Еще одна из дома Романовых
Шрифт:
Кем она должна быть, первая женщина Ники, деловито размышляла мать. Одной из фрейлин самой Минни или великих княжон, его сестер? Однако фрейлина станет интриганкой. И постоянно видеть перед собой особу, которая похитила невинность любимого сына (Минни высокомерно обошла вниманием тот факт, что сие похищение было бы поручено «особе» свыше), будет ужасно противно. Лучше где-то на стороне найти что-нибудь подходящее.
Представить Ники какую-нибудь хорошенькую дочку сговорчивого дворянина? Однако тогда потребуются не только подарки девице, но и чины и выплаты папаше… Минни, которая родом была из небольшой страны Дании, до сих пор не разучилась считать деньги. Ах, как жаль, что увлечение княжной Ольгой Долгорукой так ничем и не кончилось! Она была бы очаровательной кандидатурой при всей своей неопытности.
А впрочем, тотчас покачала головой Минни, которая не любила драматического искусства, «актерки» бывают вульгарны и ненатурально себя ведут. Они привыкли к дешевым приемам на сцене – ну и в жизни используют их. Не нужно, чтобы у будущего государя испортился вкус. Водевиль, оперетка – фи, какие пошлости! Нет, нужно что-то другое…
Оперная певица, вдруг осенило Минни. Нет, не дива, конечно, а красивая хористка. Хорошая мысль! Победоносцеву сказать… Пусть поищет подходящую особу.
И императрица снисходительно улыбнулась, представив, как особа будет польщена.
Однако мадемуазель Мравина, на которую пал выбор, вовсе не была польщена: напротив, она грозилась покончить самоубийством, если директор Императорских училищ Всеволожский будет настаивать. Мравина была просватана и жениха своего любила, ларчик просто открывался.
Мария Федоровна была и огорчена, и озадачена. Опять надо что-то выдумывать!
Решила посоветоваться с мужем.
– Минни, – пробормотал тот, зевая (дело происходило уже поздним вечером, когда государь с вожделением думал о подушке и объятиях Морфея), – не понимаю, при чем тут вообще певичка? Зачем, прости, ради бога, в постели оперный голос? Довольно шепота. Ники нравятся женские ноги. Я давно заметил, как он оживляется на балетных премьерах.
– Боже мой, ну что ты раньше молчал, Мака? – простонала Мария Федоровна, однако ответа не последовало: Александр Александрович уже крепко спал. Но его жена, воодушевленная новой идеей, спать не могла.
Балерина, балерина!.. А ведь в Петербурге есть Императорское театральное училище, а в нем – балетный класс. Неужто там не отыщется по-настоящему порядочная девушка, которая возьмет на себя почетный труд развеять тоску цесаревича?!
Так, теперь надо решить, какой национальности будет барышня. Только не русская – они слишком громогласны и грубы, покачала головой императрица, которая не могла простить соотечественницам мужа то, что они смотрят на нее сверху вниз. Немка? Ну, довольно и одной немки – Алисы Гессенской. Незачем лишний раз напоминать Ники о ней. Француженка? Бог знает, чему, каким постельным пакостям может научить француженка бедного мальчика. Еще войдет во вкус распутства! К тому же после афронта, полученного от дочери графа Парижского, Минни испытывала недобрые чувства ко всем француженкам на свете. Вот если бы удалось найти польку… В них есть настоящий шарм!
Какая дивная мысль! Балерина-полька!
Она была так воодушевлена своей идеей, что, не сыщись подходящей особы, могла бы создать ее из ничего, подобно тому, как Девкалион и Пирра создали новый род людской просто из камней.
Повторять подвиги античных героев Марии
Дети великого князя Михаила Николаевича, дяди императора, начали брать уроки мазурки. В дом привозили знаменитого танцовщика Кшесинского, артиста Императорских театров. Михаил Александрович предложил своей невестке привезти и наследника на эти уроки. Ники был почти ровесник своим дядьям. Ну что ж – это показалось Марии Федоровне занятным, однако сначала захотелось посмотреть, как эти уроки проходят.
Она появилась одна.
Юные Михайловичи, известные своей страстью к неповиновению, слушались как шелковые изящного, невысокого учителя танцев. Кшесинский привез с собой трех– или четырехлетнюю дочь: кудрявую, миниатюрную, в польском костюме – таком маленьком, что он годился бы для куклы. Да она и сама более напоминала куклу. Эту крошку звали Матильда, но отец называл ее Маля. Она была сама непосредственность! Очаровательно кокетничала с подрастающими юношами и не только бойкого, щеголеватого Сандро, отличного танцора, но даже самого застенчивого из братьев, Сергея, умудрилась вовлечь в вихрь мазурки. Поскольку Ники тоже был очень застенчив и, честно признаться, не слишком уклюж, Мария Федоровна рассчитывала, что и он не устоит перед этой маленькой кокеткой и тоже начнет танцевать, однако на другой день Феликс Иванович появился у Михайловичей один и сообщил, то Маля – Матильда прихворнула и не смогла прибыть. Без нее обучение пошло не столь весело. Спустя несколько лет Минни где-то услышала, будто дочь Кшесинского поступила в Театральное училище и подает большие надежды. И ведь теперь ей лет семнадцать…
Балерина… Подходящего возраста… Очаровательная, бойкая… к тому же полька! Хорошая мысль, в самом деле – хорошая!
Но для начала надо, конечно, как говорят русские, соломки подстелить.
Минни отправила в Театральное училище доктора Вельяминова, который принадлежал к числу тех трех врачей, которые пользовали членов императорской фамилии, и был самым молодым из них. Поскольку его мало кто знал в свете, именно он был отправлен в Театральное училище с самым что ни есть деликатным заданием: осмотреть вроде бы всех воспитанниц, а на самом деле – только одну, чья персона в данное время более всех интересовала императрицу. И, кажется, Вельяминову это удалось…
Наконец выступление окончилось. После спектакля всех участников и гостей пригласили к столу. Император приказал, чтобы Кшесинскую посадили рядом с ним. Потом, найдя глазами сына, скромно стоявшего чуть поодаль, Александр приказал:
– Поди сюда, Ники, сядь около этой девушки да будь ей любезным кавалером. И вы окажите любезность моему сыну. Да смотрите только не флиртуйте слишком!
Владимир Александрович с непостижимым выражением наблюдал за этой сценой. У Ники уже кружится голова, а кузен Сергей Михайлович явно влюбился в девушку и ревнует. Судьба этой девицы – пойти по рукам, тут нет никакого сомнения. Но разве не завидная доля – пойти по рукам мужчин из императорской семьи?
Очень может быть, судьба когда-нибудь улыбнется и ему.
Вот это будет любовница, на которую можно без риска тратить деньги и связь с которой можно скрыть от жены. А Леля Пистолькорс… Хоть господин Тургенев и писал, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна, с ней придется удовольствоваться этим.
– Мы едем сегодня кататься на лодке?
– Конечно, если ты хочешь.
– Хочу ли я! Да я жду не дождусь этого мгновения! Если бы не эта благословенная река, сегодня можно было бы задохнуться и свариться всмятку от жары.
– А кто это совсем недавно говорил, будто в России можно умереть от холода даже в самый знойный день?
– Клянусь, это была не я. Это была греческая принцесса Александра, которая еще помнила солнце Корфу. А я уже вся вымокла от петербургских дождей настолько, что они проникли в мою кровь, сделали ее жидкой, как у всех вас, поэтому мне жарко даже в те дни, в которые год назад я чувствовала только легкое тепло.
Голос Александры, доносившийся с балкона, прервался смехом Эллы. А потом послышался звон чашек, легкий скрип отодвигаемых плетеных стульев – и голоса отдалились: дамы ушли с балкона в комнаты.