Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
Я улыбаюсь, бросаю ему конфету в золотой обертке и засыпаю под его умиротворенное чавканье.
* * *
Сплю я… я сплю так, как не спал, наверное, уже годы - мне ничего не снится, я не просыпаюсь, кажется, даже не ворочаюсь, судя по тому, что утром обнаруживаю себя в том же положении - все так же на спине, скованная рука сбоку, правда, затекла немного. Все это довольно странно, меня ведь по жизни мучают кошмары, а после наших вчерашних приключений я, по идее, всю ночь должен рассматривать до боли знакомые картинки с умирающим Седриком или падающим с башни Дамблдором. Но они вдруг покинули
Я некоторое время лежу в абсолютной тишине, не открывая глаз, но чувствую, как через еще закрытые веки и чуть приподнятые ресницы пробивается неяркий свет факела. Я все помню - и нашу поимку, и Круцио, и разговор со Снейпом, и нашу счастливую трапезу. Но удивительно - вместо того, чтобы немедленно вскочить, растормошить друзей и требовать у них ответа на вопрос, как нам быть дальше, я просто лежу и думаю, а не повернуться ли мне на бочок и не поспать ли дальше. Но тишина вдруг становится зыбкой - так бывает, когда проснулся первым, но знаешь, что сейчас проснется еще кто-то рядом, так у меня всегда было во время наших ночевок в палатке. И точно, рядом начинает возиться и вертеться Рон, цепь его мелодично брякает и вообще, как человек довольно крупный, он производит немало шума.
– О, мальчики, вы проснулись?
– раздается где-то поблизости вполне бодрый утренний голос Герми.
– Я только что, - откликаюсь я.
– А ты давно?
– Тоже только что. Знаете, я так здорово выспалась!
Не могу с ней не согласиться.
– Интересно, сейчас утро?
Рон, видимо, пытается определить наше положение во времени, раз уж наша пространственная координата не вызывает у нас вопросов - по-прежнему подвал.
– А какая, собственно, разница? Утро, день, вечер?
– Знаешь, Гарри, - серьезно говорит Герми, - от такой неопределенности можно тоже с ума сойти, правда, не сразу.
– Ага, конечно, Снейп будет сводить нас с ума таким вот нехитрым способом, - не унимаюсь я.
– Может и разными способами, - резонно замечает Рон.
– Хотелось бы вот узнать, бывает ли в этом отеле завтрак?
Завтрак в этом отеле бывает… На столике, в отличие от ужина, исключительно здоровая пища - молоко, творог, хлеб, сыр и, конечно, овсянка! А кофе нет, опять травяной чай. Как же я ненавижу овсянку! Хотя хогвартские эльфы всегда старались варить ее на совесть, будто их целью была победа во всемирном первенстве кашеваров. Но эта склизкая жижа, подернутая нежной мутной молочной дымкой, всегда вызывала у меня тоску, особенно утром, когда ты не выспался, а тебе вот немедленно надо на уроки, а в желудке, настойчиво просясь наружу, колышется эта гадость. В сочетании с травяным чаем этого блюда мне не пережить. Да, вот так Снейп и победит Героя магического мира - ежеутренней овсянкой и полным отсутствием кофе.
– Да, - говорю я, - если овсянка будет каждое утро…
– Мы все потребуем немедленно применить к нам Аваду!
– хором заканчивают Рон и Герми, тоже большие почитатели овсянки.
– Блейки, - пытаемся взмолиться мы, - ну можно нам хотя бы яичницу и сосиски!
Но гордый житель холмов остается глух к нашим мольбам и не показывается, видимо, он считает, что глупым детям следует есть по утрам кашу…Мы с кислым видом ковыряем
…Лет в пять я придумал потрясающий трюк, который даже какое-то время проходил с мамой: надо было как следует повозить ложкой в тарелке, развезти кашу ближе к краям и заявить, что съел уже много, ну а вот по краям немножечко осталось - не лезет. Боюсь, Снейпа с Блейки этим впечатлить будет сложно. Да и вообще, думаю, Снейпу нет никакого дела до того, что мы тут едим - кормит, не убивает - и ладно.
– Слушайте, я так хорошо спала!
– начинает наш утренний смол-ток Гермиона.
– Не иначе, нам Снейп в чай чего-нибудь подлил, потому что после наших, мягко говоря, приключений я приготовилась всю ночь смотреть кино про подвалы и пытки с участием Упивающихся.
– Угу, - соглашается Рон, пытаясь отыскать свое счастье в твороге и бутербродах с сыром в количестве двух штук.
– Подлили нам зелье сговорчивости и умиротворенности. Даже ругаться не хочется! Я даже злиться на него не то чтоб совсем перестал, но злюсь как-то не очень.
– Расслабились, значит, - подвожу неутешительный итог я. Значит, не одному мне хотелось повернуться на бочок и сладко спать дальше, чавкая во сне запасенной с ужина конфетой. Наверняка в чае вчера было зелье, успокоительное точно, если не еще какое-нибудь.
– Только вроде как Снейп у нас по зельям не очень, это же не Слахгорн, - продолжает тему Рон.
– Это ты, Рон, так думаешь, что он не очень по зельям. А я вот в прошлом году слышала, как к нему мадам Помфри приходила после урока и просила сварить для больничного крыла какие-то сложные зелья, потому что Слагхорну то ли некогда, то ли просто лень. И очень сокрушалась, что ее ненаглядный Северус, то есть Снейп, не стал зельеваром.
– Значит, подлил, - заключаю я.
– Я тоже умиротворился, как последний идиот. А нам, между прочим, думать надо, как выбираться отсюда.
– Вариант первый, - радостно ржет Рон.
– Мы зубами перегрызаем цепь, ложкой выкапываем подземный ход, и к вечеру нас уже тут нет!
– Ага, - подхватываю я, - симулируем отравление кашей, падаем на пол и бьемся в конвульсиях, перепуганный Блейки освобождает нас, и мы совершаем героический побег - без палочек и вещей.
– Да, только вот перепуганный Блейки сразу же позовет Снейпа, который для верности даст нам по роже, после чего побег в таком непотребном виде станет невозможен, - вторит Рон, и мы опять смеемся.
Мы болтаем о том и о сем, шутим, я не понимаю, что с нами происходит, но мы ведем себя, как ученики начальной школы на пикнике в парке - и ни одного слова о главном, то есть о Снейпе, о сделке, которую он нам предлагает, о Непреложном обете, который он от нас требует. Версия с зельями кажется мне все более убедительной, особенно, после того как, повеселившись еще пару часов, мы опять заваливаемся спать.
«Нельзя ничего здесь есть, нельзя ничего пить», лихорадочно думаю я, просыпаясь, он опаивает нас, и мы, действительно, на глазах становимся маленькими глупыми детьми, мы за считанные часы приняли этот комфорт в цепях как нечто само собой разумеющееся, расслабились, ничего не желаем обсуждать. Мы сдались.