Эпоха харафишей
Шрифт:
— Он отвергает милости, — заявила сердито Раифа.
— И ещё он ударил меня.
— Какой дикарь! Он не знает, каким сокровищем владеет!
Мадам подумала немного и сказала:
— Однако мне не нравится разрушать семьи…
Захира настаивала:
— Я довольна тем, что делаю.
На что Раифа с улыбкой ответила:
— Этот дом — твой, Захира!
Пекарь Абдуррабих запинался от стыда под взглядом мадам Раифы. Бормотал извинения, однако оставался мужественно сосредоточенным на своей цели. Он
— Да что означает пощёчина? Это же не увечье, что остаётся навсегда!
— Ты заблуждаешься, и ты невежда, — сказала она раздражённо.
Он вежливо настаивал:
— Она должна вернуться со мной прямо сейчас.
Раифа резко возразила:
— Когда ты узнаешь её ценность, не раньше.
Он вынужден был отступить от своей позиции, но всё вокруг начал видеть через красную дымку гнева.
Абдуррабих сидел в баре, делая большие глотки из калебасы и вытирая усы концом своего синего джильбаба. Говорил он только о Захире:
— Она сбежала вместе с ребёнком.
Один из пьяниц, сидящих тут же, сказал:
— Ты слаб.
Он воскликнул в знак протеста:
— Но это мадам Раифа побуждала её!
Санкар Аш-Шаммам, владелец бара, посоветовал:
— Поступи как мужчина!
— Что ты имеешь в виду?
— Разведись с ней.
Лицо его подёрнулось:
— Убить женщину для меня — ничтожнейшее дело, как раз плюнуть!
Нух Аль-Гураб — глава клана — расхохотался и в шутку хлопнул его по спине:
— Каков герой!
Гнев его утих, и он покорно сказал:
— Я внемлю совету своего учителя…
Нух Аль-Гураб, глаза которого покраснели от выпивки и гашиша, сказал:
— Топчи её ногами своими, пока она не станет ветхой тряпкой…
А Джибрил Аль-Фас, шейх переулка, посоветовал:
— В разводе ты найдёшь успокоение духа.
— В подобных ситуациях от развода никакого толка, — сказал Нух Аль-Гураб.
Пекарь Абдуррабих спросил:
— А кто же тогда сказал, что брак — половина веры?… Скорее, это половина безбожия.
Пошатываясь в темноте, Абдуррабих поплёлся в сторону дома мадам Раифы, перед которым и остановился. В груди его всё бурлило от горячительных напитков и гнева. В сердце, обливавшемся кровью, боролись обычаи, требовавшие проявить мужественность, и упрямые нашёптывания любви.
— Спускайся, девка, спускайся, Захира! — прокричал он грубым голосом, больше похожим на предсмертную хрипоту.
Силы начали покидать его, и он зашатался, а затем вновь выкрикнул:
— Со мной огонь печи и демоны с кладбищенской арки.
Тут открылось окно, из которого высунулся наружу шейх Халиль Ад-Дахшан, имам местной мечети, и сердито спросил:
— Кто там беснуется?
— Я, Абдуррабих, пекарь.
— Убирайся отсюда, презренный пьяница!
— Я хочу свою жену, и закон шариата на моей стороне!
— Хватит устраивать дебош и нападать на дома почтенных граждан!
— От кого же мне тогда требовать справедливости,
Шейх закричал на него:
— Да будь ты проклят!
Он ухватился за дверь дома и стал колотить по ней кулаком, пока к нему не подошёл Джибрил Аль-Фас, шейх переулка, и не оттащил его под руки со словами:
— Умолкни, безумец! Иди со мной. Я заступлюсь за тебя перед мадам.
Джибрил Аль-Фас застал мадам Раифу, когда та всё рвала и метала от гнева. Теперь уже ссора шла не между Захирой и пекарем Абдуррабихом, а между ним и мадам.
— Этот жалкий пекарь! — резко воскликнула она.
Шейх переулка ответил:
— Он всего-лишь ваш слуга.
— Разве вы не видели, какой он нахал?… Разве отошлю я её обратно к нему, чтобы он отомстил ей?
— Я уверен, что он её любит, мадам.
— Животному любовь не знакома.
— А что, если он потребует её подчиниться, согласно закону? — спросил он.
Она упорствовала:
— Мне никогда не надост придумывать всякие уловки.
Нух Аль-Гураб позвал к себе в кафе пекаря Абдуррабиха. Поглядев на него немного, он скомандовал:
— Разведись с ней!
Абдуррабих опешил в отчаянии, что так неожиданно нахлынуло на него. Он понял, что мадам Раифа узнала, как ему отомстить. Его молчание стало тягостным для главы клана, который воскликнул:
— Ты утратил дар речи?
Тот покорно сказал:
— Разве ты сам не говорил, повелитель, что от развода в таком случае, как у меня — никакого толка?
Тот саркастически заметил:
— Как и от тебя — никакого толка.
— Закон — на моей стороне, повелитель!
Но глава клана решительно возразил:
— Разведись, Абдуррабих!
И развод состоялся. Абдуррабиха загнали так, как загоняют приговорённого к казни. Пришёл конец мечте, и драгоценность была утеряна. Захира же была пьяна своей победой, упиваясь ликованием, что теперь она свободна. Но одновременно с тем она почувствовала пульсирующее у неё внутри сожаление по той страсти, что теперь будет навечно потеряна. Она прижала к груди Джалаля — он казался ей плодом любви, которым нельзя пренебречь. Вскоре её честолюбие потребовало полной компенсации. Её личность раскрылась теперь перед ней самым ясным образом: жестокая, отмеченная налётом величия и боли. Госпожа Раифа горделиво сказала ей:
— Такова моя воля — я решила, и получила!
Да, то была правда: она сильная, влиятельная женщина. Но она бы не достигла желаемого, не обратившись к главе клана. Клан — вечная мечта её. Тоска по погубленной славе семейства Ан-Наджи, вершина жизни, увенчанная огнями звёзд!
Она улыбнулась, подбадривая себя. Мухаммад Анвар, торговец икрой, как раз сказал ей:
— Поздравляю тебя с возвращением свободы и достоинства.
Он воспользовался отсутствием мадам Раифы — та ушла по своим делам, — и прошептал ей: