Если бы меня спросили
Шрифт:
Как Макеев, талантливый в принципе программист, бездарно зарыл свой талант, отравив его завистью и неверием в себя. Как Вадим безбоязненно оставлял его в своей квартире в Москве. И как заметил предупреждение системы безопасности Друга, но подумал, что это был сбой напряжения.
Только Другу он по старой привычке доверял все свои секреты, ей жаловался, её использовал как дневник, как записную книжку, как хранилище собственной несовершенной памяти, ей мог признаться в том, в чём даже себе боялся признаться.
— Сука,
— Вадим, я… — прикрылся тот руками, зная, что за Воскресенским не заржавеет — бьёт он быстро и больно.
— Лучше скажи, что это была твоя личная инициатива, — нарочито потёр кулаки Воскресенский, — потому что, если тебя купили и заплатили, чтобы ты добывал информацию о том, над чем я сейчас работаю, звезда тебе, Макей. Тебя посадят за международный промышленный шпионаж. И мой адвокат плюнет на дверь тюрьмы, когда тебя закроют.
Макеев побледнел до голубизны.
— Вадим, клянусь, никто меня не нанимал. Просто я глянул, там такая хлипкая защита. Подумал, ты сразу заметишь взлом, а я объясню, что просто хотел тебе показать, где тонко.
— Там хлипкая защита, потому что ты, сука, был у меня дома. Там, где никто, кроме близких мне людей, не бывает. Она не хлипкая, её там совсем нет. Но только там. Только онлайн наши с Другом разговоры ничем не защищены. Из памяти ты при всём желании ничего бы не смог достать. Ты и не смог, — хмыкнул Вадим, прекрасно понимая, что тот пытался. — И довольствовался тем, что слышал в прямом эфире. А ты именно это и слышал. Как я рассказывал Другу про Ирку.
— Прости, — склонил голову Макеев.
— Ну нет. Думаю, этого достаточно. Выметайся, Макеев. Аривидерчи, друг, — горько усмехнулся Вадим. — Таких друзей… — покачал он головой.
Взял ключи от машины и поехал за Иркой.
— Как не возвращалась? — удивился он на ответ Иркиной мамы.
— Ну, может, и заскакивала, но я, Вадичка, не видела, я только с работы пришла.
Она разглядывала полученное письмо. Вадим увидел значок коллегии адвокатов «Гедеон».
— Отец ведёт ваше дело? — догадался он.
— Ой, да. Он такой молодец, — покачала головой Иркина мама, откладывая уведомление. — Такой… — подняла на Вадима глаза и осеклась.
— Всё нормально, — кивнул Вадим. — Он действительно очень хороший адвокат. Я рад, что он взялся.
Вадим сделал круг по окрестностям. Вернулся на вечеринку. Обегал все закутки, заглянул даже в голубятню, помня, что рассказывал про неё Ирке. Но на вечеринке его девушки точно не было. И он снова поехал к ней домой.
— Ира! Ир! — крикнул он с первого этажа.
У забора уже стояла машина Севера. Хрен знает, что он тут делал, но, можно сказать, Вадим не удивился.
— Ир, ты здесь? — распахнул он дверь и застыл на пороге.
Север в расстёгнутой рубашке и полотенце на бёдрах стоял у письменного
В ванной шумела вода.
70
70
— Ирка там? — спросил он, чтобы не выглядеть совсем уж идиотом.
— Угу, — что-то поспешно скинул Север в ящик стола. Воскресенскому показалось документы, ключи от машины.
— А ты что здесь делаешь? — спросил он.
Север усмехнулся:
— А на что похоже?
Вадим развёл руками, уговаривая себя не торопиться с выводами.
— Помнишь, я сказал, если она ещё раз из-за тебя заплачет, это будет последний день, когда ты с ней рядом? — спросил Север. — Так вот, этот день сегодня. Трахались мы, Вадик.
— И я так понимаю, не первый раз? — спросил он и услышал свой голос словно со стороны. Внутри всё будто сковало ледяной коркой, а, может, наоборот, горело адовым огнём.
«Ну, я же знал! Боже, я всегда это знал. Почему же так больно?» — сцепил Вадим зубы до хруста.
— Ты всё правильно понимаешь. Она, конечно, периодически находит себе новые развлечения, вроде таких, как ты, — смерил его Север взглядом, — но всегда возвращается.
— И давно?
— Что давно? — усмехнулся Север. — Давно. Всегда. Со школы. Если ты об этом, — кивнул он на кровать.
— И тебя всё устраивает? — хмуро хмыкнул Вадим.
— Нет, не всё. Но между вариантом потерять её совсем или быть с ней так, я выбрал последний. Так что давай собирай свои вещички, — открыл он шкаф, — и вали, Вадик.
— А может, это ты уходишь, а я остаюсь? — хмуро следил он, как Север вытаскивает его вещи.
— Ой, не смеши меня, — совсем невесело скривился Север. — Ты же так не сможешь. Для тебя ты — главный, а для меня — она. И в этом наше главное различие.
Он бросил на смятую кровать одежду Вадима: чистую рубашку, спортивный костюм.
— Это тоже моё, — показал на его рубаху Вадим.
— Ах да, прости, — Север содрал с себя рубашку, демонстрируя рельефные, словно литые, мышцы. — Прости, я её немножко помял, — издевательски расправил он ткань. — Но думаю, ты переживёшь.
— Сайт знакомств — это тоже ты? — холодно спросил Воскресенский.
Север белозубо улыбнулся.
— Хотел ей показать, какой ты слабак, Вадичка. И как вижу, не ошибся. Прости, но ты сам виноват. Вёл бы себя как мужик, верил бы своей бабе, а не всякому шакалью — и была бы она сейчас с тобой на вечеринке, а не в моих объятиях.
— Ясно, — коротко кивнул Вадим.
А что ещё он мог сказать? Что ещё мог сделать? Всё было ясно как божий день.
Видимо, это всё.
Он молча развернулся и вышел.