Если б заговорил сфинкс...
Шрифт:
Но теперь во дворе храма стало нестерпимо от сияния, сравнимого разве что с сиянием полуденного солнца. Сердца присутствующих замерли от сладкого волнения, все вокруг одухотворилось благочестивым восторгом, колени жрецов дрогнули, и тела их безмолвно распростерлись на земле, освященной появлением Благого бога!
Чернокожие гиганты внесли его на эбеновых носилках, инкрустированных золотом, серебром и слоновой костью. Уни, самый сильный человек в государстве, личный телохранитель, помог повелителю сойти. Голову царя украшал платок в белую и красную полосы, с золотым уреем — огнедышащей коброй, покровительницей
В руках царь держал символы своей власти — гиппопотамовую плеть и волопасовый крюк. Его карие глаза смотрели миролюбиво и, пожалуй, весело. Крупный ровный нос покрылся бисеринками пота. Лучезарный Рэ сегодня, как видно, тоже в отличном настроении — такой жары не было давно.
Слуги держали над головой повелителя плотный, ярко раскрашенный полог на эбеновых шестах из страусовых перьев. Хефрэ сделал знак, и Хену, бойко вскочив на ноги, начал приветственную речь:
— Владыка Обеих Земель, живущий вечно, родитель людей, бог премудрости, обитающий в наших сердцах, солнце лучезарное, озаряющее обе земли ярче солнечного диска, зеленящий поля больше Священной Хапи, жизнь, дающая дыхание, производитель существующего Птаха!
— Сенеб, Хену, Хеси, достойные слуги бога... Мне доложили о твоем даре, — царь повернулся к художнику, тут же поднявшемуся с земли и стоявшему с почтительно опущенной головой. — Я приготовил тебе награду, но прежде хочу взглянуть на дело твоих рук, подружившихся с камнем...
— О Хем-ек, да будешь ты жив, цел, здоров, — ответил ликующий Хеси. — Главный жрец Хену проводит тебя в святилище, да пусть взор твой порадуется моим Аписом.
Придворные расступились, Хену жестом пригласил царя войти в храм и последовал за ним в небольшом отдалении. Он как бы возглавлял теперь царскую свиту, сгоравшую от любопытства и с завистью посматривавшую на Хеси, шедшего по левую руку и чуть отступая от жреца.
Щель между стенами и потолком в святилище давала достаточно дневного света, но Хену приказал зажечь светильники, придавшие особую торжественность ритуалу.
Престарелый Инхеб, еще более ссохшийся после умерщвления Аписа, встретил царя у самой ниши, укрытой черной занавеской.
Припав к ноге царя, он поднялся, с грустью вздохнул и негромко сказал:
— Нет моего друга Аписа, Хем-ек, нет его. Сегодня я слагаю с себя жреческие обязанности после того, как представлю тебе творение Хеси из камня — творение достойное самого Птаха. Я сниму с себя шкуру пантеры...
— Сенеб, Инхеб, — с заметным интересом произнес Хефрэ. — Я хочу видеть его...
Инхеб поклонился и откинул занавес.
Но вот отчего-то Хеси закрыл глаза, и, словно подрубленный ствол пальмы, упал он на руки стоявших рядом с ним. Хену затрясся. Лицо царя стало суровым, глаза его округлились, а рот сжался от гнева.
Старый Инхеб невольно обернулся и обмер — ниша святилища была пуста!..
8
На городской площади, шагах в ста от храма Птаха, Кар потешал мемфисцев, окруживших фокусника тесной толпой. Вот Акка подал ему кувшин с водой, и Кар жадно пьет. Акка подставил теперь пустую чашу, и Кар выпустил изо рта воду... и с ней несколько маленьких серебристых рыбок.
Накинув на плечи просторный халат до пят, Кар очертил на земле круг. Акка уселся на камень и принялся выбивать на барабане дробь, затянув заунывную песню. Засучив правую руку, Кар отважно извлек из корзины молодую кобру и пустил ее в центр круга.
На глазах мигом отступивших зрителей змея плавно приподняла голову с блестящими глазками и, раскачиваясь, стала раздувать шею. Но вот Кар на секунду покрыл ее халатом и... выпрямившись бросил ее в толпу.
Крик ужаса потряс площадь — и наступила тишина, вскоре нарушенная веселым смехом и возгласами одобрения: каким-то непонятным образом кобра на лету превратилась... в палку.
Кто-то из смельчаков кинул палку обратно. Кар ловко поймал ее, вновь обратил в змею и упрятал своего извивающегося и блестевшего, как горный ручей, партнера в корзину.
Затем Миу, упитанный кот, пас гусей, а Кар немного отдохнул. Тем временем Акка извлек из костра груду раскаленных угольков и рассыпал их в виде плотной дорожки. Кар кинул на них клочок ткани, вспыхнувший недолгим пламенем и упавший горсткой серого пепла.
Потом воздел руки к небу, как бы призывая богов помочь ему в эту трудную минуту, и... неторопливо прошел босиком по огнедышащей, словно урей в ярости, тропинке. Это был воистину славный подвиг!
Не только простолюдины, но и несколько знатных вельмож в длинных одеяниях примкнули к веселой, прославляющей Кара толпе в сопровождении слуг, грубо расталкивающих и малого и старого перед своими господами.
Вдруг на краю площади, со стороны храма, возникло новое оживление, все повернулись лицом туда и один за другим пали ниц, завидев процессию царя, быстро скрывавшуюся за углом ближайшего квартала. Телохранитель царя Уни и Кар успели обменяться многозначительными взглядами. Легкая улыбка как бы осветила напряженное лицо фокусника. Он кивнул Акке, и они принялись собирать свой реквизит и засыпать песком еще нестерпимо жаркие угли.
— Слава Кару! — вскричало несколько голосов.
Царь появился и скрылся так быстро, что толпа не успела прийти в себя и как следует приветствовать своего владыку, и теперь, точно завороженные одним видом промелькнувшего пышного эскорта, люди расточали похвалы своему любимцу фокуснику.
— Я думал, ты прыгнешь с огня, как саранча! — крикнул один.
— Я чуть не умер, когда ты кинул в нас змеей, — признался другой.
— Даже крокодил — виновник ужаса в воде — не холодил меня так! — подтвердил третий.
— Будь славен и впредь, отчаянный! — крикнули ему девушки.
Акка едва успевал собирать подарки и нагружать ими корзины на спине ослика. Даже когда все было убрано — городские власти строго следили за чистотой столицы! — и Миу погнал хворостинкой гусей домой, а за ним пошли Кар и Акка, к их ослику все еще подбегали то один, то другой и кидали подарки в корзины.
Кар весело отвечал провожающим, и по всему было видно, что он и сам был доволен сегодня собой, своим выступлением, а может быть, и еще чем-то...