Еретики Дюны
Шрифт:
Состав Совета был очень пестр. Отпрыски старых жреческих фамилий, каждый носит в своем сердце веру, что дела бы шли намного лучше, если бы на скамье Туека сидел ОН.
Костлявый, с крысиным личиком Стирос играл роль голоса оппозиции.
— Она — только лишь бедная сирота пустыни. И она ехала на Шаи-Хулуде. Это запрещено, и за это должна быть наказана.
Другие заговорили немедленно:
— Нет-нет, Стирос. Ты неправильно подходишь! Она не стояла на спине Шаи-Хулуда, как это делали Свободные. У нее не было ни крючьев Созидателя, ни…
Стирос старался их перекричать. Туек заметил: они зашли
— У нее не было никакого способа управлять Шаи-Хулудом, — доказывал Умпфруд. — Мы все видели, как она безбоязненно слезла с него на песок и заговорила с ним.
Да, все это видели. Либо непосредственно в тот самый момент, либо на голографической записи, сделанной сообразительным наблюдателем. Сирота или нет, но она стояла перед Шаи-Хулудом и говорила с Ним. И Шаи-Хулуд ее не поглотил, он ее пощадил. Червь Бога попятился по приказанию этой девочки и вернулся в пустыню.
— Мы ее испытаем, — сказал Туек.
На следующий день управляемые жрецами орнитоптеры, доставившие ее из пустыни, увезли Шиану далеко за пределы Кина.
Жрецы оставили ее на вершине дюны, установили на песке тщательно воспроизведенную копию тампера Свободных. Когда отомкнули держатель тампера, тяжелый стук побежал через пустыню — древний призыв Шаи-Хулуда. Жрецы убежали к топтеру и наблюдали сверху, а пришедшая в ужас Шиана стояла в одиночестве в двадцати метрах от тампера: сбылись ее худшие предчувствия.
Явились два червя. Они были не самыми большими из всех, которых доводилось видеть жрецам, не более двадцати метров в длину. Один из них проглотил тампер, и тот замолчал. Вместе они закружили на параллельных курсах и остановились в шести метрах от Шианы.
Она стояла покорная судьбе. Кулаки сжаты, руки опущены. Так всегда поступают жрецы: скармливают тебя Шайтану.
Жрецы как зачарованные наблюдали из своего низко парящего топтера. Их линзы транслировали зрелище для таких же завороженных наблюдателей в покоях Верховного Жреца в Кине. Все они и прежде видели подобные события. Это было стандартное наказание, подручный способ устранять мешающих из подвластного жречеству населения или открыть путь для приобретения новой наложницы. Никогда раньше они не видели, чтобы жертвой оказывалась сирота-девочка. И какая девочка!
После первой остановки черви Бога медленно поползли вперед. Затем, оказавшись в трех метрах от Шианы, они опять словно окаменели.
Решив покориться судьбе, Шиана не побежала. Скоро, совсем скоро, думала она, я увижусь с родителями и друзьями. Но, поскольку черви оставались недвижимыми, ее ужас сменился гневом. Плохие жрецы оставили ее здесь! Она слышала их топтер над головой. Жаркий запах спайса от червей наполнял воздух вокруг нее. Она резко подняла правую руку и показала на топтер.
— Подходите, съешьте меня. Вот чего они хотят!
Жрецам не было слышно слов, но жесты им были видны: она разговаривает с двумя Червями Господа. Палец, указующий вверх, на них, не сулил хорошего.
Черви не сдвинулись.
Шиана опустила руку.
— Вы убили мою мать, моего отца и всех моих друзей! — обвинила она. Шагнув вперед, она пригрозила им кулаком.
Черви подались назад, сохраняя прежнее расстояние.
— Если вы меня
Черви быстро попятились еще дальше и одновременно развернулись.
Жрецы в топтере наблюдали за ними, пока они опять не исчезли в песке, более чем в километре от места встречи с Шианой. Только тогда наполненные страхом и трепетом жрецы вернулись. Они подобрали дитя Шаи-Хулуда из песка и вместе вернулись в Кин.
Ночью посольство Бене Джессерит в Кине получило полный доклад. На следующее утро новость уже находилась в пути на Дом Соборов.
Это, наконец-то, случилось!
Горе с некоторыми видами военных действий (и, будьте уверены, Тиран это зная, потому что это подразумевается в данном им уроке), они разрушают моральные устои в слабых личностях. Войны такого типа вываливают морально разрушенных уцелевших в невинное население, которое даже представить себе не может, на что способна такая вернувшаяся солдатня.
Вот одно из детских воспоминаний Майлса Тега.
Он сидит за обедом со своими родителями и младшим братом Сабитом. Тегу было тогда только семь лет, но память его все сохранила неизгладимо: столовая на Лернаусе, яркие пятна свежесрезанных цветов, низкий свет желтого солнца, просеянный сквозь древние жалюзи. Голубая яркая посуда и поблескивающее серебро украшают стол. Послушницы стоят наготове, потому что его мать всегда может быть вызвана со спецзаданием, но нельзя оставить на это время сына без наставницы Бене Джессерит, что обычно исполняла она сама. Жанет Роксбро-Тег, ширококостая женщина, настоящая гранд-дама, со своего конца стола пристально следит, чтобы не было ни малейшего нарушения в правилах подачи обеда. Лоше Тег, отец Майлса, всегда взирает на это с веселой иронией. Он — худой человек с высоким лбом, лицо такое узкое, что темные глаза как будто бы выпячиваются в стороны. Его черные волосы контрастируют с белокурыми волосами жены.
Над приглушенными звуками за столом и густым запахом сдобренного спайсом супа из эду мать Тега учит отца, как вести дела с назойливым Свободным Торговцем.
Когда она произносит «Тлейлакс», то сразу привлекает внимание Майлса. В своих занятиях он как раз дошел до Тлейлакса.
Даже Сабит, которого много лет спустя отправят на Ромо, слушает, стараясь, насколько возможно, понять своим четырехлетним умишком. Сабит преклоняется перед братом, как перед героем. Все, что занимает внимание Майлса, интересно и Сабиту. Мальчики безмолвно слушают.
— Этот человек — прикрытие Тлейлакса, — говорит Жанет. — Я слышу это по голосу.
— Я не сомневаюсь в твоих способностях определять такие вещи, дорогая моя, — отвечает ей Лоше Тег. — Но что мне делать? У него кредитные доверенности, и он; желает приобрести…
— Заказ на рис в данный момент неважен. Никогда не воображай, что Лицевой Танцор будто бы хочет приобрести на самом деле то, что ему нужно.
— Я уверен, он не Лицевой Танцор. Он…
— Лоше! Я знаю, мое руководство не прошло даром и ты можешь определить Лицевого Танцора. Я согласна, Свободный Торговец не из них. Лицевые Танцоры у него на корабле. Они знают, что я здесь.