Энохиан. Крик прошлого
Шрифт:
слезами.
– Каталина!
– закричал знакомый голос, от которого я лишь вздрогнула.
Резко остановив бесполезные попытки открыть ящичек, я прижала его к груди, словно он мог
защитить меня. Вжавшись в самый запыленный угол, я замерла и перестала дышать. На
какое-то время в лечебнице повисла мертвая тишина. Словно здесь никого больше не
осталось. А затем снова этот крик.
– Каталина!
– звал Джеймс.
– Ты должна выйти к нему, - настойчиво
Я удивленно покосилась на источник этого шепота. Все тот же спутник, который совсем
недавно придал мне сил, сейчас в точности повторял мою позу, сидя рядом со мной в каморке
и глядя на меня проницательным взглядом.
– Он поможет тебе, - снова уверенно проговорил призрак.
Странно, но его присутствие казалось мне теперь чем-то обычным. Я даже в какой-то мере
видела в этом существе своего друга, хотя и не помнила, откуда знаю его. И знаю ли вообще.
– Каталина!
– снова раздался зов, но на этот раз гораздо ближе.
– У него мало времени, - нахмурившись, пробормотал призрак.
– Выйди сейчас или он может
истечь кровью, разыскивая тебя по всей лечебнице.
Я до крови прокусила нижнюю губу и отчаянно замотала головой. Не знаю, как Джеймсу
удавалось стоять на ногах после того, как в него выстрелили, не знаю, почему Мич позволил
ему блуждать по лечебнице, не знаю, почему никто не пытался остановить меня, когда я
бежала в это место, но знаю, что я не должна выходить. Я не хочу навредить еще кому-то.
Уткнувшись лицом в свои окровавленные руки, я молилась о том, чтобы исчезнуть. Просто
раствориться в воздухе и никогда больше не существовать. Но это было бы слишком просто.
Так не бывает.
Дверь в каморку распахнулась, и даже сквозь закрытые глаза я почувствовала, как в каморку
хлынул свет. Кто-то опустился рядом со мной на колени и забрал у меня ящичек. Я
продолжала сидеть, прижимая руки к лицу, словно ребенок, и надеясь, что Джеймс уйдет.
Вспомнит о собственных ранах и уйдет. Он должен так сделать.
– Знаешь, - небрежно начал парень, коснувшись своими прохладными пальцами моих рук.
–
Это довольно интимное место для двоих.
Он… шутил? Не веря собственным ушам, я медленно отняла руки от лица и взглянула в лицо
парня. Оно выглядело бледным, глаза лихорадочно поблескивали, но смотрели на меня без
осуждения. Без отвращения. И без страха. Почему? Что с ним было не так?
– И я совсем не против просидеть здесь с тобой в полной темноте, наплевав на личное
пространство и прочую ерунду, но боюсь, хлещущая во все стороны кровь из моей раны не
придаст
приподнял уголки губ в усмешке.
Невольно я перевела взгляд на то место, куда попала пуля. Он наспех перетянул рану какой-
то тряпкой, но этого было недостаточно. Она уже была алой от крови. и было видно, что
Озборн значительно ослаб. Ему нужна была медицинская помощь. Но были ли здесь еще
медики? Был ли здесь вообще хоть кто-нибудь живой, кроме нас? Мысль настолько ужасала, что я чувствовала, как внутри все сжимается, переворачивается и обрывается, но все же я
попыталась взять себя в руки.
– Тебя нужно перевязать, - глухим голосом проговорила я.
Парень согласно кивнул и протянул мне руку ладонью вверх.
– Поможешь?
– спросил он, слегка выгнув кончик левой брови.
Поджав губы, я кивнула и поднялась на ноги. Джеймс взял подмышку ящичек, а другой
рукой крепко сжал мою ладонь. Нам удалось дойти до ближайшей процедурной, которые
были в каждом корпусе, но каждый шаг давался парню все сложнее. Пока мы шли, я не
услышала ничего, кроме наших собственных шагов. Больные, которые раньше никогда не
замолкали, разом дали обет мертвого молчания. Я боялась даже подумать, что могла сделать
и с ними. Проходя мимо палат, я намеренно не заглядывала внутрь. Даже природа за окнами
замерла и прекратила свою жизнь. Будто я убила даже незначительный поток ветра,
малейшее пение птиц или покачивание листьев в ветвях деревьев.
– Не думай об этом, - проговорил Джеймс ослабевшим голосом, когда мы вошли в
процедурную, которая была точной копией той, в которой меня держали всего час назад.
–
Это не твоя вина.
– Не говори того, чего не знаешь, - резко ответила я, и мой голос практически зазвенел, разносясь по комнате и отбиваясь от стен.
– А ты знаешь?
– спокойно парировал Джеймс, подходя к кушетке и садясь на нее.
– Знаешь, что произошло и почему?
Я не стала отвечать. Мне не хотелось спорить и самой же доказывать свою вину. Я боялась, что смогу убедить Джеймса в собственных убеждениях, и тогда он возненавидит меня. Я
знаю, что однажды, когда его разум не будет затуманен слабостью и болью, он и сам поймет, что я ужасное существо, но все же сейчас, в эту минуту, такое открытие стало бы для меня
наихудшим ударом. Это бы сломало меня окончательно. Переломило бы последнюю
соломинку, на которой держится все мое естество. И кто знает, как сильно я паду, когда это