Енох
Шрифт:
- Не молчи!
– настойчиво просил брат из другой действительности.
– Не молчи, Ноема! Кто вернулся? И кто спал в овечьей пещере?
- Брат, ты исчезаешь!
– Ноема бросила карты и быстро смешала их.
– Ты исчезаешь, Ту! Еще миг, и мне некому будет гадать!
– Горделивый постав головы Ноемы исчез. Тувалкаин озадаченно смотрел на дрожащую в страхе сестру.
- Что случилось, Ноема?
- Енох вернулся!
- Ерунда!
– Тувалкаин коротко засмеялся. Смех его был мощным и уверенным, но сестре сделалось
- Енох вернулся, - повторила она.
- Ерунда, - повторил Тувалкаин и хмуро опустил глаза.
– Я только что от сифитов... Ноема, я читал пергамент Иавала о мнимом возвращении Еноха - карты рассказали тебе то, что написано в пергаменте!
Ноема отдернула от карт руку. На подушечке безымянного выступила бусинка крови. Ноема испуганно слизнула ее.
- Енох вернулся, - тихо повторила она.
– Он вернулся со знанием пророческого будущего и пророческого прошлого.
Тувалкаин хлопнул дверью - в ответ ваза с цветами упала на пол, разбилась и острыми сколами уставилась на Ноему. "Он не уйдет", - сказала себе Ноема и вскоре услышала возвращающиеся шаги брата. Тувалкаин захлопнул за собой дверь. Развернул принесенный пергамент.
- Вот!.. "Этот бессловесный звук не таил в себе опасности..." Путник снова пошел... из пещеры пахнуло теплым овечьим духом, навозным теплом... Вот!.. ударился голенью о кормушку, выдолбленную из расщепленного молнией дерева... Путник устало повалился в нее". Карты рассказали тебе выдумку Иавала-скотовода, Ноема!
– подытожил Тувалкаин, накручивая пергамент на ясеневые скалки.
- Ту, - тихо и твердо проговорила Ноема.
– Енох на самом деле вернулся.
– И повторила: - Вернулся со знанием пророческого прошлого и пророческого будущего.
Тувалкаин боком опустился на край кресла.
- Енох знает, что Ламех убил Каина?
- Он знает все!
Лицо брата застыло в коротких острых морщинах.
- Ерунда!
– очень неуверенно произнес Тувалкаин.
Когда колесница брата прогремела по улице, Ноема резко позвонила в колокольчик. Зашла полунагая девица.
- В храм!
– приказала Ноема, передавая служанке сосуд с остриженными волосками брата. Изломом брови показала на дверь. Служанка резко поклонилась и вышла. Было что-то нелепое в напряженном выгибе ее спины, в ритмичном подрагивании ягодиц под набедренной повязкой и той умилительной торжественности в лице, с какой служанка несла сосуд. Ноема поморщилась.
10. Оставшись одна, Ноема снова разложила карты и вскоре перенеслась в горы, на земли сифитов.
В доме погасли огни. Все улеглись, опьяненные возвращением Еноха, улеглись, ожидая с нетерпением завтрашнего дня. Только в пещерной комнате Еноха горит факел. Сепфора и Мелхиседека молятся у постели Еноха. Молятся истово. Иногда женщины встречаются взглядами и улыбаются друг другу. Енох вернулся! Улыбки сближают, радость сближает. Енох вернулся! Женщины помолодели,
Мелхиседека присела на край топчана и, не отрываясь, нежно-восторженно смотрела на лицо брата, отрешенно-сосредоточенное во сне. Сепфора неспешно босиком ходила по отполированным столетиями пальмовым доскам, думала, слушала, как трещит сверчок. Мафусаил протопил внизу очаг, и от стены шло тепло. Мелхиседека вспомнила дом отца Иареда. Воспоминания ее были чисты, и Ноема-жрица без труда читала их. Мелхиседека вспоминала трудный разговор с отцом в тот день, когда она отказалась выходить замуж.
"Я не вспомню никогда о твоем отказе, Мелхиседека, и не упрекну тебя.
– Чуть припухшее лицо отца оставалось спокойным. Похоже, он и вправду не сердился. Смотрит вниз, будто ему стыдно. Лицо красивое, мягкое.
– Только твоим отказом ты сильно осложняешь себе жизнь. Вряд ли после него кто-нибудь возьмет тебя замуж. Я надеюсь, ты это понимаешь".
"Отец, я прошу простить меня", - вскричала я, улыбаясь и плача одновременно.
"Я еще раз повторяю, я не сержусь на тебя", - повторил отец, но вынул свою ладонь из моих рук.
"Отец, я хочу просить тебя!.."
"Проси! Разве я тебе отказывал в чем-нибудь?"
"Отец! Енох отделяется от тебя".
"Это естественно", - сухо сказал Иаред.
"Отец, скажи Еноху, чтобы он взял меня в свой дом. Он послушает тебя. Я думаю, он и сам будет не против, но твое слово растворит его сомнение".
Отец удивленно поднял плечи, да так и замер.
"Я могу попросить Еноха об этом. Он вряд ли мне откажет, но объясни - почему?"
"Я не смогу жить без Еноха", - вскричала я, счастливо улыбаясь, потому что видела, что отец готов выполнить мою просьбу.
"Видишь ли... Я ценю твою родственную привязанность, но братьям и сестрам, как ты сама знаешь, иногда приходится расставаться. Но если я даже и попрошу Еноха, как посмотрит на это его жена? Твое присутствие..."
"Отец, я буду воспитывать их детей, буду служанкой у Сепфоры... Отец, я не смогу жить без Еноха!"
"Но - почему?!"
"Енох верит в Бога!"
Отец по-доброму засмеялся, мягко и долго.
"Все люди, Мелхиседека, верят в Бога, даже каиниты верят в богов".
"Верят, но не так, как он. Все верят от случая к случаю: перед стрижкой овец, перед сбором урожая, перед охотой, верят, потому что "так надо", "так принято", "так научили". А для Еноха это главное. Енох всегда ходит под Богом. Такого, как Енох, не найти даже среди сифитов. Отец, мне будет очень трудно без Еноха!"
"Я попрошу его, - сказал Иаред, - но ты должна понять, что настаивать я не могу..."
Ноема-жрица раскладывала карты и незаметно перемещалась из сознания Мелхиседеки в воспоминания Сепфоры. Они были как бы продолжением воспоминаний золовки. Женщины думали почти об одном и том же.