Если б заговорил сфинкс...
Шрифт:
Сойдя на берег, Мериптах стал взбираться наверх — туда, где виднелись рабочие, слышались их голоса, стук молотков и ворчание сверл. Поднявшись локтей на сорок, он остановился и с интересом стал наблюдать, как рабочие катали большие каменные шары по ровному желобу, трением постепенно углубляя его. Когда желоб достигнет нужной глубины, начнется подсечка скалы снизу — зубилами, долотом и шарами, чтобы еще позже забить в оставшуюся полоску камня деревянные клинья и поливать их водой...
Шагах в пятидесяти отсюда камнерезы обрабатывали вчерне два саркофага. От них Мериптах узнал, как найти учителя Рэура, высекающего статую царя Хефрэ. Объясняя ему, как пройти, камнерезы как-то странно посмотрели на него, но Мериптах не придал этому значения.
Поднявшись еще локтей на двадцать, он увидел ровное плато, несколько неожиданное среди хаотического нагромождения скал, и в середине его слегка намеченную скульптуру царя, лежащую на спине. Головной убор — корона — и лицо уже прорисовывались, но туловище пока еще казалось бочонком, и предстояло удалить немало лишнего камня. Ног, по существу, тоже не было. Но Мериптах опытным глазом уловил общий замысел — учитель задумал...
Только сейчас Мериптах рассмотрел человека в белой накидке, сидящего к нему спиной. Скорбная поза, загорелые руки, сжавшие виски, говорили о тягостном душевном положении: очевидно, вдохновение покинуло художника, и ничто на свете не даст ему душевного спокойствия и мира, пока боги не укажут, где и как возник просчет и что делать дальше.
Мериптах понимает учителя: дорога творящих ведет сквозь ущелья отчаяния и неверия, сквозь топи самоуспокоенности и дельту поисков. Далеки урожайные поля победы, как далеки!
Он обошел Рэура кругом и увидел милое, такое любимое им удлиненное худощавое лицо с тонким носом, маленьким ртом и острым подбородком. Черные прямые брови, как две стрелы, приподнялись к вискам над закрытыми веками.
— Учитель, — волнуясь произнес Мериптах. — Сенеб, Учитель! Я рад видеть тебя вновь...
— Мериптах! Мальчик мой! — воскликнул Рэур, подняв голову. — Как хорошо, что ты приехал. Но где ты?.. Где?..
Он смотрел в сторону своего ученика и задавал этот непонятный вопрос! Мериптах вздрогнул и медленно приблизился, с тревогой всматриваясь в его невидящие, слезящиеся глаза.
Учитель был слеп!
— Что... Что с тобой, мой Учитель?! Я же тут... Вот я стою перед тобой — ты видишь?
— Нет, мой мальчик, я только слышу тебя...
Они обнялись, и Мериптах, как ребенок, зарыдал на его груди. Рэур гладил его голову дрожащими руками, неумело ощупывал тонкими пальцами его лицо и негромко говорил:
— Я был увлечен работой, Мериптах. Все внимание, весь я ушел в эту скульптуру, что лежит у моих ног. Я забыл о почтении к богам... Меня наказал теперь сам Рэ: яркий свет убивал мое зрение. Завистливый Сет, покровитель пустыни, засыпал мои глаза мелким песком. Вот сижу я сейчас, а надо мной ночь... Ночь, еще маленькие танцующие звезды вижу я... Это все, Мериптах, все, что мне осталось... Ты можешь завершить мое дело, только ты...
— Учитель, чья рука прикоснется к твоему творению? Кемт мало знает художников, равных тебе...
— Но они есть — ты один из них.
— А кто даст этому камню именно ту жизнь, что задумал ты, Учитель? Кто бы ни взялся продолжить, он сделает это по-другому.
— Ты прав, Мериптах, ты прав: искусство неповторимо, как мы сами... Прав ты, говорю я.
— А что... врачеватели?
— Вот говорят мне: боги лишили тебе зрения, они одни могут вернуть его...
— Значит, надежда еще есть!
— Надежда — это то, что не зависит от богов, а зрение могут вернуть только они...
Большое горе постигло Рэура, но и оно не сломило окончательно волю художника. Сегодня он — на время! — прощался с начатой им скульптурой и намеревался вернуться в Белые Стены, чтобы дома переждать беду: он и раньше слышал истории временной потери зрения. Кто знает... Болезнь глаз в Кемте обычное дело...
Когда оба они несколько успокоились, Рэур сказал:
— Долгий путь за твоими плечами — начало большого дела? Так думаю я?
— Верно, Учитель! Ты помнишь скалу, что возле Великой пирамиды?
— Помню, Мериптах. Рядом брат твой Анхи строит нижний заупокойный храм для нашего царя.
— Я хочу, Учитель, я хочу сделать из этой скалы фигуру льва с головой владыки Обеих Земель...
Рэур порывисто встал.
— Я понял, Мериптах, все понял. Кемт еще не знает подобного! Тысячи людей видят скалу, а ты увидел — скульптуру... Ты один! Боги вдохновили тебя. Как проста сущность великого, как проста, говорю я. Но не все глаза видят ее, не все уши слышали ее, не всякий ум постигнет эту простоту!
Радостное на этот раз волнение мешало Рэуру говорить. Мериптах же бережно приподнял его и повел по извилистой тропинке, не замеченной им вначале, вниз, к лодке. Учителю необходим покой, но Мериптах чувствовал, что это должен быть не «покой» узника, а отдых от света и пыли. Разговоры же о новом замысле только помогали отвлечь его от беды, точившей ум Учителя.
— Я отберу камень по поручению Анхи, Учитель. Отберу я быстро. Потом отправимся домой...
11
Царь принял Хеси на крыше дворца. Родственные отношения, связывающие их, не помогли сегодня сократить и смягчить ритуал встречи. Хефрэ молча наблюдал, как изящный вельможа прижался к полу и затем поцеловал протянутую ему босую ногу.
Хеси уселся на коврик и, глядя снизу вверх на владыку страны Кемт, спросил:
— Ты звал меня, Хем-ек? Я здесь. Приветствую тебя!
— Сенеб, Хеси. Ты — сидящий справа от моего Главного скульптора Рэура, что сейчас на южных каменоломнях. Мне нужен твой совет.
— Разве звезда может учить луну, как надо светить ночью?
— Тогда зачем ты занимаешь эту должность?! У тебя есть дом — он твой. А должность, занимаемая тобой, принадлежит мне... Может, ты не справляешься?
— Хем-ек, — поразмыслив, ответил скульптор, — я только имею свое мнение о вещах и явлениях. Может ли оно послужить советом? Не знаю...
— Хороший ответ. Смотри, Хеси: внизу у моего заупокойного храма есть скала. Один молодой скульптор просит разрешения высечь из нее Шесеп-анха...