Ещё не вечер, господа!

Серебрякова Елена

– Тебе можно, мы с тобой типа компаньонов, а брат тут лишний.

– Не боись, не проболтаюсь, хотя хочется его позлить.

– Перехочется! Уговор дороже денег!

– Ладно, давай послезавтра приходи к десяти часам к воротам рынка. И книгу приноси.

– Идет! – сказал твердо Сергей.

Он не знал, выполнил поручение наставника или нет, но доложил все как было, ничего не упустил. Даже упомянул про рюмку водки, которую втихую вылил на пол.

– Считать поручение исполненным буду только после того, как все изложишь на бумаге. В архивных делах видел подобные справки? Вот

и излагай все, как было.

Писать Очкасов не любил, но дисциплина есть дисциплина. Оказалось, что писать намного труднее, чем повествовывать. Сергей кропал часа два, потом прочитал написанное и ужаснулся. Такое показывать было нельзя. Полез в архивные дела, еще раз почитал всякие справки и начал писать сначала. Прервались на обед, сходили с Неустроевым в ближайшую харчевню. Потом снова сел за писанину. Ближе к вечеру справку доложил.

– Для начала неплохо, – оценил Кронид Нифонтович справку, – теперь беги к Ольгиному мосту, там под вечер собираются чернокнижники. Вот тебе рубль, купи книгу потолще.

– Зачем еще? – удивился Сергей.

– У тебя же завтра встреча с Евтихием, а книга ему нужна для похода в общество.

– А я думал все, схожу завтра, предупрежу его и на том закончим.

– Знакомство надобно продолжать. Может выйдет толк из твоего огуречника?

Глава третья

Неустроев не любил в своих догадках бежать впереди паровоза. Еще в марте военный атташе в Вене, полковник Марченко Митрофан Константинович, предупреждал его о засылке в Псков агента «Берты», подготовленную лично Вальтером Николаи. Особых примет, внешних описаний и даже возраста Марченко не знал. Известно, что агенты Николаи крайне опасны и весьма неординарны в своих проявлениях.

Неустроева порадовали первые шаги новичка, но что-то насторожило майора в названии предприятия. Он пошел к своему знакомому в Земское ведомство, там нашел подтверждение, что «Добровольное общество любителей мировой литературы стараниями мецената Добродеева» зарегистрировано еще в феврале текущего года. Учредителем выступил коллекционер Добродеев Николай Егорович, житель Пскова. На обратном пути Неустроев заглянул в антикварную лавку, к своему знакомому Герману Георгиевичу. Попили чайку, поговорили о том, о сем, и антиквар вспомнил коллекционера:

– А-а, Добродеев Николай Егорович, старый хрыщ, жив ли?

– Ни одного раза о таком не слышал, а тут приспело!

– А ты и не мог слышать, – молвил антиквар, – он жил отчужденно в своем имении. Наличием всяких коллекций не хвалился. Об том знал ограниченный круг лиц.

– Так, ты бывал у него?

– Меня интересовали статуэтки голландских мастеров. Добродеев неоднократно отказывал просителям в покупке. Отказал и мне.

– Где же находится его имение?

– Едешь по дороге до Ширицкого озера, справа на Троицкой горе стоит несколько изб. Едешь дальше и попадаешь аккурат в Добродеево. Если поедешь, то я могу присоединиться.

Договорились о времени поездки.

Очкасов вернулся сильно возбужденным. Кронид Нифонтович налил ему воды, велел сначала успокоиться и потом повествовывать.

– Старуху звать Елизавета Корнеевна. Евтихий получил от меня «Недоросля» Фонвизина и передал книгу старухе. Та полистала ее и заулыбалась.

– Причину не поведала?

– Вопрос задала. Спросила, как можно читать подобную ерунду? Евтихий догадался ей подыграть и заявил, что хорошие книги ему самому нужны.

– Твой парень сообразительный.

– Дальше старуха сказала, что читать Вальтера и Руссо ему еще рано. Предложила Свифта Джонатана «Путешествие Гулливера». Евтихий мне книгу не отдал. Сказал, что сначала сам желает прочитать.

– Свифта Джонатана у нас еще в переводе не издавали, – заметил Неустроев, – что еще удалось установить?

– Евтихий заметил, что у полок стояли посетители. Девица, судя по одежде, из хорошей семьи и офицер в форме.

– Форма какая?

– Евтихий не различает. Еще старуха дала ему неделю на прочтение и велела книгу не задерживать. Может на том закончим? Приступим к настоящему делу?

Неустроев не сдержался и выдал подопечному по первое число. Но мораль закончил хорошими словами:

– Тебе повезло. На первом практическом занятии попал туда, куда требуется. Пока ни о чем не спрашивай, завтра с утра отправляйся на Кахановский бульвар. Найдешь дом номер четыре и понаблюдай. Для начала нет ли вывески похожей, ежели нет, определи назначение дома: жилой или конторский.

– Вы не шутите?

– Даже не думал. По документам там зарегистрировали твое общество. Садись и пиши отчет о встрече с контактом «О».

– Почему «О»? – удивился Очкасов.

– Потому что огуречник.

В доме четыре по Кахановскому бульвару проживали две семьи. Дом одноэтажный, старый, деревянный, два входа с торцовых сторон. Одна многодетная семья рабочего местного завода, другая семья из трех человек: муж с женой и больная мать-старуха. Молодые прислуживали трудниками в Рождественно Богородичном монастыре, что на Снетной горе. Молодняк из семьи рабочего сновал туда-сюда. То в салочки играли, то в прятки, два раза подрались и помирились. У их соседей к окнам никто не подходил, даже занавески не дрогнули. О результатах посещения адреса Очкасов доложил и засел за справку, быстро написал ее. Но к вечеру случилось необычное. Неустроев повел его в конюшню, закрепленную за отделением. Конюху велел заложить к семи утра коляску с верхом в одну лошадь. Представил Сергея, как кучера:

– Куда прикажете подавать экипаж? – с иронией в голосе спросил Очкасов.

– Жду у конторы сразу после семи, – буркнул наставник.

Дорога заняла меньше часа. Очкасов прислушивался к разговорам Неустроева со своим приятелем и к середине пути из обрывков понял, что едут они к Добродееву, к тому, чья фамилия указана на вывеске. Догадка придала сил, значит не просто так, его назначили кучером, значит добытые им сведения чего-то стоят. Подъехали к усадьбе, ворота настежь. Сергей останавливаться не стал и без раздумий поехал по главной дороге. Она привела к особняку, не очень большому, но с крыльцом и кругом для экипажей. Сергей высадил своих пассажиров и отъехал на обозначенную площадку. Только встал, как к нему подошли два рослых мужика без следов праведности во всем виде, и он не ошибся: