Энджелл, Перл и Маленький Божок

Грэм Уинстон

— Я сегодня почти ничего не пила, — сказала она.

— Это можно поправить. Давайте так и сделаем! Хотите? Что касается меня… то я, пожалуй, выпью виски, почти без содовой.

— Что произошло с Анной? — спросила Перл. — Она умерла?

— Что дало вам повод для такого предположения?

— Не знаю. Что-то в ваших словах. Что-то такое. Я не ошиблась?

— Нет. Но мне не хочется об этом говорить. Я ни о чем не хочу говорить!

— Теперь самое время, когда же еще?

— Мне очень жаль, что у нас снова не получилось. Я думал, сегодня…

— Во всяком случае, было лучше, чем в прошлый понедельник.

— Давайте

это не обсуждать. Со временем все уладится. В том случае, если нам захочется продолжать… У меня это вызывает большие сомнения.

Он раздраженно задвигался, сердитый на весь мир, его руки дрожали, ему хотелось встать с постели и с гордым видом удалиться, его мозг лихорадочно искал повод, чтобы переложить всю вину на нее; его чувство собственного достоинства было глубоко задето.

Наступило долгое молчание.

— Так расскажите же об Анне.

— Чересчур мягкий тут матрас, Перл. Он новый, хотя и в старомодном оформлении.

— Мне он не кажется слишком мягким…

— Да, когда вы лежите одна! Естественно. А когда мы лежим вдвоем, то он слишком опускается и это все осложняет. Яснее ясного! Я думал, вам это понятно.

— Расскажите мне об Анне.

— Я всегда был крупным мужчиной. Но у меня сильное, здоровое тело. Я высокий, и у меня широкая кость, это, главным образом, и увеличивает вес. Лишнего жира у меня нет. Всего несколько месяцев назад доктор Матьюсон — один из лучших врачей в Лондоне — признал меня на редкость здоровым и крепким.

— И все-таки лишний вес не дает никаких преимуществ, Уилфред. К тому же худые выглядят моложе.

— А я и не выгляжу старым. И не чувствую себя старым. Ничего себе — старик в сорок с лишним лет!

— Конечно, нет.

— Естественно, у меня не такое молодое тело, как у вас. Но я не чувствую себя старым, даже сейчас, после этого.

— Ну еще бы! Скажите, она погибла при аварии самолета?

— Кто, Анна? Нет. Почему вы так решили?

— Мне показалось, когда мы с вами познакомились в самолете, вы очень нервничали.

— Ничуть я не нервничал! Просто, когда летишь, вечно тебя сажают не в том аэропорту, что надо. Это обычное неудобство, с которым не так-то быстро свыкаешься.

Перл умолкла. Он лежал рядом, тихо ненавидя ее за то, что она явилась причиной его унижения. Какое она неумное, заурядное существо, с полным отсутствием отзывчивости и тонкости чувств. Лежит рядом, болтает о всякой ерунде, словно и не догадывается о его состоянии. Его женитьба на ней оказалась жестокой ошибкой — чего и следовало ожидать! А этот акт, в котором они в какой-то степени оба принимали участие, как все это утомительно, обыденно и вредно для здоровья. Словно кошки. Женщины придают этому столько значения, прикидываются, будто это так романтично и красиво. Чистейшая ерунда. Только принижает человеческий дух, и женщины отлично это понимают. Эстетичное и красивое не свойственно вещам низменным, плотским. Только мужской ум способен это понять, только мужчина обладает достаточно развитым умом, поэтому женщины держатся и цепляются за мужчин, стараясь низвести их до своего уровня. А он, Уилфред Энджелл, после стольких лет плодотворного одиночества, позволил завлечь себя в подобную ловушку. Женская ловушка! Подлая ловушка!

Сейчас как раз время, чувствовал он, самое время положить всему конец. Разумеется, не их супружеской жизни, а ужасному, унизительному упражнению, которое так обессилило его, оказалось столь никчемным. При желании можно потихоньку вернуться к тому относительно счастливому статус-кво, к тем лишенным всякой двусмысленности дням, которые предшествовали прошлому понедельнику.

Но

он не двигался. Он лежал молча, как и она. Потому что, опровергая его суждение, подрывая его решимость, словно вражеские войска, проникающие с тыла, в глубине его души зарождалось доселе неведомое ему чувство: тревожное сознание, что он не должен ее слишком глубоко обижать, и интуиция, что отвращение долго не продлится, что на смену ему снова явится вожделение.

На улице загудела машина, хлопнула дверца. Шум этот неприятно резанул ухо Перл, словно тяжелое хлопанье дверцы «дженсена», которое она так хорошо запомнила.

Она сказала:

— Вы никогда не рассказывали мне о своих родителях. Их уже давно нет в живых?

Он с трудом повернулся.

— Когда я родился, моей матери было сорок два — она была на десять лет старше отца. Да, их уже давным-давно нет в живых… Она была директрисой школы для девочек, пока не вышла замуж. Только подумайте, ей было 23 года, когда умерла королева Виктория. Все ее детство и отрочество прошли в викторианское время. Без сомнения, вам трудно представить, как все это недавно было, если подходить с точки зрения жизни поколения… Естественно, в раннем детстве я находился под сильным ее влиянием. Ее несколько примитивные убеждения… Даже сегодня мне бывает трудно отделаться от тех последствий, которые оставила во мне ее философия, к примеру ее вера в абсолютную взаимосвязь между грехом и возмездием, сходная с взаимосвязью между преступлением и наказанием. Очень трудно это преодолеть. Понимаете? Очень трудно.

С улицы в комнату долетали крики и смех, затем зашумел мотор, машина отъехала и голоса постепенно стихли. Перл лежала не двигаясь. К счастью, она не могла прочесть его мысли. Женским чутьем она угадывала, что поступает правильно, поощряя его в такой момент рассказывать о себе. Потерпев во второй раз фиаско, он находился в полном расстройстве, а он был из числа тех людей, которым несвойственно подобное состояние.

— Вам нравятся драгоценности? — вдруг спросил он.

Она едва могла поверить своим ушам.

— Кому? Мне? Да, очень нравятся.

— Когда аукцион Сотеби снова откроется, там наверняка что-нибудь появится, — сказал он все еще резким тоном, почти раздраженно. — Думаю, что-нибудь не слишком дорогое. Я никогда не собирал драгоценности.

— Вы хотите купить что-нибудь для меня, Уилфред?

— Ну… не совсем. В какой-то степени. Вы сможете их носить. Их можно застраховать.

— Это было бы великолепно! А какие драгоценности? — Она села на кровати. — Броши? Серьги?

— Самые разные. Имейте в виду, я не такой уж богатый человек. У меня масса долгов.

— Правда? Я не знала.

— Я задолжал разным дельцам, аукционистам. Я покупаю вещи, так сказать, в рассрочку. И до сих пор выплачиваю за Боннара [12] , которого приобрел три года назад. И за Сислея [13] , который висит в моей спальне.

— Мне очень нравятся изумруды, — минуту спустя проговорила Перл.

Он пояснил:

— Оправа часто бывает ценнее самого камня. Я хочу сказать, для знатоков…

— О, это будет чудесно, Уилфред!

12

Пьер Боннар (1867–1947) — французский художник.

13

Альфред Сислей (1839–1899) — французский художник.