент, когда то, что в материнском лоне было видимым только виртуально, становится видимым сразу и для нас, и для себя. Можно сказать, что видение художника – это своего рода непрерывное рождение» [297] .
297
Мерло-Понти М. Око и дух. С. 22.