Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой
Шрифт:
– И правильно, – сказал Пуаро спокойно. – Продолжайте, пожалуйста.
– Он сказал, что было бы несправедливо и аморально поступить так с Харриет и что лучше он пожертвует своим честным именем, чем согласится на то, что я предлагала. Я умоляла его подумать. Какой нам вред от того, что Харриет будет довольна? Но Патрик твердо стоял на своем. Он попросил меня передать Харриет, что мое предложение оказалось неосуществимым. Он выразился очень прямо. «Не говори, что ты солгала, Дженни, – сказал он, – иначе она заподозрит правду». Я должна была передать Харриет лишь то, что она не может получить желаемое.
– Значит,
– Никакого. – Дженни заплакала. – И с того самого дня, когда я сказала Харриет о том, что Патрик отказался ей помочь, она стала его злейшим врагом и распустила слух по всей деревне. Патрик мог бы пустить ответный слух, от которого ей тоже не поздоровилось бы, о том, что она и сама желала прибегнуть к его нечестивым услугам и только когда ей было в этом отказано, стала называть их кощунством и ересью. Но он не захотел так поступить. Сказал, что, как бы злобно ни нападала на него Харриет, он не станет чернить ее имя. Глупец! Она вмиг заткнулась бы, но он был слишком благороден, на свою беду.
– И тогда вы пошли за советом к Нэнси Дьюкейн? – спросил Пуаро.
– Да. Я решила, что нельзя, чтобы только мы с Патриком страдали. Нэнси тоже участвовала в этом. Я спросила у нее, должна ли публично разоблачить свою ложь, но она посоветовала мне не делать этого. Она сказала: «Боюсь, что нам с Патриком в любом случае грозит беда. Поэтому с твоей стороны было бы мудро, Дженни, затаиться где-нибудь и помолчать. Не надо жертвовать собой. Не думаю, что у тебя хватит сил выдержать злословие Харриет». Она меня недооценила. Конечно, я была очень расстроена тогда и, наверное, производила впечатление совсем беспомощной, ведь я так боялась за Патрика, зная, что Харриет решила его уничтожить, – но характер у меня сильный, месье Пуаро.
– Я вижу, что вы не боитесь.
– Нет. Мне придает силы мысль о том, что Харриет Сиппель, этой гнусной двуличной бабы, больше нет на свете. Ее убийца оказал миру большую услугу.
– И это снова возвращает нас к вопросу о личности убийцы, мадемуазель. Кто убил Харриет Сиппель? Вы утверждали, что это сделала Ида Грэнсбери, но это ложь.
– Вряд ли мне есть необходимость рассказывать вам правду, месье Пуаро, раз вы и так ее знаете.
– Тогда я попрошу вас сжалиться над беднягой Кэтчпулом. Он еще не знает всей истории.
– Ну так возьмите и расскажите ему все, ладно? – Дженни отсутствующе улыбнулась, и я вдруг почувствовал, что ее как будто стало меньше, чем было всего минуту назад; она словно перенеслась из той комнаты в другое место.
– Tr`es bien [61] , – сказал Пуаро. – Я начну с Харриет Сиппель и Иды Грэнсбери: две несгибаемые женщины, убежденные в собственной правоте, ради которой они были готовы загнать человека в могилу. Огорчались ли они после его смерти? Нет, зато они противились его погребению в освященной земле. Поддались ли эти женщины на уговоры Ричарда Негуса и пожалели о том, как они поступили с Патриком Айвом? Нет, конечно нет. Маловероятно, чтобы они испытывали такие чувства. Вот, мадемуазель Дженни, когда я понял, что вы нас обманываете в этом месте вашей истории.
61
Очень хорошо (фр.).
Дженни
– Все возможно, – сказала она.
– Non. Возможна только правда. Я знал, что ни Харриет Сиппель, ни Ида Грэнсбери никогда не согласились бы на добровольное самоуничтожение, которое вы мне описали. Значит, их убили. Как удобно – выдать убийство за делегированное самоубийство! Вы надеялись, что Пуаро выключит свои серые клеточки, едва услышав, что жертвы сами хотели умереть. Как же, такая прекрасная возможность искупления! До чего фантастическая и необычная история – из тех, которым невольно веришь, поскольку кажется, что придумать такое никому не под силу.
– Это была моя страховка, на всякий случай, – сказала Дженни. – Я надеялась, что вы меня никогда не найдете, но все же боялась: а вдруг сможете?
– А на случай, если бы я вас все же нашел, у вас и у Нэнси Дьюкейн были заготовлены алиби на время между семью пятнадцатью и восемью, и вы надеялись, что они вам помогут. Вас и Сэмюэла Кидда обвинят в попытке свалить все на ни в чем не повинную женщину, а не в убийстве или заговоре с целью совершения убийства. Умно: вы признаете малую вину, чтобы избежать ответственности за большую. Ваши враги мертвы, и никто не повешен, потому что мы поверили в вашу сказку: о том, как Ида Грэнсбери убила Харриет Сиппель, а Ричард Негус убил Иду Грэнсбери, а потом – себя. Ваш план был изобретателен, мадемуазель, – но вам далеко до Пуаро!
– Ричард хотел умереть, – сказала Дженни сердито. – Его никто не убивал. Он решил умереть во что бы то ни стало.
– Да, – сказал Пуаро. – Это была капля правды в море лжи.
– Он сам во всем виноват. Мне не пришлось бы никого убивать, если бы не Ричард.
– Но вы все же убили – и не раз. И снова именно Кэтчпул направил меня на путь истины, произнеся всего несколько слов.
– Каких? – спросила Дженни.
– Он сказал: «Если бы убийство начиналось на «д»…
Мне было не слишком приятно слушать, как нахваливает меня Пуаро. Я не понимал, как вскользь брошенные слова могли сыграть какую-то роль в расследовании.
Но Пуаро уже увлекся рассказом.
– Выслушав вашу историю, мадемуазель, мы покинули дом Сэмюэла Кидда и, естественно, стали обсуждать то, что услышали от вас: ваш план, тот, придуманный вами совместно с Ричардом Негусом… Заманчивая идея, если позволите так сказать. В ней была точность – как в падающих костяшках домино, однако, подумав как следует, я осознал, что все было совсем не так, потому что очередность падения изменилась. Падает не D, потом А, потом В и потом С; вместо этого В сбивает А, потом С сбивает В… Но это так, кстати.
О чем это он? Дженни, судя по ее виду, тоже задавала себе этот вопрос.
– А, мне следует быть более понятным в своих объяснениях, – сказал Пуаро. – Чтобы помочь себе точнее представить картину произошедшего, мадемуазель, я заменил имена буквами. Ваш план, который вы изложили нам в доме Сэмюэла Кидда, выглядел так: В убивает А, потом С убивает В, а потом D убивает С. После этого D ждет, когда в убийствах А, В и С обвинят Е и повесят за убийство, после чего D убивает себя. Вы понимаете, мисс Хоббс, что в этом раскладе, который вы нам изложили, роль D выпадает вам?