Эрагон.Наследие

Паолини Кристофер

Затем этот эльф в волчьей шкуре потрепал Сапфиру но плечу и сказал:

«Готовься, Сверкающая Чешуя. Они идут».

И она увидела, как над коньками крыш поднимается Торн. На спине у него виднелась маленькая черная фи­гурка — Муртаг, который был Эрагону вроде бы наполови­ну братом. В свете восходящего солнца чешуя Торна так и сверкала, хотя Сапфире и казалось, что ее чешуя свер­кает красивей — ведь она, готовясь к этому бою, заранее и с особой тщательностью ее почистила. Разве можно было начинать сражение и при этом не выглядеть наилуч­шим образом? Нет, враги должны не только бояться ее, но и восхищаться ею!

Она понимала, что это обыкновенное тщеславие, но ей было все равно. Ни одна раса не может соперничать с великолепием и могуществом драконов! К тому же она была последней самкой в роду и хотела, чтобы все, кто ее видит, приходили в восторг, чтобы они запомнили ее на­всегда, чтобы они, даже если драконы в Алагейзии исчез­нут совсем, продолжали говорить о них с должным уваже­нием и восхищением.

Когда Торн поднялся примерно на тысячу футов над этой крысиной норой, именуемой Хелгриндом, Сапфира быстро огляделась, желая убедиться, что ее сердечного дружка Эрагона нет вблизи проклятой пещеры черного сорокопута. Ей совсем не хотелось даже случайно задеть его во время схватки, которая вот-вот разразится. Эрагон тоже был свирепым охотником, как и она сама, однако он был так мал, что двум драконам ничего не стоило нечаян­но раздавить его.

Сапфира все еще пыталась распутать клубок тех тем­ных болезненных мыслей, которыми столь поспешно поделился с нею Эрагон, но ей уже было совершенно по­нятно, что события в очередной раз стали развиваться именно так, как она себе и представляла; каждый раз, ког­да она и ее сердечный друг Эрагон действовали порознь, у него все кончалось всевозможными неприятностями, по­рой даже целой цепью бед и несчастий. Эрагон, впрочем, наверняка с нею бы не согласился, но даже это его послед­нее не слишком удачное приключение доказывало, что она права; ей отчасти это было даже приятно, хоть она и по­нимала: то, что она опять оказалась права, в общем-то не слишком хорошо.

Как только Торн достиг нужной высоты, он резко раз­вернулся и ринулся вниз, прямо на Сапфиру; из его разину­той пасти вырывались языки пламени.

Огня она, разумеется, не боялась — и потом, магиче­ская защита, установленная Эрагоном, должна была засло­нить ее от излишнего жара, — а вот огромный вес Торна и его физическая мощь вполне могли быть опасны, ибо способны довольно быстро истощить силу любых защит­ных заклятий. На всякий случай Сапфира присела, плотно прижавшись к крыше храма, и, вывернув шею, попыталась цапнуть Торна за бледное брюхо.

Целый вихрь огненных языков окутал ее с грохотом и ревом, точно гигантский водопад. Пламя было таким яр­ким, что она инстинктивно прикрыла глаза внутренним веком — точно так же она поступала и под водой, — и теперь свет уже не казался столь слепящим.

Вскоре языки пламени опали, и Торн снова стреми­тельно пронесся у нее над головой, острым концом своего толстого, способного мгновенно переломать любому живо­му существу ребра хвоста прочертив кровавую полосу по мембране ее правого крыла. Но кровотечение было не осо­бенно сильным, и Сапфира решила, что эта царапина вряд ли особенно затруднит полет, хотя больно было изрядно.

Торн снова ринулся на нее с высоты, стараясь заста­вить ее подняться над крышей, но она двигаться не желала, и после нескольких попыток он устал ее провоцировать, приземлился по ту сторону крыши, раскинув над пещерой черного сорокопута свои гигантские крылья, чтобы лучше сохранять равновесие.

Все здание храма содрогнулось, когда Торн плюхнулся на крышу; от сотрясения разбились многие прекрасные витражи, и теперь цветные стекла, похожие на самоцве­ты, со звоном осыпались на землю. Теперь Торн был зна­чительно крупнее Сапфиры благодаря магическим ухищ­рениям этого негодяя Гальбаторикса, этого преступника, уничтожившего столько драконьих яиц. Но ее величина Торна ничуть не смущала. Она была куда опытней Торна, и потом, ее учителем был сам Глаэдр, рядом с которым этот Торн — все равно что жалкая ящерица. Да и вряд ли Торн осмелился бы убить ее… во всяком случае, она была почти уверена, что ему-moсовсем этого не хочется.

Красный дракон оскалился и шагнул к ней, царапая острыми когтями черепицу. Она в ответ тоже оскалилась и немного отступила назад, пока не почувствовала, что уперлась хвостом в один из шпилей. Они торчали над этой пещерой, точно колючки дикобраза.

Кончик хвоста Торна сердито подергивался, и Сапфи­ра понимала, что он сейчас на нее прыгнет.

Она с силой втянула воздух и выдохнула ему в мор­ду струю мерцающего синего пламени, понимая, что в данный момент самое главное — не дать Торну и Муртагу понять, что на спине у нее, Сапфиры, вовсе не Эрагон. А для этого ей нужно было либо держаться как можно дальше от Торна, чтобы Муртаг не смог прочесть мыс­ли этого эльфа в волчьем обличье, принявшего облик Эрагона, либо совершать стремительные и частые ата­кующие броски, причем достаточно свирепые, чтобы у Муртага просто времени не было, чтобы читать чьи-то мысли. Хотя Муртаг, конечно, ко всему привык и, наверное, мог бы читать чужие мысли, даже если Торн начнет в воздухе переворачиваться вверх тормашками. С другой стороны, сейчас они оба — и она, и Торн — на­ходились совсем близко от земли, а это было Сапфире на руку, если она пойдет в атаку. А она всегда предпочитала атаковать, всегда!

— Это что, самое лучшее, на что ты способна? — крик­нул Муртаг, и его невероятно громкий голос, усиленный с помощью магии, донесся откуда-то из облака крутящего­ся огня.

Как только последний язык пламени погас у нее в па­сти, Сапфира прыгнула на Торна, ударив его точно в центр груди. Шеи драконов переплелись; они били друг друга го­ловой, и каждый старался первым вонзить клыки в горло соперника. Однако Торн, не удержавшись на крыше храма, сорвался с нее, судорожно хлопая крыльями, и упал на зем­лю, увлекая за собой Сапфиру.

Они грохнулись с такой силой, что раскололись камен­ные плиты на мостовой, а по стенам соседних домов по­шли трещины. Что-то хрустнуло в левом плечевом суставе Торна, а спина его как-то неестественно выгнулась дугой, и только магия Муртага не дала ему грохнуться на землю плашмя, всей тушей.

Сапфире было слышно, как ругается Муртаг, отча­сти придавленный Торном, и она решила, что лучше все­го было бы поскорей убраться отсюда, пока этот двуно­гий круглоухий маг со злости не начал сыпать всякими заклинаниями.

«Пусть пока друг с другом разбираются», — решила Сап­фира, вполне довольная собой, и выпустила мощный язык пламени, который тут же принялся с жадностью пожирать деревянные домишки.

Вернувшись на крышу этой проклятой пещеры чер­ного сорокопута, Сапфира запустила когти под черепицу и принялась раздирать крышу храма точно таким же об­разом, как некогда крышу замка Дурзы в Гилиде. Только теперь она, Сапфира, стала гораздо крупнее и гораздо сильнее, так что каменные плиты были для нее все равно что речная галька для Эрагона. Эти ошалевшие от крови жрецы, которые кому-то там поклонялись в своей гнусной пещере сорокопута, нанесли ранения ее сердечному дру­гу Эрагону и осмелились мучить Арью, сестру драконов по крови, и травницу Анжелу, юную лицом, но старую ду­шой, и кота-оборотня по имени Солембум — у него, впро­чем, имелось немало и других имен; и потом эти жрецы убили славного эльфа Вирдена! За все это Сапфира была намерена отомстить и в щепы разнести проклятую пеще­ру черного сорокопута!