Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К
Шрифт:
Стоп. Еще одному?
Ну да.
Смеситель работает скверно, вода то слишком горячая, то слишком холодная, надо бы ее отрегулировать, но я временно утратил счастливую способность обращать внимание на такие мелочи. Стою, голый, мокрый дурак, с просветленным лицом, по лбу себя стучу демонстративно, словно для скрытой камеры стараюсь. Впору в подъезд с криком «эврика» выскочить.
Потому что меня и правда осенила одна идея. Куда более дикая, чем заключение древнего грека Пифагора о теле, помещенном в жидкость, но и куда более актуальная – не для бурно прогрессирующего человечества, конечно, а лишь для меня, любимого. Возможно,
Франк говорил, что меня, дескать, выдумали. Вернее, все еще выдумывают. Процесс сей, если я правильно понял путаные объяснения Франка, пока не завершен.
Вот и отлично.
У меня есть шанс опередить этих «выдумщиков», кем бы они ни были. Я выдумаю себя первым. Выдумаю – и тут же торжественно похороню, сообщив об этом прискорбном событии нескольким сотням случайных свидетелей – для начала. Мои «злые гении» могут съесть свои шляпы, ежели, конечно, у них таковые имеются, что, откровенно говоря, сомнительно… Пусть себе стараются, сочиняют похождения несвежего покойника. Все это будут лишь дополнительные детали биографии, в финале которой я собственными руками водружу надгробную плиту – сегодня же! С бредовой опасностью следует бороться только бредовыми методами, не так ли?
Разум мой в смятении, он робко сообщает мне, своему господину и повелителю, что никогда прежде я не был столь прекрасно подготовлен к примерке смирительной рубашки. Но мне плевать, пусть себе хипешит. Нутром я чую, что нащупал правильное решение. Остается воплотить его в жизнь, не совершив ни единой ошибки. Это, конечно, почти невозможно: я не знаю правил этой игры, следовательно, не могу определить, что является верным решением, а что – ошибкой. Значит, придется угадывать. Была такая телепередача в годы моего детства: «Угадай и нарисуй», а я так и не собрался принять в ней участие. Ну вот, заодно и…
«Клинический придурок, – говорит мое отражение, опасливо взирая на меня из глубины запотевшего зеркала. – Психопат несчастный». Я тоненько, по-детски, хихикаю: вероятно, это и есть внутренний конфликт. Настоящий, как в кино-не-для-всех. Ах!
Чувствую себя слепым канатоходцем, который только-только приготовился сделать первый шаг по проволоке, натянутой не то над бездной, не то над разноцветным батутом – я ведь не знаю даже, приведет ли возможное падение к моей гибели или дело ограничится взрывом хохота в зрительном зале. Впрочем, я вообще ничего не знаю.
Но, по крайней мере, я, кажется, нащупал эту чертову проволоку, по которой мне предстоит пройти.
И это лучше, чем ничего.
116. Ифа
В мифологии йоруба божество гадания, мудрости, судьбы. <…> Жрецы Ифа считались главнейшими среди других.
Перед тем, кто оказался в зимнем лесу, мир предстает облаченным в парадный фрак. Элегантный и высокомерный, как истинный денди, он черен и бел, прекрасен и равнодушен, ироничен, но вовсе не снисходителен. Скорее откровенно безжалостен.
Да, и еще он холоден.
Даже слишком холоден, на мой вкус.
После того, как мы свернули с плохо освещенного заснеженного шоссе на проселочную дорогу, я окончательно ошалел. Вот уж не подозревал, что цивилизация заканчивается в полутора десятках километров от Москвы. Но Венина горчично-желтая «Нива»-мутант, пережившая на своем веку
– Моя хата – с краю, – гордо сообщил Веня, по-хозяйски гремя ключами. – И сейчас будет нам счастье.
Я, честно говоря, сомневался, что оное счастье наступит раньше чем через час-полтора. Наверняка нам придется топить печку, и хорошо еще, если дрова лежат в сенях, а не погребены под одним из сугробов.
Однако действительность оказалась добрее. Ворота – нараспашку. Окна двухэтажного бревенчатого дома мерцали тусклым светом, дверь была заперта изнутри на щеколду, а открыл ее нам приземистый буйнобородый дедок, морщинистый, как печеное яблочко, источающий сивушные ароматы, но весьма бодрый, даже жизнерадостный – ходячая реклама деревенского самогона, да и только.
– Печку растопил, лампочку вкрутил, – деловито доложил он. – Там еще окно было битое, так я его фанерой заколотил, чтобы вам не надуло.
– Месяц назад все окна вроде были целы, – меланхолично заметил Вениамин. – Ну да ладно, хорошо хоть дом не спалили… С наступающим, Ван Саныч, спасибо, что не похерили мою просьбу. И я вашу не похерил, все по справедливости.
Он вручил старику туго набитый пакет; характерное позвякивание позволяло надеяться, что диапазон телесных ароматов Ван Саныча этой ночью будет существенно расширен и обогащен новыми нюансами.
– Ну ты крутой, Борисыч! – восхитился дедок, разглядывая содержимое пакета. – Ну, уважил!.. Так я пойду?
– Ага, – с энтузиазмом подтвердил Веня. И обернулся ко мне: – А ты чего на пороге стоишь? Иди, грейся. Ты мне нужен живым.
– Неправда твоя, – смеюсь. – Мертвым я тебе нужен, мертвым. Сам же говорил…
– А, ну да. Ладно, будем считать, что ты мне нужен и живым и мертвым одновременно. Заходи в дом. Я сейчас машину загоню в сарай и тоже приду.
В доме было не так уж и тепло: то ли совсем недавно затопили, то ли просто щелей много, то ли окно, кое-как заколоченное фанерой, давало о себе знать. На подоконнике горела керосиновая лампа, над столом – бледная сороковаттка без абажура. В сумме получалось неяркое и не слишком уютное освещение. Зато печь настоящая, русская, прежде я такую только в кино видел. Возле нее я и устроился. Конечности так окоченели, что впору было возомнить себя саламандрой и в пламя сунуться.
Веня появился минут через пять. Огляделся по сторонам, нахмурился, пошарил по полкам, достал пачку толстых стеариновых свечей, вручил их мне.
– Давай, устанавливай освещение. Вон в том ящике лежит пустая тара, можешь использовать ее в качестве канделябров… А то интерьер какой-то депрессивный. В такой обстановке вполне можно к утру повеситься, ага?
– Есть такое дело, – говорю, извлекая из кармана зажигалку. – А этот дед кто? Домовой?
Ловлю себя на том, что положительный ответ показался бы мне не шуткой, а констатацией вполне заурядного факта: ну да, пожилой, пьющий домовой присматривает за домом в отсутствие хозяина – а как иначе-то?.. Следует признать, что мои представления о мироустройстве за последние полгода претерпели кардинальные изменения. Вероятно, необратимые. Но реальность пока не спешит под меня подстраиваться. Ставит меня на место, с Вениной помощью.