Еретик
Шрифт:
– Особенно при этом дворе, – вырвалось у Доминиса, но он тут же поправился, – при этом тумане.
– Нигде не увидишь такого голубого неба, как на нашей Адриатике, хотя бы наверху находился и сам святой отец.
– Это верно! С тех пор как я переправился через Канал, мне ни разу не удалось отогреться.
– Я тоже промерз до костей в этих склепах.
Уроженцы солнечного юга нашли общий язык под угрюмым и холодным северным небосводом. Проклятая влага! Она пропитывает одежду. Она сопутствует нам в постели. И даже любовницы здесь, сетовал мадридский кавалер, подобны холодным компрессам.
– Увидеть бы еще раз наше солнце, прежде чем нас сокрушат эти камни, – вздыхал сплитский беглец.
– Да, возвращайтесь, архиепископ, – поймал егона слове испанец, – в солнечный Рим!
– Вы шутите, дон Диего!
– Ничуть!
Поединок
– Поймите, святой престол уполномочил меня всячески содействовать вашему возвращению…
– После моего бегства, приказа об аресте на границе, после торжественного приема в Вестминстере…
– Архиепископ, вы отправились в путь, чтобы поглубже изучить движение реформации…
– Вовсе не для этого, – смятенно бормотал ученый, – просто я…
– Будьте дипломатом, прошу вас! В этом качестве вы скорее добьетесь своего. Новый папа, ваш старый товарищ, был бы вам благодарен, если б нашлась причина как-то оправдать ваш отъезд, чтобы не смущать низший клир.
Неожиданно установившиеся контакты между английским двором и габсбургским Мадридом почти лишали всякого смысла миссию Доминиса, а теперь вдруг возникала ослепительная возможность стать посредником между папой и королем в деле примирения враждующих церквей. В качестве автора книги «О церковном государстве», как точно отметил, посмеявшись над ним, Гондомар, он не сдвинул ни одного пограничного камня в Европе. Послания апостолов творили чудеса во времена распада Римской империи; при нынешнем положении вещей они могли лишь кружить наподобие голубей возле неприступных каменных башен, открытые стрелам придворных охотников. То, чего не удалось осуществить с помощью книги, могло быть достигнуто посредством договора между папой и королем. Стать дипломатом, как подсказывает представитель курии? Может быть, в роли посредника он сумеет найти выход из окружающей его изоляции. Королю Иакову крайне необходимо согласие папы на брак инфанты Марии Анны, так пусть этого добивается он, Доминис! Да, король Иаков желает оказать поддержку попавшему в переплет зятю, так, так, король Иаков нуждается в религиозном мире. Так, так, все это он, Доминис, достаточно аргументировано сможет изложить перед папой Георгием XV и конклавом, исполненный святого христианского усердия. Если с этой точки зрения взглянуть на его пребывание при английском дворе, то окажется, что он непрерывно действовал в качестве беспристрастного миротворца. И, окинув мысленным взором прошлое, он смог ответить испанскому посланнику:
– Воистину, я никогда не порывал с католической церковью.
– Тем более, – оживленно поддакнул граф, – вы и здесь продолжали служить церкви, по-своему…
– Может быть, наиболее полезным образом…
– Увенчайте же теперь эту службу! Сближение папы и короля, ликвидация последствий раскола, длительный мир – это стало бы блестящим деянием, о чем, впрочем, и идет речь в десяти книгах вашего сочинения.
В самом деле, таков был его девиз. Он всегда желал воплотить абстрактные теории в конкретных политических акциях. Два с половиной десятилетия назад состоялась его дипломатическая миссия к императору, дожу и папе, затем все свои надежды он возложил на далеких, незнакомых читателей, чтобы теперь, разочаровавшись, вернуться к более результативной роли посредника в переговорах между правительствами. Посланец папы был, очевидно, взволнован его колебаниями и раздумьями, однако выглядело это как-то слишком нарочито, и в душе Доминиса ожили подозрения. Граф суетился, хватал его за пуговицы и пряжки, улыбался, заманивая глубже в ловушку.
– Император Фердинанд – фанатичный крестоносец, свихнувшийся на этой почве еще в иезуитской школе. Если Мадрид поддержит его походы против еретиков, то это ввергнет Европу в пучину кровавых бедствий. Единственное спасение – в соглашении между Испанией и Англией о прекращении религиозных войн. Без лишней скромности, вдвоем мы сумеем воспрепятствовать самой страшной катастрофе в истории христианства,
– Если бы в курии поняли… – безнадежно вздохнул гонимый отступник.
– Я уполномочен сообщить, что в Риме вам будут выплачивать двенадцать тысяч скудо ежегодно, помимо обычных доходов с вашего нового, более крупного диоцеза. Вам предлагают кафедру в Салерно, высокопреосвященный, а также красную шляпу. Неплохо, да? Когда вы окончательно решите, мы договоримся о путешествии. Положитесь на меня, дорогой монсеньор! А сейчас я спешу на королевскую охоту. Охота за инфантой! До свидания, будущий кардинал! Надеюсь, английские джентльмены не станут стрелять мне в спину!
Болтливый кавалер сгинул, точно провалился в адское пекло, но слова его упали на вспаханную ниву, мысль о возвращении часто посещала Марка Антония, раз возникнув, она уже не. оставляла его. Мимолетные настроения как бы обрели плоть, сконцентрировались, сгустились, питаемые тоской по родине. Находиться в Англии, когда Иаков кокетничает с иезуитским Мадридом, означало смириться со своей политической, моральной и даже физической гибелью. В создавшемся положении, в круговороте династических комбинаций и пуританских конфликтов обратный путь в Рим казался Доминису меньшим злом и был для него, вероятно, последней возможностью уцелеть. И король, и римская курия хотят использовать его, но он достаточно искушен, чтобы в этой их игре не утратить свою собственную первоначальную цель. Умеренный католический центр возмущен злодеяниями императорских полководцев, но, с другой стороны, и бюргеры – сторонники реформации стремятся поскорее вернуться к своим мирным занятиям. Копыта бешеной конницы безжалостно топчут поля Европы, повсюду дым пепелищ, повешенные на деревьях, запустение и нищета. Пылают чешские села, горит Мангейм, в огне древние оплоты культуры, а воспитанники иезуитов, граф Тилли и Валленштейн, соперничают между собой в грабежах и убийствах. Разгул религиозного фанатизма породил банды озверевших разбойников, вот он – эпилог церковного раскола. Посреди повсеместного уничтожения пророк миротворческого единства не мог оставаться безучастным. Он должен сказать свое слово, он должен найти тот единственный путь, который выведет раздираемый противоречиями мир тиранов на стезю спокойствия. Взывая к Священному писанию, уповая на милость государей, пользуясь поддержкой веротерпимых бюргеров, он будет латать изодранную ткань и накинет белую тунику на изувеченное тело Европы…
Необходимость выбора – оставаться в Лондоне или возвратиться в Рим – сломила его внешне как будто обретенную умиротворенность, с установившимися привычками, которые, подобно уютному дормезу, приближали его к смертному часу. Оставшиеся годы жизни он собирался посвятить изучению таинственной силы притяжения, с помощью которой уроженец Задара Грисогоно [68] объяснял приливы и отливы; об этой силе смутно догадывался его земляк с соседнего острова Црес Франьо Петришевич, выделяя ее особо среди прочих, пока непонятных, явлений Вселенной. Трезвые и практичные англичане выказывали больше интереса к его научным работам, чем к теологии, где король и епископы считались непогрешимыми авторитетами.
68
. Фридрик Грисогоно (вторая половина XV – первая половина XVI в.) – доктор философии и медицины Падуанского университета, астролог и математик, автор трактата о теории приливов и отливов, напечатанного в Венеции (1528), а также комментариев к геометрии Евклида (1507). После возвращения из Италии служил врачом в Задаре, был членом городского магистрата.
Распространение новой науки шло быстрее, чем борьба со схоластическими и евангелистскими догматами и менее угрожало неприятностями. И вот теперь, когда хорватский примас и дипломат уже примирился с тем, что окончит свои дни в тиши кабинета, мадридский интриган разворошил его честолюбивые мечты. Тихий Виндзорский замок снова заполнили образы родины. Да, выходило, что его отъезд из родного края ничего не решил и ни к чему не привел. Пять лет убеждал он себя, что солнечные берега навсегда потеряны для него, и вот по первому зову он выскакивает из своего укромного уголка. Научные трактаты и хитроумно сконструированные приборы не удерживали его здесь; предвкушаемое вторжение в космос не состоялось. Давление, многие годы ощущаемое изнутри, прорвалось в страдальческом вопле об утраченной родине.