Эссе, статьи, рецензии
Шрифт:
Мучительная языковая метаморфоза, точно оборотничество в фильме ужасов, становится главным литературным событием “Эдема”. Происходит перерождение клетки стиха – меняется его фонетика: звонкие и сонорные вытесняются свистом и стрекотом глухих и шипящих. Интонация – все реже вдох и выдох, все чаще – задыхание от негодования. У стихов садится голос, они переходят на шепот и умолкают. Герою, alter ego поэта, исполняется тридцать семь лет, о чем он со значением упоминает в одном из стихотворений. К лирике Цветков с тех пор не обращается. Он начинает писать поэму в прозе под названием “Просто голос”. Превращение в “Эдеме” “шума и ярости” жизни в “визг и скрежет” – трагично, и шекспировский рык, на который
Если кому-либо на минуту покажется, что я не превозношу, а сужу Цветкова, пусть обратит внимание на то, в ряду каких имен я поминаю его имя. Есть писательские судьбы впечатляющей многозначительности. Наблюдателя передернет от внезапного осознания того, “что речь дается кроме шуток, как женщина или война”, от догадки, какое личное дело литература, какое предельное. На эту черту вывел Цветкова его редкий талант.
Итог возможных претензий к Цветкову – чтобы он перестал быть Цветковым. И кем тогда? Ивановым, Петровым, Сидоровым? Вряд ли он соблазнится. А потом, помянутые поприща по праву рождения уже в работе. “Ситуация А, ситуация В, ситуация С…”
1996
Детсаду о зоосаде Алексей Цветков. Бестиарий. – Екатеринбург: Евдокия, 2004
Это книжка стихов про обитателей зоопарка, написана она для детей. Ее автор – совсем непростой и, мягко говоря, далеко не умиротворенный поэт. Но, если вдуматься, обращение Алексея Цветкова к малолетней аудитории объяснимо и предсказуемо, правда задним числом. Взрослые стихи Цветкова замечательны, помимо всего прочего, очень естественным и насущным философствованием. Даже в любовном стихотворении автор поминает Гуссерля и Канта, и, надо сказать, кстати. Обычную жизнь обычных людей не отличает подобная неусыпная рефлексия: дело делать надо – и Цветков не перестает саркастически дивиться извечной умственной неполноценности человеческого существования. Имеет поэтическое право. При таком складе дарования сам бог велел Цветкову перевести дух и сердечно привязаться к детям и животным хотя бы за то, что их “бессмысленность” – очевидна, на большее не претендует и оттого простительна и даже трогательна. “Я без ошибки узнаю / Все, что мало и насекомо…” – сказано в давнишнем цветковском стихотворении. Как старинный товарищ Алексея Цветкова свидетельствую, что эта его привязанность не декларативна и словами, пусть даже рифмованными, не ограничивается.
Тридцать с лишним лет назад покойный ныне Александр Сопровский, Алексей Цветков и я какое-то время были друзьями-неразлейвода, даже жить доводилось под одним кровом. Когда в складчину образовывалась лишняя пятерка, а то и десятка, выбора не было: ноги сами несли нас в винный отдел гастронома. Но если сумма складывалась недостаточная для любимого времяпрепровождения, Цветков на правах старшего неизменно затевал поход в Московский зоопарк, а после на сдачу с билетов шли в детский кинотеатр через дорогу от зверинца на какой-нибудь мультик из жизни зайцев и прочих бобров. Это что касается любви Цветкова к животным.
Кроме того, довольно регулярно случалось Цветкову сидеть с маленьким ребенком наших общих приятелей. Нянькой Алексей оказался, каких поискать, – долготерпеливой, кроткой, уважительной. Хотя во взрослом общении бывает и строптив и надменен.
Существовала и еще одна, выражаясь наукообразно, объективная предпосылка для появления на свет книжки “Бестиарий” – безденежье. Общая для всех малоимущих мечта мгновенного обогащения владела и нами. Тогда у литератора было три пути к официальному и более-менее непостыдному достатку: заняться переводами, податься в поэты-песенники, сочинять детские стихи. Попробовал было сочинить зверушечью азбуку для детей Александр Сопровский. Но ему говорили под руку, изощрялись в остроумии кто во что горазд – и на букве “Е” он сорвался, написав:
Во
Он енотиху … —
и т. д.
Так что начинание Сопровского застопорилось раз и навсегда. Но Цветкову в описываемую мной пору, к нашей с вами читательской выгоде, крупно не повезло. Его как раз отчислили (не без участия госбезопасности) с факультета журналистики МГУ. Работу, не имея московской прописки, он нашел только в Казахстане. Смешить его там и отвлекать было, судя по всему, некому. Так что на безлюдье и от нечего делать Цветков в один присест, как он это умеет, написал целую книжку детских стихов про всяческую живность. Они читались в застолье, как и все писавшееся нами тогда. О тридцатилетних попытках доброхотов расширить круг читателей “Бестиария”, о злоключениях рукописи автор сам написал во вступлении к книжке, добавить мне нечего. Скажу совсем коротко собственно о стихотворениях, вошедших в “Бестиарий”.
Эта книжка рассчитана на смышленых и смешливых детей – а их, по моим наблюдениям, большинство. Откуда берутся в таком случае сонмы взрослых серьезных глупцов, если это противоречит материалистическим законам, я не знаю. Цветков пишет без мещанской скидки на малолетство. Вот, например, про тигра:
Нет особого вопроса
В наблюдении простом:
Тигр берет начало с носа,
А кончается хвостом.
В этом узком промежутке
В продолженье ряда лет
Он живет, большой и жуткий,
Весь в пижаму разодет.
И когда, взметнувшись ярко,
С ревом зубы обнажит,
Сам директор зоопарка
Без сознания лежит.
Вообще-то, всякая хорошая литература так и пишется: когда к читателю относятся как к ровне, а не опускаются до воображаемого уровня его понимания. Заинтересованность передастся публике сама собой, если автор заинтересован в своем предмете. А Алексей Цветков, как я сказал, в своем предмете заинтересован. Сквозь эти детские стихи просвечивает и взрослая цветковская лирика. Юмор, сантимент, игра слов, абсурд, натурфилософские нотки обэриутского толка встречаются в “Бестиарии” примерно в тех же пропорциях, что и всюду у Цветкова. Единственная возрастная уступка, на которую пошел поэт, – ограничение своего обширного словаря и спрямление синтаксиса.
Книга проиллюстрирована тринадцатилетней Дусей Слепухиной. Картинки, на мой вкус, талантливые.
В жизни торжество справедливости – большая редкость. Но все-таки просветы случаются. Примером и доказательством тому – выход этой книжки. Я рад за ее автора, надеюсь, что и читателям – большим и маленьким – “Бестиарий” будет в радость. Словом, мои поздравления!
2004
Поэзия общего дела Владимир Гандельсман. Эдип. (Серия “Избранное”). – Санкт-Петербург – Нью-Йорк: Абель, 1998
“Лирика…” – снисходительно роняют основательные люди, когда разговор затуманивается, слова теряют азбучную определенность и энергично зажимать пальцы в перечислении данностей не получается. С этой вполне, впрочем, здравой точки зрения, стихи Владимира Гандельсмана – лирика чистой воды. Автор пользуется жанром по прямому назначению. Поэта гипнотизируют такие неподотчетные разуму мгновения и паузы жизни, которые запечатлеть по силам только лирическому стихотворению:
и над чаем с вареньем из блюдечка