Эпоха спящих богов
Шрифт:
– Во-первых, ничего подобного я не говорил, – запротестовал Ярик. – Как раз наоборот. Ангела невозможно на кого-то или на что-то настроить. Он сам выбирает и опекаемого, и порядок своих с ним взаимоотношений. Во-вторых, задачи ангела и Конторы в данном случае совпали. Только и всего.
– Так значит…
– Да. Ангелы – это не технические устройства, созданные Конторой. Как я тебе уже говорил, со временем сам во всём разберёшься. Настолько, насколько ангел позволит. И твоя врождённая проницательность. Могу добавить только одно: ангелы тоже разные бывают. Твой, например, уникум в своем роде – тяготеет к активной разведке. В некоторых мирах он изрядно наследил.
«Ангел…» – и как мне теперь общаться с тобой. Вот заведётся в голове невесть что и мучайся потом. И не пожалуешься никому – сам ведь впустил.
«Да».
«И теперь ничего не хочешь сказать?»
«Удачи на Полигоне».
«А у тебя, наверное, и имя есть?»
«Конечно».
«И?»
«Пока не время».
Н-дя, дела.
– Ну что, Даша, а может ну её теорию и сразу на Полигон? – Я решил махнуть рукой на новые непонятки и дать отдохнуть моему бедному мозгу. А что для него лучший отдых? Естественно, полная отключка на время тяжелых физических занятий. Впрочем, как показало время, и здесь я ошибался. Как оказалось, полигон Конторы не имел ничего общего с моими представлениями о том, как должен быть устроен нормальный полигон. Но об этом позже. А в этот вечер помощь ко мне пришла откуда и не ждал – от Ярика.
– Э, нет, во-первых – никаких «ну её». Во-вторых, все обсуждения подождут до завтра, – вместо Дарьи ответил мне старый друг и жестом завзятого рефери пресёк продолжение деловой части разговора. Расплывшись в улыбке, он начал привычно колдовать над знакомым мне уже лигурийским портфелищем. Ага. Что называется, вечер перестаёт быть томным. И это хорошо.
***
Ирония моих менторов – после суда земного попасть в мир беспристрастных судей. И ведь какая колоссальная разница в самих основополагающих принципах мироустройства. В моём родном – таком простом и понятном – полный бардак и абсолютно невразумительная, утилитарная и во многом бесчеловечная социальная иерархия.
На Недельке же – в мире, где люди вынуждены записывать каждое мгновение своей жизни, поскольку в понедельник они просыпаются с девственной памятью – установился совершенно уникальный уклад жизни.
Яр мне продвигал какую-то заумь про хвост кометы, еженедельно оставляющей газовый след в атмосфере планеты, что, в свою очередь, приводит к непоправимым нарушениям связей между нейронами коры головного мозга обитателей Недельки. Но заумь пусть умникам и остаётся. В реальности же получаем вот что.
С социальными и профессиональными навыками на Недельке всё в полном порядке. Как и положено, мастерство растёт с годами и опытом. Эмоциональные привязанности укрепляются и множатся в течение всей жизни. Но конкретные факты, события повседневности стираются из памяти недельчан всякий раз, как над планетой пролетает хвостатая бестия. Не знаю, какой уж был календарь на Недельке до неё, но теперь он полностью подчинен кометному циклу.
Так и живут, с блокнотом и ручкой наперевес. Понедельник, ну или первый день – выходной. Читают свои прошлые записи. Ходят друг другу в гости, собираются компаниями и помогают друг другу, скажем так, «вспомнить всё». По мере сил и возможностей. Дубликаты записей сдаются в общий архив.
Судьи в одном лице исполняют обязанности защитника правопорядка, дознавателя и вершителя приговора. Окончательного и беспрекословного. И работы у них больше всего именно на низовом уровне. Они следят за тем, чтобы каждая ручка была при своём гражданине. Ну, и наоборот. И подобный процесс, участником которого мне довелось стать, явление экстраординарное, крайне редкое. В девяносто девяти случаях из ста заканчивающееся лишением провинившегося статуса гражданина.
По словам Даши, потеря ручки – проявление крайней безответственности индивида. И единственное деяние, считающееся на Недельке преступлением. Иных попросту не бывает. Подробнейшее протоколирование слов, действий, эмоций всех и каждого словно отменило саму возможность неправильного или несправедливого с точки зрения здоровой морали поступка. Вот уж хвала комете!
– А что происходит с теми несчастными, кому выносится обвинительный приговор? – поинтересовался я у Даши.
– Они лишаются статуса гражданина.
– Да, да. Это я и так понял. Минус один гражданин, плюс один господин. И что?
– Понимаешь, это беда для всех, – печально ответила Даша. Чувствовалось, что она глубоко прониклась реалиями Недельки. – Для общества, которое лишается одного из своих летописцев. И для самого человека, поскольку он выводится за рамки общества.
– Становится изгоем?
– Вовсе нет, – с видимым усилием воли Даша отбросила переживания за судьбы недельчан и вернулась к реалиям своего кураторства над моей недообразованной персоной. – Скорее больным, о котором все заботятся, но уже не считают полноценным. Его записи больше никогда не пойдут в архив, даже если он будет их вести. Ведь если ему нет веры, значит, нет веры и тому, что он пишет. Потеряв свою ручку, он виновен в потере концентрации внимания, виновен в самом страшном для Недельки – в безответственности. Здоровому человеку там это не простительно. И если ты поднимешь в архиве все обвинительные приговоры – а их не так уж много за последнее столетие, – то подавляющее число лишенных статуса гражданина вне всяких сомнений больше не могли участвовать в писании летописи этого мира. Крайне редки случаи обвинения действительно здоровых людей – не впавших в маразм, не страдающих другими нервными и психическими расстройствами, вплоть до уровня бытового «крыша поехала». И всегда это оборачивается огромной трагедией как для общества, так и для конкретного человека.
– Ага… И чем же вы таким бедного доктора накачали? – Мне вдруг захотелось пошалить – ученик я или нет?
– Ты о чём? – недоумённо встрепенулась кураторша.
– С изгоями мне там, к счастью, познакомиться не довелось. Но по всему выходит, что нормальному недельчанину проще сразу застрелиться, чем дать добровольное согласие на такую самоубийственную авантюру ради проверки какого-то курсантика. До пыток вы бы вряд ли додумались, – как бы размышляя продолжал я. – Да и видимых следов на теле «пациента» трудно было бы избежать… А вот какие-нибудь транки – самое оно.
Мне уже трудно было сдерживать вызревшие внутри вулканчики смеха. Но Даша отчего-то мой тонкий юмор не оценила. Более того, её недоуменно-холодный взгляд быстро остудил расшалившуюся было в моей душе лаву веселья. А уже мгновенье спустя в потрясающе выразительных глазах девушки пронесся и вагон, и маленькая тележка, под завязку нагруженные вопросами-ответами. И часть груза явно не имела никакой связи с делом Недельки.
Смутившись, мы синхронно опустили взгляд долу.
– Извини, так совпало, – на грани слышимости выдавила из себя Даша, но тут же вскинулась и как ни в чём ни бывало уверенно и безапелляционно продолжила. – Имей ввиду, у нас был абсолютно надежный запасной вариант по спасению репутации доктора. В конце концов он – хоть сам об этом ни сном, ни духом – лучшее наше прикрытие на Недельке.