Если только ты

Лиезе Хлоя

Я кусаю соломинку своего коктейля так крепко, что она трескается.

Плохо уже то, что мне приходится сидеть прямо возле Зигги и слушать каждый одобрительный стон, пока она кусает бургер. Теперь я должен ещё и смотреть, как она облизывает пальцы.

Мне надо перепихнуться.

Но это практически невозможно, пока я нахожусь практически под домашним арестом и строгими ограничениями от Фрэнки, запретившей мне развлекаться с кем попало. Моей руке приходится немало трудиться, и это едва приносит облегчение. Всё было так ещё до того, как я организовал себе

недавние проблемы. Я был неугомонным, раздосадованным, неудовлетворённым. Никто не приносил мне удовольствия, никто не привлекал. Уже несколько недель не было ни единого человека, которого я бы с удовольствием развратил.

Теперь, испытывая сексуальное неудовлетворение и переживая самый долгий период воздержания за мою взрослую жизнь, мне приходится слушать, как Зигги стонет из-за ужина на капоте моей машины.

Бл*дский ад.

— Ееооненаица? — говорит она с набитым ртом.

Я вскидываю бровь, отпивая своего шоколадного молочного коктейля, минимум половину которого выпила Зигги.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я ничего не понял.

Она проглатывает, затем говорит.

— Прости. Тебе твоё не нравится? — она кивает на мой почти нетронутый сэндвич БЛТ.

(БЛТ — аббревиатура, которой называют сэндвич с беконом, латуком и томатом, по первым буквам ингредиентов, — прим.)

Я смотрю на сэндвич, и мое нутро сжимается. До сего момента я не ел БЛТ со дня ухода моего папы. Он их любил. У меня сохранилось немного воспоминаний о нём до того, как он бросил нас с мамой — он был профессиональным хоккеистом, часто уезжал на игры, но я помню запах бекона и жареного хлеба; как я ел бутерброды с жареным сыром, пока он уминал свои любимые БЛТ. С тех самых пор я ненавидел вид и запах БЛТ. Но когда я по какой-то необъяснимой причине спросил у Зигги, что она любит есть в этой закусочной, и она сказала, что их БЛТ — лучшее, что она пробовала, я в итоге сказал Стиви, что возьму БЛТ.

Худшая часть — это то, что Зигги права. Сэндвич о*уенно хорошо. Я смотрю на него, затем поднимаю и откусываю ещё кусок. Этот кусочек даже лучше предыдущего: толстый ломтик томата смягчает хрустящий поджаренный хлеб; подкопчённый бекон смешивается с жирным майонезом, а листик салата дарит лёгкую хрустящую нотку.

Я его ненавижу. И обожаю. Чёрт, мне надо выпить.

— Вкусно, — говорю я ей, кладя сэндвич обратно в картонную коробочку и смахивая крошки с рук. — Просто… аппетит приходит ко мне постепенно.

Зигги поворачивается ко мне, и пронизывающие зелёные глаза изучают меня.

— Ты и насыщение — это как я и быть увиденной в закусочной, да?

Я перестаю жевать, и моя грудь сжимается, когда я вспоминаю, что она сказала в закусочной про то, чтобы быть комфортно увиденной.

«Это тяжело. Перемены… требуют времени».

Глядя на сэндвич, я пожимаю плечами.

— Возможно.

— Когда у тебя есть хоккей, принимать хорошие решения проще, да? Но когда идёт внесезонье, ты не принимаешь хорошие решения, потому что думаешь, что не заслуживаешь хороших

вещей. Ты делаешь это лишь потому, что это делает хоккей возможным.

Я бросаю на неё взгляд и с набитым ртом говорю:

— Так, ладно, Фрейд.

— За это можешь винить моего психолога, а не Фрейда, — Зигги пожимает плечами, косясь на свой бургер. — Так у меня с футболом. Я могу играть на стадионе, битком набитом людьми, и со мной всё будет в порядке. Но уберите меня от футбола, и я не могу это сделать. Я чувствую себя достойной этого внимания и уважения, когда я Зигги-футболистка. Но в любом другом месте, в любом другом отношении… — она тоскливо вздыхает, глядя на свой бургер. — Уже не особо.

Я смотрю на неё, кусая губу.

— Посмотри, как ты разговорилась, Сигрид. Я и не знал, что ты на такое способна.

— Ага, — бормочет она. — Попробуй быть последним из семи детей, и посмотрим, не появится ли у тебя привычки втискивать слово хоть куда-нибудь.

— Можешь говорить сколько угодно в моём присутствии. Ну знаешь, если бы ты так поступала… с другом. Я могу мрачно смотреть на свой сэндвич и притворяться, что слушаю.

Я чувствую её взгляд сбоку и сгустившееся молчание, после чего получаю лёгкий тычок в бок.

У неё вырывается гортанный смешок.

— Себ Готье, — Зигги качает головой, затем слизывает ещё одну каплю кетчупа, упавшую ей на ладонь. — Только ты можешь быть одновременно милым и засранцем.

— Я не милый, — предупреждаю я её. — Я тебе говорил, это просто показуха.

Она кивает, глядя на свой бургер.

— Окееей.

Я смотрю на неё, прижав язык к щеке изнутри.

— Ты назвала меня Себ.

Она собиралась откусить бургер, но теперь смотрит в мою сторону.

— Тебе не нравится, когда тебя называют полным именем, так что я решила перестать мучить тебя.

Пожав плечами, я подношу молочный коктейль ко рту и втягиваю большой глоток через трубочку.

— Теперь уже кажется странным, если ты называешь меня не Себастьяном.

Я тереблю трубочку, избегая её глаз.

Зигги снова притихает, но её ладонь мягко обхватывает молочный коктейль и тянет к себе. Я как будто не могу отпустить, так что позволяю её пальцам переплестись с моими, позволяю её силе привлечь меня.

Я закрываю глаза, наклоняясь в её сторону, чувствуя её мягкий чистый запах, ощущая её волосы, взметнувшиеся на ветру и щекочущие мою кожу. Когда я открываю глаза, она совсем рядом, сосёт напиток через трубочку и смотрит на меня.

Зигги отстраняется и облизывает губы, задумчиво глядя на меня.

— Значит, «Себастьян».

— Я всё равно оставляю за собой право послать тебя нахер, когда ты раздражаешь меня тем, как ты это говоришь.

У неё вырывается хрюкающий смешок.

— Я не ожидала меньшего, — затем Зигги снова откусывает от бургера и жуёт, задумчиво глядя на парковку и опираясь локтями на колени.

Она выглядит просто идеально, бл*дь.

Я достаю телефон и делаю фото. Как только она слышит звук щелчка камеры, её голова резко поворачивается ко мне.