Если копнуть поглубже
Шрифт:
Ни разу в жизни, ни единого разочка она не испытала счастья, сколько бы ни тешила себя этими тряпками и прочей мишурой. Никогда.
Так оно и было, Джейн прекрасно это знала.
А за несколько дней, может быть, за неделю, точно не помню, до того, как она взяла да и умерла, я ей сказала: «Радость моя, посмотри на себя, только посмотри: сорок лет, а худющая как палка — моришь себя голодом, не даешь себе даже
Я хочу, Ора Ли, чтобы ты знала. И рассчитываю, что ты поймешь. Это не я довела ее до этого. Нет, не я. Она сама с собой это сделала. Но она была моим первым ребенком. А первый ребенок — всегда золотой. Так что я оплакиваю смерть моей золотой девочки так же, как радовалась ее рождению. Она ушла. Она умерла. Я ее потеряла. Но у меня по-прежнему есть ты.
Я каждый день молюсь за тебя. И за нее. И я надеюсь, что ты тоже будешь за нее молиться — за свою сестру Мари Луизу Лоретту. Пойди и поставь свечи, как мы с тобой уже делали раньше. За нее и за меня тоже.
Твоя любящая мать
Мейбел Терри.
P. S. Вердикт коронера: «Смерть в результате несчастного случая».
Джейн сложила письмо, убрала в конверт, выпила вино, налила в стакан еще и закурила.
«Смерть в результате несчастного случая». Что ж… По крайней мере, настоящая причина не названа.
Ворона что-то сказала.
Джейн подняла глаза.
Вот она сидит, самодовольная, — предводительница своего племени, лоснящаяся, великолепная голова в профиль — все помыслы вечно только о безопасности, которую представители животного мира не могут гарантировать ни себе, ни своим детям.
Мы тоже животные, подумала Джейн. Биологически.
Ворона покосилась на нее.
Теперь она меня знает — так же, как я ее.
Мы живы.
А Лоретта умерла.
Ворона что-то снова выкрикнула.
Имя врага. Или, может быть, жертвы. Пища. Жизнь и смерть в одном слове: сова.
Как бы слово «сова» ни звучало по-вороньи.
Джейн улыбнулась. Потом посмотрела на огонек сигареты.
«Поставь свечи, как мы уже делали раньше» — говорилось в письме.
Обязательно.
Два года назад Мейбел единственный раз приезжала из Плантейшна. «Я становлюсь слишком стара для путешествий, — сказала она. — В аэропортах всегда умудряюсь заблудиться. И на этот раз чуть не опоздала на самолет. Благодарение
Мейбел гостила неделю. «Я чуть не распрощалась с жизнью от этой вашей навевающей тоску по дому жары, — призналась она. — А ведь надеялась, что здесь, на Севере, такого не бывает». В последний день ее визита они отправились в церковь Святого Иосифа поставить свечи и больше часа не поднимались с колен. Мейбел не переставала молиться, упрашивая Господа, святого Иосифа и Преподобную Деву Марию позаботиться о душах покойного мужа и четверых своих детей.
«И не забывай ставить свечи за Ору Ли и Мари Луизу. Я дала вам с Реттой их имена, потому что они наши богобоязненные предки и благословляют нас своим заступничеством».
Хорошо, мама.
Когда Мейбел предложила пойти в церковь вместе, Джейн запаниковала. Она даже не помнила, где ее четки и есть ли у нее подходящий платок, чтобы покрыть голову. Она так редко посещала храм, что имя священника пришлось выяснять заново. Преподобный Малачи.
— Почему они все ирландцы?
— Потому что ирландцы идут в священники, если не могут найти другой работы, — объяснила Мерси.
— Если бы я не любила тебя, то решила бы, что ты злая. Ты говоришь жуткие вещи.
— Правда никогда не бывает доброй. Поэтому мы не очень хотим ее знать.
— Верно, — улыбнулась Джейн. — Тебе надо когда-нибудь написать книгу.
— О чем?
— Господи! Ты просто безнадежна!
После часа молитвы и слез Мейбел поднялась с колен и обратила глаза к алтарю. А Джейн едва держалась на ногах — у нее нестерпимо болели колени.
Еще трое или четверо прихожан стояли поодаль друг от друга на коленях, углубясь в молитвы или просто глядя на алтарь.
— Почти так же мило, как у святого Августина, дома в Плантейшне… Может быть, не совсем, но почти. Ты хорошо расплатилась за свечи?
— Да, мама. Я положила двадцать долларов.
— Что ж, это достойная лепта. За наши души ничем не расплатиться, но приходы всегда нуждаются в пожертвованиях.
— Да, мама.
Джейн в конце концов повязала голову синим шифоновым шарфом. А на Мейбел была простая, без всяких украшений, черная соломенная шляпка. И черное платье. Она не надела даже свой жемчуг. Только взяла четки — черные бусины с серебряным распятием.
— Как ты думаешь, я могу поговорить со священником?
— Скорее всего, нет.
— Почему? Разве ему не положено быть здесь?
— У него есть другие обязанности. Ты же знаешь — как всегда у священников: страждущие прихожане, посещение больниц — молитвы с больными и за больных, деловые встречи…
— Да, да, конечно… вечное добывание денег… Дома то же самое.
Они направились к дверям, преклонили колени, благочестиво окунули пальцы в сосуд со святой водой, перекрестились и вышли на солнце.