«Если», 2010 № 09
Шрифт:
Иногда складно получается: «О! Эта работа и шедевр, и поделка, и барыш! А кровь сердца сляпана настоящая». Вот сам бы читал да радовался.
Что получилось — в клетку закидывает, аннотацию открыв.
Да только тоже ничего хорошего. Бестия еще пуще заходится. У особо нервных пена из пастей прет, хрипеть начинают.
Поглядит-поглядит Мякиш на это безобразие, плюнет и наверх уходит. К солнышку. Ничего. Посидят эти твари в холодном подвале, тишине и темноте, голодные — и без отзывов утихомириваются. Бестии.
Очень
Ежу понятно, что святым здесь не будешь: какую бестию на выход брать, которая лоснится вся, как жеребец вороной, необъезженный, хвостом раздвоенным бьет и зубами-кинжалами клацает, или проверенную, спокойную, зубки у которой от времени стерлись, грива осыпалась?
Любимый зверь господина укротителя был заслуженный классик. Огроменный. С виду грозный — только ветхий уже, подслеповатый и добренький. На него и ошейника-то не требовалось, так, гриву начешут, накинут поводок — «Глубина содержания, широта охвата жизни и художественное мастерство не имеют равных в мире» — и ведут: народ культурно просвещать. С боков поддерживают.
Да только народ этот бескультурный от классики нос воротит, сколько им не тычь разумное и доброе. Новенького требует. Захватывающего. Раньше-то Мякиш и сам бы так думал, а теперь он ученый, знает: не-е, лучше классику. Она проверенная.
Потому что с новеньким начинается потеха.
Свежую бестию так просто на люди не выведешь, готовить надо. Весь бестиарий на ушах стоит.
Мякиш сам видел, как приходил заказчик к господину укротителю, бестию выбирал. Господин укротитель кивал, кланялся, зубы под крутозавитыми усами скалил. А потом, как заказчик на порог, платком лоб вспотевший утер и выругался самыми черными словами.
Бестии этой, про которую разговор вели, в клетке тесно, рецензии так и лопаются. Скалит зубы, тварюга, ничего с ней не делается! Глазюками зыркает и когтями в полу бороздки процарапывает.
Такая не в мозги просочится, такая всем головы отгрызет, до кого дотянется. Или скальпы лапой снимет. Когти — как крючья!
Только и господин укротитель не пальцем делан. Знает ремесло-то.
Вызвал всех и работы задал.
Перво-наперво велел решетки обновить, более строгие поставить, с шипами внутрь. Пусть-ка попробует на прочность! С аннотацией тоже не баловать: уменьшить. Чтобы поверила, что выпускать не собираются.
Кормить запретил: и так сытая, вон как мускулы под кожей играют.
Зато велел три раза в день ей свежие отзывы давать. Да похлестче которые. Ни в коем случае не свои — такие она за версту чует, они ей, как пыль: чихнула — и нету. Самые настоящие. От людей.
Мякиш думал, что с отзывами самое сложное будет: поди набери, чтобы три раза на дню. Думой своей с хромым поваром поделился. Но тот его утешил: отзывов наберут за нечего делать. Эта бестия уже покусала некоторых, они злобятся, строчат. Да и другим рассказывают — те тоже осуждают. Главное — дня три продержаться, не больше. Заказчик ждать не будет: ему же свербит во всех местах, книжка-то новая!
Мякишу интересно
Через аннотацию бестия теперь и голову высунуть не смогла бы: «Это захватывающая история о великой войне добрых и злых. Но кто победит?». Мякиш специально проверил: лично его голова застряла. Уши за «кто победит» зацепились, чуть не оторвались. Еле выпутался.
А рецензию просто роскошную отковали, каждое слово лоснится: «Не успели мы опомниться, как в ряду обычных проходных книг обнаружилось нечто, что сумело не дотянуть даже до этих непритязательных вершин. Откопав из закромов своей памяти пару ведер навозных фантазий, доблестный автор слепил очередной шедевр, круто замешанный на конъюнктуре. Шаблон сложно чем-то испортить, но, воистину, нет предела человеческой изобретательности. Хотя завязка ни капли не впечатляет, странный авторский юмор дает право предположить, что дальше нам предложат нечто оригинальное, но не тут-то было. Картонные персонажи демонстрируют нам такие ужимки, что не снились обитателям сумасшедшего дома. Полностью провалена мотивация героев. Невозможно найти хотя бы зачатки какой-нибудь философии. О языке и говорить не приходится, он ужасен. Впрочем, чего ждать от вещи, в спешке сляпанной на заказ. В результате мы имеем дурнопахнущую скороспелую поделку, законное место которой на помойке».
Еле подняли этакую страсть: восемь человек в подвал несли. Приклепали к камере и за следующей подались, второй линией обороны. Она пожиже вышла: «Было бы полбеды, если бы роман честно отрабатывал свое законное тупое мочилово, стараясь достичь успехов хотя бы в этом, и не тужился преподнести нам какие-то смутные откровения, порожденные ущербным гением его создателя. Убери автор натужные умствования — глядишь, и получился бы легкий боевичок, который приятно было бы полистать на досуге. Но вникать в эти косноязычные страсти — увольте, едали мы похлебки и получше».
Мякиш так понял, что ребята выдохлись, они же тоже не железные. В три раза легче получилось, а в чем упрекают, вообще не понял.
Повара опять спросил — тот не стал важничать, объяснил: мол, первая решетка для того и сделана такой неподъемной, чтобы бестии окорот дать. На нее основной удар приходится. А второй решетке и не нужно основательной быть, она спесь с твари сбивает.
Пока решетки ставили — и отзывы подоспели. Всякие — выбирай на вкус. И «Аффтар выпей йаду!», и «Ф топку!», и «Говнокнижка!». Их господин укротитель велел в первый день давать. Они же только с виду мерзкие, бестия к таким привыкла, ее сейчас больше рецензии занимают. Но и отзывы нужны для общего, так сказать, аромату.
А вот как рецензией насладится, тут ее надо уже серьезнее обрабатывать. Такими вот: «Прочел. Не пронра… Скучно», «Пролистал с десяток страниц: достаточно, чтобы понять, насколько протух этот труп», «А о чем книжка-то? Фигня какая-то».
Мякиш их в стойло к бестии засовывал, в дыру пропихивал, а тварь-то уже не бесновалась, лежала в углу, раны зализывала. Паинька паинькой, бантика только не хватает.
Мякиш прямо поражался, как тонко господин укротитель злодейскую натуру этих бестий насквозь видит.