Эркюль пуаро (сборник)
Шрифт:
– Ох! – неожиданно запнулся он, пораженный внезапной мыслью.
Все выжидательно уставились на него.
– А вдруг он обидится?
– Да с какой стати? – весело возразила Бриджит. – В конце концов, для него же стараемся – должен понимать. Это будет такая рождественская шутка.
– Знаете, а может, не стоит делать это в Рождество? – задумчиво проговорил Колин. – Деду это вряд ли понравится.
– Тогда на следующий день, – предложила Бриджит.
– Вот это будет в самый раз, – согласился Майкл.
– И у нас будет больше времени
И вся троица поспешила к дому.
Вечер выдался хлопотный. Нужно было укрепить за картинами пучки остролиста, развесить по стенам ветки омелы, поставить в столовой рождественскую елку и украсить ее... Так что без дела никто не остался.
– Сказать кому, не поверит, что такое возможно в двадцатом веке! – насмешливо шепнул Десмонд Саре.
– Мы всегда так делаем, – защищаясь, ответила она.
– Хорошенькое оправдание!
– Не будь занудой, Десмонд. Мне нравится.
– Сара, девочка моя, опомнись!
– Нет, ну не то чтобы очень, но... немного.
– Кто не боится снега и отправится на полночную службу? – спросила миссис Лэйси без двадцати двенадцать.
– Только не я, – заявил Десмонд. – Пойдем, Сара.
Решительно взяв ее за руку, он повел ее в библиотеку и включил там проигрыватель.
– Всему есть предел, дорогая. Полночная служба!
– Да, – согласилась Сара. – О да!
Остальные, однако, весело хохоча и натягивая на ходу пальто, с громким топотом выскочили наружу, где снег шел уже сплошной пеленой. Мальчики, Бриджит, Дэвид, и Диана исчезли за дверью, и вскоре их смех замер где-то вдали: до церкви было минут десять хода.
– Полночная служба! – фыркнул полковник Лэйси. – Когда я был молод, мне бы такое и в голову не пришло. Служба, тоже мне! Развлечение для дураков, да и только. О, прошу прощения, мосье Пуаро.
Пуаро успокаивающе вскинул руки.
– Нет, нет, что вы! Не обращайте на меня внимания.
– Нет, вот заутреня, это я еще понимаю, – проворчал полковник. – Особенно воскресная. «Внемли хору ангелов» и все эти старые рождественские гимны. А потом – праздничный обед. Вот это дело, правда, Эм?
– Конечно, дорогой. Но это для нас, стариков. Молодежи нравится полночная служба. И по-моему, очень даже хорошо, что они хотят ее посетить.
– Сара и этот тип не хотят.
– Думаю, милый, ты ошибаешься. Сара хотела. Просто она не решилась это сказать.
– Хоть убей, не пойму, какое ей дело до того, что подумает этот тип?
– Ну, она ведь совсем еще молоденькая, – умиротворяюще заметила миссис Лэйси. – Отправляетесь спать, мосье Пуаро? Спокойной вам ночи. Желаю хорошо отдохнуть.
– А вы, мадам? Вы сами разве еще не ложитесь?
– Да нет пока. Нужно еще подложить подарки в чулки. Ох, я знаю, что дети уже совсем взрослые, но им так нравятся
– Вы так много делаете, мадам, чтобы сделать Рождество настоящим праздником! – воскликнул Пуаро. – Примите мое искреннее восхищение.
Он почтительно взял ее руку и галантно поцеловал.
– Хм, – произнес полковник Лэйси, когда Пуаро удалился. – Удивительно напыщенный тип. Однако в женщинах разбирается.
Миссис Лэйси озорно улыбнулась.
– А ты заметил, Горацио, что я стояла как раз под омелой [183] ? – спросила она с видом застенчивой девятнадцатилетней девочки.
183
Согласно старинному обычаю, любой, кто встанет под рождественской омелой, не имеет права никому отказать в поцелуе.
Эркюль Пуаро вошел в отведенную ему спальню. Это была большая комната, щедро снабженная отопительными батареями. Подойдя к просторной кровати с четырьмя столбиками, он увидел на подушке конверт. Вскрыв его, он вытащил лист бумаги, на котором корявыми печатными буквами было написано:
«Ни в коем случае не ешьте рождественский пудинг. Доброжелатель».
Эркюль Пуаро уставился на записку. Его брови поднялись.
– Загадка, – пробормотал он. – И неожиданная к тому же.
Рождественский обед состоялся в два часа пополудни и больше походил на самый настоящий пир. В камине весело потрескивали громадные поленья, но этот шум тонул в оглушительном и несмолкающем гвалте. Устричный суп исчез в мгновение ока; две огромные индейки, едва успев появиться, тут же отправились обратно на кухню, мгновенно превращенные в жалкие каркасы из костей. И вот наступил решающий момент: торжественное внесение рождественского пудинга! Разумеется, старый Певерелл, руки и колени которого заметно дрожали, что было естественно для его восьмидесяти лет, никого и близко к нему не подпустил. Миссис Лэйси сидела, нервно сцепив пальцы, и опасаясь, что Певерелл, того и гляди, упадет замертво на праздничный стол. Однако из двух зол: позволить ему умереть при исполнении почетной обязанности или же лишить его этого права, что было бы для него равносильно смерти, миссис Лэйси неизменно выбирала первое.
Рождественский пудинг во всем своем великолепии вплыл в столовую на серебряном подносе, огромный, размером с футбольный мяч, с веточкой остролиста, венчающей его подобно триумфальному флагу, и с боков его лизали языки красновато-голубого пламени.
Раздался дружный вздох восхищения. Только одну уступку удалось вырвать миссис Лэйси у верного Певерелла – не обходить с пудингом всех по очереди, а сразу водрузить его перед нею, чтобы она сама могла раздать его. Когда пудинг наконец благополучно достиг стола, миссис Лэйси облегченно вздохнула и быстро разложила куски, все еще исходящие красочными огненными языками, по тарелкам.