Если б заговорил сфинкс...
Шрифт:
— Не томите, умоляю!
— Сейчас, сейчас... — он зашел на минуту в свою «подсобку» и вынес глиняную фигурку девушки.
Красивое удлиненное лицо с ямочками на щеках и углублением на подбородке.
— Но ведь это... Туанес! — воскликнул я.
Хозяин лавки внимательно посмотрел на меня, молча вздул угасающий кальян и сделал несколько затяжек.
— Тогда, — проговорил он, — тогда вам есть смысл побывать на месте... Сейчас я объясню, как туда добраться... Эта кладовая была засыпана песком снаружи и внутри, вероятно, не одно тысячелетие. А теперь — можно ее посетить...
...Я был там к вечеру, когда спала дневная жара. Западная стена оказалась разрушенной — обвалились при раскопках, — и я увидел помещение как бы в разрезе. Рядом с самим зданием, вернее наскоро переоборудованной усыпальницей, был двор и три — теперь высохших — колодца.
В восточной стене зиял неровный проход. В потолке, в сохранившейся его части, имелось четырехугольное отверстие и тонкая плита рядом, некогда прикрывавшая его.
Все, что было найдено внутри, — вывезено. Я присел на камень в углу, где, судя по фотографии, лежал труп мальчика. Вокруг еще сохранились обломки камня: что-то происходило здесь — отчего частично обвалился потолок и, возможно... придавил мальчика...
Множество видений возникло передо мной. Уже взошла луна, когда я вновь вернулся к событиям предыдущей главы.
3
Мериптах полулежал на палубе «Быка», облокотясь на бухту папирусного каната, неподалеку от кормчего, ворочавшего тяжелое рулевое весло. Попутный северный ветер надувал алый, расписанный белыми, синими и желтыми розетками парус, гудел и посвистывал, помогая судну бороться с ровным встречным течением.
Был период наводнения. В этом году начало разлива, совпадавшего с появлением на небе Сотиса, пришлось на сорок пятый день.
Вода принесла с юга горы плодородного ила и, покрыв поля на берегах, медленно отстаивалась, вновь отдавая его земле. Еще в разгаре работы по строительству царских усыпальниц, гробниц вельмож и их домов. Сверху, по течению, шли встречные суда из Суна, груженные розовым камнем.
Кормчий монотонно тянул знакомую песню:
Привет тебе, Хапи,Выходящий из этой земли,Приходящий напитать Кемт...Неделю за неделей плывут они на юг по величественным водам Хапи, любуясь ее то ровными зелеными, то гористыми серыми берегами. Как необъятен Кемт, сколько интересного в нем!
Два дня провели они в Оксиринхе, где люди поклоняются остроносой рыбке с длинным плавником на спине и красным хвостом. Другое дело их соседи из Песьей области, что живут выше по течению: их бог изображается в виде человека с головой собаки. Это привычнее. Нехорошо только, что там не уважают верований оксиринхцев: ловят их священную рыбку и едят...
Сегодня путешественники в гостях у этих людей и в тени кустарников развели костер, чтобы приготовить рыбный суп. Пожилой роме по имени Хунух, один из уважаемых здесь, заметив оксиринха в серебристой трепещущей кучке, приказал выбросить рыбу обратно в Хапи.
— К чему? — удивился юноша, тоже уроженец этих мест. — Рыба вкусная, пусть соседи позлятся, если узнают! — и беззаботно рассмеялся.
— Молчи! — повелел разгневанный Хунух. — Я сказал: надо уважать всех роме!
— Вот еще... — неуверенно произнес юноша.
— Раньше, — сурово сказал старик, — роме жили обособленно друг от друга, каждый в своем сепе. А сейчас у нас у всех одно государство — Кемт. У нас один божественный царь, да будет он жив, цел, здоров! Единые боги. Знаешь ли, что такое Та-Мери?
— Знаю, отец: «Земля возлюбленная...»
— Та-Мери? — взволнованно повторил Мериптах.
Он слышал и ранее это название своей страны, но оно значило для него то же, что Кемт. Сейчас оно вдруг наполнилось новым содержанием.
Так бывает, когда с факелом зайдешь в пещеру или гробницу, но ветер тут же задует его. Мгновение — и мрак окружает тебя, но ты уже видел все и сумеешь пройти даже не на ощупь, а просто так...
— Царская дочь Рэхатра родила наследника, — сказал Мериптах, меняя тему разговора.
— Да ну?! — воскликнул юноша. — В Белых Стенах все радуются?..
— А вы не знали? — спросил Мериптах старика.
— Новость не сокол, — ответил старик, укрепляя над огнем чан с водой. — Но ты сказал — и теперь мы тоже знаем.
— В столице действительно все торжествуют.
— Может, не все... — заметил Хунух.
— Почему? — спросил юноша.
— Забота затмит радость простых роме, — неопределенно ответил старик.
— Слышу я лишь начало... — Намекнул Мериптах.
— Я сказал: роме живут далеко друг от друга, на берегах Хапи, но все мы — одно государство.
— Так что же?
— А то, что жены свободных простых роме должны сейчас родить много, очень много сыновей... Строителей дома для нового царевича... Мастеров для его усыпальницы... Садовников его сада... Слуг для умащения его тела... Поваров для его кухни... Еще понадобятся врачи для его здоровья... Писцы для пополнения его библиотеки... Учителя для его воспитания... Художники нужны, скульптуры для украшения его жилища и заупокойных храмов...
— Ну, это уже не дело простых роме! — запальчиво возразил юноша.
— Правду говоришь, да не всю...
— Слушаем мы тебя, внимательно слушаем, — сказал Мериптах.
— Конечно, большинство мастеров, врачей, художников дадут семье вельмож.
— Но будут они еще из простых роме, тоже будут убежденно сказал Мериптах.
— Верно тобою говоримое, — согласился Хунух. — Выйдут они их простых роме, а труд свой отдадут царевичу. Весь, думаю я. Еще вельможам часть. Нам — ничего не останется.