Если судьба выбирает нас…
Шрифт:
– Обождем, пока он по нас пулять перестанет, и поползем, по трое.
Тем временем над нашими головами засвистели пули, сбивая с развороченного края воронки комья земли.
Вот гад! Пристрелялся!
Вдруг откуда-то сзади раздалось резкое и короткое: «Банг»! Потом еще раз: «Банг», – и пулемет, подавившись очередным патроном, смолк.
Мы с Рябининым одновременно высунулись посмотреть – что и как? Сзади, у нашего предыдущего укрытия, маячил клепаный щит 47-миллиметровки системы Гочкиса. Артиллеристы подоспели вовремя.
– Чего сидим? Кого ждем? – Я сразу взбодрился. –
Еще один короткий бросок – и мы в воронке посреди бывшего проволочного заграждения. Тут уже никого нет – ушли вперед. Дождавшись остальных, двигаемся следом. По пути замечаю еще несколько убитых.
Наши? Не наши?
Еще полсотни шагов короткими перебежками – и мы сваливаемся в полузасыпанную немецкую траншею.
– Фух… – С трудом пытаюсь отдышаться. – Дошли…
4
Оглядываюсь.
Со мной четырнадцать человек. Гренадеры распределились по окопу, изготовившись к бою.
Кругом картина полнейшего разрушения – траншея местами обвалилась, местами отсутствует вообще… Справа от нас – разбитый прямым попаданием блиндаж, из-под расщепленных бревен торчат тощие ноги в ботинках с обмотками. Еще несколько убитых в «фельдграу» [38] застыли в различных позах у лежащего на боку, среди измятых патронных коробок и обрывков лент пулемета МГ-08 [39] .
38
От нем. feldgrau – серо-полевой; основной цвет полевой формы германской армии с 1907 г.
39
M a s c h i n e n g e w e h r-08 – вариант пулемета «максим», который выпускался в Германии с 1908 г. и активно применялся немецкой армией в Первую мировую войну.
Огневая завеса, создаваемая нашей артиллерией, ушла вперед. Но несколько орудий бьют гранатами и шрапнелью по немецким траншеям метрах в двухстах правее нас. Обеспечивают фланг. Огонь русской тяжелой артиллерии стал еще глуше – эти гасят дальние тылы.
– Вашбродь! Наши идут! – окликает меня Рябинин.
Слева по окопу пробираются несколько человек, один из них с ручным пулеметом на плече. Впереди, низко наклонив голову, идет некто с автоматом в руках и тремя унтер-офицерскими лычками на погонах. Шмелев? Точно – Шмелев!
– Добрались?
– Так точно, вашбродь!
– Потери есть?
– Четверо раненых. Один – тяжелый. Вынесли мы его. Я там, у хода сообщения, второе и третье отделение оставил, прихватил пулеметчиков – да и вас двинулся искать.
– Кого-нибудь из девятой роты встретили?
– А как же. Там раненых с десяток. И один часовой – пленных охраняет.
– Пленных? И много пленных-то?
– Дюжины две будет. И новых тащат и тащат. Я уж думал, тут всех поубивало, ан нет – есть живые-то. Токмо очумелые совсем. Не соображают ничего.
– Ну еще бы! Двенадцать
Что там у нас на повестке дня? Задача второй волны атаки – обеспечение флангов. Значит, будем обеспечивать! Начинаю распоряжаться:
– Слушайте все! Сейчас идем вправо до первого хода сообщения, ставим там пост с пулеметом и ждем подхода одиннадцатой роты. Палатов, давай бегом, ищи командира роты. Доложишь, где мы и что с нами. Понял?
– Так точно!
– А чего стоишь, раз понял? Брысь отсюда!!! – Я перехватил оружие поудобнее. – Остальные – со мной. Кто там с дробовиком? Гусев? Пойдешь первым!
Двинулись. Первый – с ружьем, второй – с заточенной лопаткой в одной руке и гранатой в другой, третьим шел Рябинин с автоматом на изготовку.
Продвинувшись метров на двадцать, дошли до поворота. Гусев резко выглянул за угол, осмотрелся и посеменил дальше. По пути мы наткнулись на разбитый прямым попаданием наблюдательный пункт. Кругом какие-то окровавленные ошметки, обрывки проводов, разбитая стереотруба. Сразу за НП в окопе навзничь лежит убитый немецкий офицер с оторванной рукой и окровавленным лицом. Проходим мимо, стараясь не наступить. Ушлый Жигун наклоняется и снимает с убитого ремень с кобурой, безжалостно разрезав портупею штыком. Оглядывается на меня – я показываю ему кулак.
Еще немного – и подбираемся к развилке. Гусев повторяет свой фокус с выглядыванием: никого.
– Трое – по ходу сообщения, до ближайшего поворота! – оценив обстановку, командую: – Рябинин и еще трое – дальше по траншее. Осмотреться. Акимкин с пулеметом – здесь.
Гренадеры расползаются по окопам. Все предельно напряжены. Двигаемся уже минут десять – и ни одного немца.
Ну вот… Накаркал.
Рябинин спешит к нам.
– Немцы, вашбродь! За поворотом траншеи. Голоса слышно.
– Приготовиться!
У самого поворота, изготовившись, скрючился кто-то из наших с двумя гранатами – по одной в каждой руке. За ним с дробовиком на изготовку сидит на корточках Гусев. Еще один гренадер, не вижу кто, расположился на «смотровом» пороге траншеи, сжимая в руках карабин с примкнутым штыком.
– Давай! – командую Рябинину. Тот хлопает Гусева ладонью по спине, а Гусев хлопает гранатометчика.
Поехали.
Одна за другой за поворот траншеи летят гранаты. Дождавшись разрывов, в клубящиеся дым и пыль ныряют мои солдаты.
Бац! Бац! Бац! – гремит дробовик, словно бичом щелкает выстрел карабина.
– Oh! Mein Gott [40] … – кричит кто-то за углом. Я выскакиваю вслед за остальными.
У небольшого блиндажа с оружием на изготовку замерли гренадеры. На дне траншеи лежат несколько убитых немцев. У самого входа в укрытие, схватившись за развороченный живот, корчится и стонет еще один – из дробовика досталось. Не жилец…
– Давай, давай!!! – машу рукой. – Не останавливаемся!
40
О! Боже мой (нем.).