Энциклопедия русских суеверий

Власова Марина

Нередко леший появляется в обличье крестьянина (зажиточного или, напротив, бедного). Он может быть одет в серый кафтан (обычно шерстяной домотканый), в тулуп (Мурм., Олон., Новг.), с красным кушаком (Волог., Новг., Яросл., В. Сиб.) или вовсе без пояса (Новг.); он ходит в синем армяке (Арх., Вятск.); обут в козловые сапоги (Олон.) или в лапти (длиною в сажень) (Волог.).

«Обычен зеленый цвет одежды (лешего. — М. В.), цвет леса», ср.: «Хозяин в лесу есть. В зеленой одежды ходит, в ботинках, и кепка, фуражка зеленые» (Карел.) (в руках у лешего нередко корзина,

батог, плеть) <Черепанова, 1996>.

Глаза лешего зеленого цвета (Карел., Яросл.) или горят как угли (Волог., Яросл.). Его представляют и остроголовым, без правого уха, без ресниц и бровей (Том.), без бровей (Новг.) и, напротив, с кустистыми бровями (Орл.). У лешего может не быть ноздрей (Арх.). Некоторые из олонецких крестьян полагали, что у него синяя кровь; лица его не разглядеть (Перм., Арх.); у лешего нет тени (он появляется «тенью») (Карел.).

Короче говоря, и в более или менее «человеческом» обличье лесного духа присутствуют «нечеловеческие» черты.

Кроме того, по общераспространенным поверьям, леший обычно застегнут «наоборот» (по-женски, левая пола поверх правой), а иногда у него перепутана и обувь или подоткнута правая пола одежды (Мурм. и др.).

Отличает лесного хозяина и особенно зычный голос, а также любовь к повторениям («эхом») последних слов собеседника: эхо — отклик лешего (Арх., Волог.); леший аукается с людьми (Калуж.). Леший хохочет, свищет, хлопает в ладоши: слыша хлопанье в лесу, говорят, что леший в ладоши хлопает (Костр.); леший не говорит, но хлопает в ладоши и «гагайкает» (Яросл.); он кричит и поет (Смол.); гогочет в лесу, шумит (Олон.); если присутствие человека в лесу неприятно лесному хозяину — он застращивает его страшным хохотом, свистом, криком и т. п. (Орл.).

Согласно некоторым поверьям (распространенным далеко не повсеместно), леший не смотрит на людей: «А если и взглянет, то через левое плечо» (Карел.).

По всем этим приметам (но далеко не всегда) можно распознать лешего, который способен принять облик любого человека — прохожего, родственника, знакомого, ср.: «В прошлом году ходила я в лес по ягоды. Настиг меня мой муженек; собирали мы с ним ягоды в одно место и пошли домой; вдруг муж мой захохотал да и прыгнул в лес, а в коробу очутились сосновые шишки» (Арх.).

Кроме того, леший принимает обличье старика странника, священника, солдата (или одет в нечто напоминающее форму), атамана, генерала, барина и вообще «начальника», ср.: леший «чаще всего является в образе мужика, непременно длинноволосого и завитого», «колпачок как у священника» (Олон.). «Вдруг с узких лядинок идет человек, шагает: черная шинель така длинная, пуговицы в два ряда, блестят-блестят, как чертов глаз! Шапка с кокардой, как цилиндр, высокая! Трость блеснет так, как будто золотом отливает! А как шаги дават, так один тут, другой тут!.. <…> „Он“ идет-то! <…> Часто „он“ появляется в черном костюме, одетый чисто так, нарядно, „не в рабоче“, хотя на плечах у „хозяина“ коса и грабли» (Карел.) <Криничная, 1993>.

Кроме того, леший «перекидывается кем угодно» (Влад.).

«Леший превращается. В дом может превратиться. Вот у нас здесь стоит дом и в каждом окне свецка. Это леший дом, люди так скажут» (Арх.) <Черепанова, 1996>. Отметим, однако, что, согласно большей части поверий XIX–XX вв., метаморфозы лешего достаточно единообразны и не стремительны.

Лешего представляют и семейным, и одиноким. По ряду поверий, у него есть жена лешевица, лешачиха («косматка»), которая «некрасива и необрядна» (Мурм., Арх.). Однако лесной дух в женском обличье может быть и совершенно самостоятельным, не связанным с семейством лешего (см. ЛЕШАЧИХА, ЛЕСНАЯ ДЕВКА). Полагают, что леший часто женится на «отсуленных» ему, проклятых девушках, женщинах, а в рассказе, записанном в Олонецкой губернии, даже приезжает сватать понравившуюся ему девицу: «Так славно одет был: козловые сапоги, красная рубаха, тулуп и все, как есть — настоящий купец, значит, или приказчик какой из Питера. Развернул бумажник — денег гибель, деревню покрыть можно. При нем тоже брат, мать и вся, значит, церемония свадебная. Ударили по рукам. Ничего, говорит, вашего не надо, девку одну надо…» (просватанная девушка исчезает, и лишь через шесть недель, ночью, приходит на минуту, чтобы отдать отцу свой крест; рассказывает, что жить ей хорошо, «только молиться нельзя»). Женятся лешие очень шумно. «Поезд их всегда сопровождается сильным ветром и вихрем. Если поезд проезжает через деревню, то на многих домах сносит крыши, разметывает овины и клади, а в лесах ломает сотни дерев» (Вятск.).

Дети лешего — это и проклятые, унесенные и уведенные им крестьянские дети, и дети, рожденные в браке с проклятой, лешачихой, ср.: жены лешего — похищенные девушки, дети — похищенные до крещения младенцы (Волог.). Сюжет о деревенской бабе-повитухе, принимающей по настоянию лешего роды у его жены, — один из самых популярных среди русских крестьян. В олонецкой быличке леший «что конь добрый» уносит бабку-повитуху в лесную избу (на себе), а затем награждает неразменным гривенником, запретив, однако, рассказывать об этом. «Долго старуха после этого держала этот чертов серебряный гривенник. Разменяет его и мелочь издержит, а наутро ей опять в кармане. Так ведь пользоваться не умела! Выпила она это раз на крестинах водки, да под хмельком и расскажи всем. На другое утро сунет руку в карман, а там лежит черепок от чугунного горшка. Только она и была богата!..»

В Архангельской губернии рассказывали даже, что «один леший влюбился в бабу, и от любви так измаялся, что не мог делать ничего и женился на ней. Старуху Маланью он взял к себе бабить новорожденного у него сына, за труды бабке разделался честно» <Ефименко, 1877>.

Ребенок лешего (которым он нередко стремится подменить обычное дитя) (см. ОБМЕН) или уродлив (криклив, «голова с пивной котел»), или незначительно отличается от прочих лесных духов. В Вятской губернии считали, что «плодом от сожития лешего с унесенной им девушкой бывает тоже леший, но не столько злой, как тот, который происходит от лешачихи. Людская кровь-де в том стоит за себя. Леший, родившийся от девушки, пожалуй, рад бы делать и добро людям, но другие лешие при разделе лесов всегда стараются отмежевать ему такой участок, от которого верст на тысячу во все стороны нет никакого жилья».

На Новгородчине и Вологодчине полагали, что «леший не суетлив, не вертопрашен; любит семейную жизнь, а потому его часто видят в кругу своей, то есть лешевой, семьи. Один мужик деревни Заречья Уломской волости поехал в лес за дровами и видит — на пне сидит леший со своею старухой и едят кашу. Мужик им поклонился, и они ему. Мужик догадался, что это лешие, и сотворил Иисусову молитву. Духи исчезли. Другой видел их целую большую семью, состоящую из стариков, взрослых и ребятишек» (Новг., Белоз.).

Тем не менее семья лешего в поверьях не всегда выглядит столь благообразно, скорее, наоборот. В повествовании из Мурманской области проклятая девочка оказывается в избе лешего, где полно таких же проклятых, одетых в рвань ребятишек и среди них — неопрятная, в лохмотьях хозяйка избы.

По-разному называется, описывается и место жительства лешего: от векового дерева или огромного дома, дворца в лесу до маленькой избушки, ср.: «Дядя Андрей срубил жилье лесного [вековую елку] и не рад был; над ним долго гилил леший и провожал его до деревни, а на другой год овин сжег у него» (Арх.) <Ефименко, 1877>.