Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой
Шрифт:
– А вы откуда знаете? – изумился Сент-Джон Уоллес.
– Удачная догадка, месье. Нэнси Дьюкейн сказала вам, что растение нужно ей как модель для ее рисунка, так? И вы поверили. – Обращаясь к морю лиц с изумленно разинутыми ртами, Пуаро добавил: – По правде говоря, ни лорд, ни леди Уоллес никогда не допустили бы и мысли, что их хорошая знакомая способна на убийство. Это дурно отразилось бы на их репутации. Их положение в обществе – вы только вообразите! Даже теперь, когда все, что я говорю, совершенно точно совпадает с фактами, известными им самим, они не перестают думать о том, что он наверняка ошибается, этот предвзятый коротышка-детектив
57
Навязчивых идей (фр.).
– Месье Пуаро, я никого не убивала, – сказала Нэнси Дьюкейн. – Я знаю, что вы знаете, что я говорю правду. Пожалуйста, объясните всем собравшимся, что я не убийца.
– Не могу, мадам. Je suis desole [58] . Хотя вы и не давали яд сами, но вы все же вступили в сговор с целью оборвать три жизни.
– Да, но только для того, чтобы спасти другие, – честно ответила Нэнси. – Я ни в чем не виновата! Дженни, давай расскажем ему нашу историю – настоящую историю. Как только он все услышит, он поймет, что мы сделали не больше, чем было необходимо для спасения наших жизней.
58
Глубоко сожалею (фр.).
В комнате настала полная тишина. Все слушали молча. Я не думал, что Дженни двинется с места, но она вдруг медленно встала и, обеими руками сжимая свою сумочку, пошла через комнату к Нэнси.
– Наши жизни не стоило спасать, – сказала она.
– Дженни! – Это крикнул Сэм Кидд, который тоже вдруг вскочил и бросился за ней.
Пока я смотрел на него, меня охватило странное чувство, как будто время вдруг замедлилось. Почему Кидд бежит? Разве есть какая-то опасность? Он явно так считал, и, хотя я не понимал, в чем дело, мое сердце вдруг забилось тревожно и часто. Что-то ужасное должно было произойти. Я бросился к Дженни.
Та раскрыла сумочку.
– Так ты, значит, хочешь к Патрику? – спросила она у Нэнси. Голос был ее, и в то же время не ее. Он был похож на беспросветную тьму, отлитую в слова. Надеюсь, что, сколько бы мне ни довелось прожить на этом свете, такого голоса я не услышу больше никогда.
Пуаро тоже начал двигаться, но он стоял слишком далеко.
– Пуаро! – крикнул я и тут же: – Кто-нибудь, остановите ее!
Сверкнул металл, на нем заплясали лучи света. Двое мужчин поднялись из-за столика рядом с Нэнси, но и они оказались недостаточно проворны.
– Нет! – снова выкрикнул я.
Стремительное движение – взметнулась рука Дженни, – и тут же кровь, поток крови хлынул на платье Нэнси и на пол. Нэнси упала. В дальнем углу комнаты вскрикнула женщина.
Пуаро прекратил движение и замер.
– Mon Dieu, – сказал он и закрыл глаза.
Сэмюэл Кидд подбежал к Нэнси раньше, чем я.
– Она мертва, – сказал он, глядя на тело, лежавшее на полу.
– Да, мертва, – сказала Дженни. – Я ударила ее в сердце. Прямо в сердце.
Глава 25
Если
В тот день я понял, что не боюсь смерти. Мертвое тело не обладает энергией; от него не исходит сила. Я часто вижу мертвые тела, это связано с моей работой, и они никогда меня особенно не беспокоили. Но вот чего я боюсь по-настоящему, так это близости к смерти в живых людях: звук голоса Дженни, когда ее снедало желание убить; то, что происходит в голове убийцы, способного расчетливо вложить три запонки с монограммами во рты убитым им людям, да еще и не полениться аккуратно выложить потом трупы: ноги прямо, руки по швам, пальцы выровнены, ладони вниз.
«Возьми его руку, Эдвард».
Как может живой человек держать за руку мертвого и не бояться при этом, что его самого увлечет в смерть?
Будь это в моей власти, то ни один человек, пока он еще полон сил и желания жить, не соприкасался бы со смертью ни в каком виде. Хотя это, конечно, нереалистично.
Мне не хотелось даже стоять рядом с Дженни Хоббс после того, как та заколола Нэнси. Мне было неинтересно знать, почему она это сделала; мне хотелось домой, сесть перед камином, в котором ревет огонь, как это обычно бывает у Бланш Ансворт, заняться своим кроссвордом и забыть про убийства в отеле «Блоксхэм», они же убийства под монограммой, или как их еще там.
Зато любопытства Пуаро с лихвой хватало на нас двоих, и его воля была сильнее моей. Он настоял, чтобы я остался. Это же мое дело, сказал он, – значит, я должен довести его до конца аккуратно. И он сделал руками такой жест, словно расправлял какую-то невидимую обертку: можно было подумать, что расследование убийства – это посылка, нуждающаяся в тщательной упаковке.
Итак, несколько часов спустя мы с ним уже оказались в маленькой квадратной комнатке в Скотленд-Ярде, где через стол от нас сидела Дженни Хоббс. Сэмюэла Кидда тоже арестовали, его допрашивал Стэнли Бир. Я предпочел бы сам заниматься Киддом: хотя тот и был мошенник и во всех отношениях гнусный тип, зато у него я ни разу не слышал голоса, гасящего все надежды, как у Дженни.
Что до голосов, то меня поразил Пуаро, когда он обратился к Дженни почти с нежностью:
– Почему вы это сделали, мадемуазель? Зачем нужно было убивать Нэнси Дьюкейн, с которой вы так долго были союзницами и подругами?
– Нэнси с Патриком были любовниками во всех смыслах этого слова. Я узнала об этом лишь сегодня. Раньше я всегда думала, что мы с ней равны: обе любили Патрика, но знали, что никогда не сможем быть с ним так – и никогда с ним так не были. Все эти годы я верила в то, что их любовь была чистой, но это оказалось ложью. Если бы Нэнси по-настоящему любила Патрика, она не превратила бы его в прелюбодея и не бросила бы тень на его репутацию.
Дженни смахнула слезу.
– Думаю, я оказала ей услугу. Вы же слышали, как она говорила, что хочет воссоединиться с Патриком. Ну вот я и помогла ей, разве нет?
– Кэтчпул, – обратился ко мне Пуаро. – Помните, когда мы нашли кровь в номере 402 отеля «Блоксхэм», я говорил вам, что мадемуазель Дженни уже не спасти?
– Да.
– Вы думали, я решил, что она мертва, но вы меня не так поняли. Видите, я уже тогда знал, что Дженни не поможешь. И боялся, что она уже совершила ужасные дела, которые гарантировали ее скорую гибель. Вот что я имел в виду тогда.