Шрифт:
Эпиграф
«Дорогой друг!
Ты был одним из главных героев событий, послуживших основой для этой книги. Прошло много лет, но все написанное я кропотливо восстановила благодаря воспоминаниям окружающих меня наставников и друзей. Пусть же эта история будет гимном нашей нерушимой дружбы.
Сейчас ты держишь в руках свидетельство событий, напоминающих о далекой весне 1121 года.
Сегодня я ухожу и вверяю эту рукопись тебе. Я верю, что ты позаботишься о ней, как когда-то позаботился обо мне».
Из письма Цефеи к Владыке Тэлира.
* * *
Я вернусь на последнем рассвете,
Возвещая приход вечной ночи.
И в тот час три слуги меня встретят:
Извещая
Слуга первый: внесет покрывало,
Он укутает ими все Луны.
И второй слуга, ступит за первым,
Уж шагая по темным дорогам.
Облачен он в кровавые робы.
Тот слуга всех страшней и безумней -
Сеет страх, разрушает мечтанья.
Имя ему – есть проклятье –
Вы зовете его тихо Мором.
Но последний, сильнейший из братьев –
Пред самым моим возвращеньем,
Входит в мир, осыпая просторы,
Серым пеплом, молчаньем и скорбью.
Понесет пред собой слуга знамя -
Темный стяг, опаленный страданьем.
С ним вернутся молитвы и страхи,
Возвратиться и боль и стенанья.
Он молчит, но он ждет воскрешенья.
Облачен слуга в алые платья –
То есть кровь, пролитая братом.
Заберет слуга реки и море,
Он наполнит их благодатью:
Вином алым, что пьет лишь безумец,
Он опоит вином тем полмира.
И ступлю я на горы уж зрячим,
Принося за собой напоследок,
Луч янтарной небесной монеты.
Пролог
В тот вечер ждали метель.
Над крышами высоких домов завывал ветер, напевая колыбельную кружащим снежинкам и льду, что сковывал мостовые толстой коркой. Снежные и холодные зимы в тех краях редкость, однако эта зима порадовала ребятню и огорчила старшее поколение, которое оказалось заперто дома из-за непогоды. Ночи стали темными, непроглядными. Казалось, даже звезды потускнели и теперь были едва различимы в те редкие ночи, когда небо оставалось ясным и безоблачным. Люди на улицах встречались нечасто и оттого город казался вымершим и безжизненным.
Отважившиеся на короткую прогулку до парка или магазина спешили спрятаться от пронизывающего ветра в стенах своих домов. Все они желали скорее укрыться от протяжного воя, но тихими ночами ветер стонал, пробираясь через дымоход в гостиные и спальни. От этого воя и гула дети боялись спать одни, а чрезмерно пугливые взрослые засыпали при свете ламп.
Той ночью редкое окно горело. Все крепко спали. Одинокая фигура брела меж сугробов, едва прокладывая себе дорогу в глубоком снегу. Сложно представить причины, по которым этот человек отказался от тепла и уюта своего дома, но если бы читатель знал историю этой молодой девушки, плотно укутанной в куртку и шарф, ему стало бы известно, что лечащий врач настоятельно рекомендовал ей как можно больше гулять. Конечно, цель этих прогулок была известна девушке: он желал заставить ее уснуть, забывшись в собственной усталости и изнеможении. Однако, мог ли предположить врач, что после вечернего променада девушка была окончательно обессилена и не находила в себе сил для сна? И даже когда ей удавалось уснуть – кошмары терзали ее рассудок? Ей казалось, что она бредит и, просыпаясь от собственного крика, не разбирая границ сна и яви, бежала на кухню, где долго сидела у окна, разглядывая темные силуэты домов. Очень скоро болезнь привела ее к одиночеству. Редкий гость заходил навестить ее, но если все же кому-то из знакомых наведывался в гости, то, как правило, этот человек уходил, не застав хозяйки дома. Ведь в этот час она пряталась в темных улочках городка от кошмаров, бесцельно бродя меж старых домов.
Постепенно мир вокруг девушки пустел, но в глухом одиночестве она находила свое успокоение. Подолгу разглядывая рисунок на миниатюрных плиточках камина в гостиной, девушка ощущала, как в ней медленно угасает желание жить. Казалось, что пройдет еще несколько недель и она, подобно пламени свечи, оставит после себя лишь жалкий огарок. В безрезультатной борьбе с неизвестным недугом проходили долгие дни и недели. День за днем она ощущала истощение, которое заполняло тягучее безразличие.
В тот вечер она заставила себя победить бессилие. Терзаемая бессонницей, холодом и пронизывающим ветром, скрепя зубами, она молчаливо прокладывала себе путь по заснеженной мостовой. Поскальзываясь, она едва не валилась с ног. Очень скоро, промокнув и окончательно замерзнув, она зашла в бар – единственное заведение во всей округе, которое работало в те морозные дни. Она заняла столик в дальнем углу зала и, повалившись на стул, стянула с себя шарф и скинула капюшон.
Окруженная табачным дымом, девушка некоторое время неподвижно сидела, разглядывая исцарапанную столешницу, на которой некоторые посетители умудрялись оставлять друг другу короткие шутливые послания. От этого занятия ее отвлек звякнувший дверной колокольчик. Девушка вздрогнула, моментально устремив свой взор на нового гостя бара и тут же застыла. Ей показалось, что впервые за несколько недель она проснулась и ощутила мир вокруг: ощутила горечь аромата табачного дыма, тяжесть усталости, холод промёрзшей от ледяного снега куртки, пропитанной ледяным запахом метели.
Гость был очень приметным. Широкоплечий, невысокий мужчина, которому, на вид, едва исполнилось тридцать лет. У него было красивое лицо с широким лбом и тонкими губами, которое обрамляли длинные, растрепанные волосы. Сперва они могли показаться темно-русыми или темно-рыжими, но позже девушка увидела, что волосы мужчины имеют очень странный цвет: красно-черный оттенок, который встречался лишь у роз невероятно дорогих сортов и благородного домашнего вина. Она поймала взгляд его живых, слегка раскосых глаз ярко-зеленого цвета и без стеснения улыбнулась. Будто прося прощение за бестактное изучение его облика, она пожала плечами и принялась искать глазами официанта, но мужчина, ничуть не смутившись, улыбнулся в ответ и решительно направился к ее столику. Его шаг был широк и необыкновенно легок. Он игнорировал свободные столики в центре зала, не обратил внимание и на приветствие бармена. В тот миг он был поглощён незнакомкой, едва нашедшей в себе силы для короткого приветствия и кивка в сторону свободного стула.
Их разговор начался незатейливо, будто бы беседа старых друзей, наметивших встречу в этом месте именно в это время. Сперва поговорили о погоде, детально обсудив и наледи, и сугробы. Принесли теплые напитки, он сделал широкий глоток и, заметив замешательство девушки, проронил: «Дайте себе отдыху, согрейтесь». Девушка кивнула, бросила что-то в ответ и незнакомец улыбнулся, заметив, как тонкие бледные пальцы обвили кружку.
За тот короткий вечер они успели поговорить обо всем: о живописи, музыке, о театре и книгах, об увиденных ею местах. Он слушал, с интересом впитывая каждое ее слово, ловя каждую ее улыбку. Он раскованно признавался ей в своих мечтах и слабостях, так искренне и без единой капли смущения, что она и не могла допустить сомнений в том, что ранее их пути не пересекались. Он по-доброму смеялся над ее ответными откровениями и говорил, что всему свое время и все сбудется. Она верила, не находя причин для сомнений.
При этом каждый осознавал, что эта первая встреча станет для них последней и более никогда они не встретятся. Но, Судьба предпочитает распоряжаться людьми иначе.
Позже, уже глубокой ночью, когда двери бара были закрыты, двое стояли посреди улицы, укрытой снегом. Нехотя и осторожно они пожали друг другу руки, неуверенно проронили несколько прощальных слов, благодарили за беседу. Все это действо казалось им обманчивым и нелепым. Они готовы были уже разойтись, подчиняясь заветам приличия, но девушка, вспомнив пустую квартиру, завывание ветра в холодном дымоходе, обернулась. Ее приглашение на чай звучало неловко, но поспешные извинения, принесенные ею, вслед приглашения, заставили мужчину заглянуть девушке в глаза. Без капли осуждения он уверенно кивнул и шагнул к ней.