Если я забуду тебя
Шрифт:
И теперь, обняв отца, я вложил в его руку меч и торопливо вышел из комнаты, чтобы присоединиться к Британнику. Тот не бездействовал, он сделал все приготовления, чтобы достойно встретить наших врагов, так как они этого заслужили. За низкой оградой, которая тянулась вдоль всех стен, в готовности сидели люди. На земле тлел огонь, осторожно прикрытый, чтобы нельзя было рассмотреть свет. У огня стояли женщины и дети, готовые, когда будет дан сигнал, поджечь связки тряпок, смоченные в масле и привязанные к длинным жердям, стоящим в пределах досягаемости защитников. Вместе с Британником я забрался на вершину стены и осторожно посмотрел вперед. Среди лоз и олив я рассмотрел фигуры людей, крадущиеся в тусклом свет луны. Было видно, что они тащат лестницы. Кое где были видны люди, вооруженные мечами, но большинство были вооружены дубинами или палками.
— Кажется, их очень много, — шепнул я Британнику.
— Много,
Я жестом заставил его замолчать, потому что его россказни были бесконечны, да и время было не слишком подходящим для обмена анекдотами. Нападавшие выбрались из под защиты деревьев и, не осознавая опасности, стали приближаться к стене. Когда они приблизились, мы в готовности схватили наши жерди. Присев за оградой, мы слышали, как лестницы касаются стен. Защитники вокруг нас ожидали сигнала. Сикарии уже начали взбираться по лестнице, когда я взмахнул рукой. Тьма неожиданно осветилась ярким пламенем. Женщины разожгли пропитанные маслом тряпки, а мы вскочили на ноги и бросили в лица нападавших горячие головни. Не ожидая сопротивления, они были ошеломлены неожиданным появлением защитников внешних стен. Бросив раненных, они ринулись под защиту оливковой рощи подальше от наших стрел. Их уверенность обернулась парализующим страхом, так как они заподозрили, что их планы стали известны римлянам. Поселения были предупреждены. Они были лишены своего излюбленного оружия — неожиданности. Их страх был таков, что вся шайка могла бы убраться в горы, если бы среди них не появился сам Симон бен Гиора и своими проклятиями и угрозами не заставил их возобновить нападение. Он сам присоединился к шайке, чтобы быть уверенным в моем уничтожении, ведь когда-то во дворе неевреев я бросил ему вызов. Он рычал и ругал своих людей, называя их трусами и старухами, бегущими от сражения при малейшем призраке сопротивления. Схватив вязанку хвороста, убранного из виноградника, он предложил своим сообщникам сделать то же самое и побежал к массивным деревянным воротам во внешней стене. Увидев, как он приближается, я схватил Британника за руку.
— Это сам Симон бен Гиора, — прошептал я. — Убей его, Британник.
— Видят боги, у меня только одна стрела! — огрызнулся бритт. — Если б я знал, что этот мерзавец появится, я бы подождал.
Он тщательно прицелился в Симона бен Гиору, как можно сильнее натягивая тетиву. Стрела засвистела в воздухе, но вязанка хвороста, которую тащил Симон, спасла ему жизнь, так как стрела застряла среди прутьев и лишь слегка поцарапала ему кожу.
— Ты слишком поторопился, — заметил я. — Они сожгут ворота и войдут. А их в пять раз больше нас.
— Но лишь несколько человек могут войти в ворота одновременно, — ответил Британник. И они обнаружат, что трудновато пройти сквозь огонь. И мы нанизаем их на копья, как гусей на вертел. Кроме того, есть вода.
Он кликнул женщин и быстро организовал цепочку для передачи ведер от ближайшего колодца. Наши люди подготовились лить воду на связки хвороста. Симон бен Гиора, видя, что его костер грозит потухнуть еще не разгоревшись, швырнул в гору хвороста факел как раз в тот момент, когда на него вылилось первое ведро воды. Хварост был очень сухим и огонь жутким заревом яростно разогнал тьму. Как только пламя разгорелось, сильный жар отогнал людей от стены. Они больше не могли стоять рядом, чтобы лить воду на огонь. Вскоре загорелись тяжелые кедровые деревья, и сикаии собрались в стороне, смачивая в воде одежду, чтобы броситься по горячим углям, как только рухнут ворота.
Британник вооружил пятерых мужчин длинными пиками и ожидая атаки встал рядом с горящими воротами. Когда деревянные ворота упали внутрь, атакующие и атакуемые стали лицом к лицу над горящими обломками. Подталкиваемые своими сообщниками, стоящие впереди сикарии бросились к проему ворот, швыряя на красные угли сырые тряпки, и с криками побежали среди дыма и пара. Пятеро были пронзены пиками и корчась упали на землю, но остальные продолжали приближаться. Их атака оказалась более яростной из-за жара углей, по которым они бежали. Британник хохотал, когда они охали и подскакивали. Казалось, что он не осознает наступившей опасности, вытащив меч, он размахивал им двумя руками и пел варварскую песню на своем родном языке. В алом отблеске углей он казался демоном. Его светлые усы взмокли от пота, красный плащ развевался, золотые серьги сверкали. Он спокойно смел множество нападавших, словно безумный сборщик урожая на полях смерти. Сикарии были до того поражены его действиями, что их крики ослабели, и они стали откатывать назад.
Но увы! Увы моей неопытности! Если бы тогда я знал о войне все то, что знаю теперь, я никогда не совершил бы роковой ошибки, что отняла у нас победу. Потому что первый урок, который должен затвердить полководец, заключается в том, что он должен защищать тылы, а этого то я и не сделал. Сражение у ворот было столь зрелищно, и его исход казался столь важным, что все больше и больше наших людей стягивалось сюда, пока в конце концов мы не собрали здесь больше защитников, чем это было необходимо. Все часовые на башнях забыли о своих обязанностях и стали смотреть лишь на схватку у ворот. Но Симон бен Гиора не принимал участия в этом сражении. Тщательно собрав те лестницы, что не были сожжены, он увел часть своих сообщников и тайно приблизился к части стены, что находилась дальше всего от ворот. А так как часовые любовались сражением, то эти налетчики незамеченными установили лестницы, взобрались на стену и вошли внутрь ограды.
Теперь я понял, как ужасна была моя ошибка, когда я позволил сражению у ворот оттянуть на себя такое большое количество наших сил. Потому что словно водяной поток, прорвавший плотину, грабители Симона бен Гиоры ринулись через стену и напали на нас с тыла. Другие, жаждущие разрушения, сразу принялись за грабеж и уничтожение всего вокруг. Все строения внутри стен осветились ужасным светом, потому что грабители все подожгли факелами. В горящих конюшнях дико ржали лошади, когда пламя сомкнулось вокруг, и они были сожжены живьем в своих стойлах. Перепуганные женщины и дети бегали туда и сюда среди горящих построек, а сикарии у ворот рычали словно шакалы и удвоили ярость своих атак. Я видел, что Британник ослабел. Трое из его людей были убиты, и он стоял, окруженный трупами, с трудом дыша, а по его лицу струился пот. Увы, я ничего не мог сделать для него, так как долг заставил меня спешить в дом и сделать все возможное для защиты отца. Я крикнул ему, чтоб он держался сколько мог, но еще тогда, когда я бежал к дому, я увидел, как на Британника навалилась толпа сикариев. Отступая назад, он споткнулся о длинную пику, лежащую на земле, и они словно грифы сразу же накинулись на него. Я увидел, как Британник приподнялся, но лишь для того, чтобы вновь упасть, получив удар по голове. Рубя и режа его тело, они разорвали его буквально на куски, они вырвали его золотые серьги, сорвали алый плащ и безжалостно увечили его обнаженное тело. В конце концов, перерубив ему шею, они нанизали его голову на длинную пику и вонзили ее в землю у разрушенных ворот.
— Пусть охраняет их! — издевательски закричали они и, забрав его меч, бросились грабить.
Кошмарное зрелище! Даже сейчас по прошествии стольких лет, когда я вспоминаю смерть этого благородного человека, по моим щекам бегут слезы. Но тогда у меня не было времени лить слезы, ведь ворота больше н защищались, и сикарии беспрепятственно вливались внутрь. Оборонявшиеся были в полной растерянности, а моей единственной мыслью было вернуться к отцу, и если бы я не смог защитить его, то по крайней мере мог умереть рядом с ним. Я помчался к дому среди горящих строений и увидел отца, в одиночестве стоящего в библиотеке. Дом уже занялся огнем, и дым был таким густым, что почти ничего не было видно. Мой отец стоял с мечом в руках, который не мог видеть и которым не мог воспользоваться. Сквозь дым я подбежал к нему и задыхаясь сообщил о сражении.
— Они будут здесь в любой момент, — закричал я. — Они сожгли ворота и уничтожили хозяйственные постройки.
— А Британник? — спросил отец.
— Они изрубили его на куски.
Отец вздохнул.
— Итак, мой старый британский мастиф дрался в последний раз, — произнес он. — Прощай, старый друг. Скажи Харону, чтобы немного подождал. Через Стикс он перевезет нас вместе.
Он ощупью нашел свой кубок и совершил возлияние на пол, а затем, велев мне оставаться рядом, приготовился к встрече с врагом.
Тем временем, сообразив, что сопротивление прекратилось, сикарии занялись грабежом, насилием и убийствами. Они считали, что на римских виллах всегда есть спрятанные сокровища, для получения которых необходимо пытать владельца, его детей и личных слуг. Так как они еще не поймали моего отца или меня самого, то они принялись за девушек-рабынь, нескольких из которых раздели и привязали к столбам рядом с разведенными кострами. Когда девушки не могли ответить на вопросы своих мучителей, к их телу прикладывали горящие головни. Двор заполнился их криками, и воздух стал тяжелым от запаха паленых волос и горелой плоти. Хотя сикари ничего не узнали, они продолжали пытать любого раба, на которого падал их взгляд, получая удовольствие от жестокости. Однако самых хорошеньких девушек и особенно постельных грелок отца они уводили в одно из строений для иных целей, дерясь за привилегию насладиться ими с дикой яростью мужчин, многие месяцы остававшихся без женщин.