Естественный отбор
Шрифт:
— Звонили из МЧС, — сказал он, положив трубку. — Ничего такого водолазы подо льдом не нашли… Самолет подняли… Специалисты, как положено, приступили к его изучению. Придется хоронить то, что есть… Ты слышишь, Серафим Ерофеевич?..
— Слышу, — отрешенно ответил тот и внезапно запричитал тоненьким дискантом: — Боже ж мой, господин Походин, Сима Мучник опять стал нищим… У него больше нет денег, машины и дома, нет фирмы и нет его любимой жены. Симе Мучнику теперь придется, как последнему лоху, торговать в лавке собачьими консервами и презервативами… Почему Сима Мучник не послушал совета своего папы?.. Папа всегда говорил,
Причитания Мучника действовали на нервы Походину. Уж он-то знал, что при любом исходе Мучник не будет нищим, если, конечно, миллионов десять долларов считать только деньгами на карманные расходы. Этот тщательно скрываемый ото всех и от Ольги в первую очередь загашник был сделан Симой в обход фирмы «СКИФЪ» на посредничестве и лоббировании интересов израильских и южноафриканских фирм в российских алмазном и алюминиевом производствах. Большая часть этой суммы давно наращивала жирок на депозитных счетах в банках Амстердама, Иерусалима и Лондона.
— Боже ж мой, господин Походин, пожалуйста, пожалейте бедного Симу и сами позвоните в Цюрих… У меня… Я… Я…
— Не якай, Серафим, возьми себя в руки, — сказал Походин и жестом приказал всем покинуть кабинет.
Вышли все, кроме находящегося в прострации Мучника.
— Это ты, Виктор Иванович? — замогильным голосом спросил Походин, набрав цюрихский номер. — Это я, Николай Трофимович, звоню тебе из Москвы… Наберись мужества, мой дорогой друг и соратник…
В Цюрихе в этот час только вступал в права зимний рассвет. Скупые лучи выглянувшего из-за горных вершин бледного лимонного солнца высветили мерцающими рефлексами старинные цветные витражи на готических окнах спальни. Виктор Коробов, с трудом сбрасывая с себя остатки сна, покосился на спящую под старинным балдахином фрау Эльзу и недовольно бросил, зажав трубку ладонью:
— Что, говорю, у тебя там стряслось?.. Что, погибла Олька?.. Разбилась на самолете?.. Когда это случилось?.. Вчера?.. А почему сообщаешь лишь сегодня?.. Что, водолазы труп искали, думали, что с парашютом выбросилась?.. Похороны послезавтра, говоришь?.. Я на похороны?.. Вот и я не знаю, выпустят ли меня назад к жене и сыну… От греха, объяви там, что я в командировке в Японии и приехать не могу… Да, чуть не забыл: Ника, внучка, выехала с бонной фрау Мартой поездом в Москву… Ольга вчера утром звонила и попросила отправить ее, чтобы окрестить в православие, что ли… Вернуть?.. Поезд, наверное, уже пересек границу Швейцарии… Ольга просила срочно, поэтому отправил я ее сегодня ночью ближайшим поездом через Киев. Вагон у нее семнадцатый. Так что встречайте… Ты понял меня, встречайте ее!.. Да, да, я в курсе завещания покойной дочери… Всегда супротив отца шла, супротив… Оспорить завещание?.. Тут тебе, брат, не Россия — тут в лапу не сунешь… У швицев все по закону: зарегистрировано, пронумеровано, печатями скреплено и в банковский сейф положено. Так что встречайте девочку и знакомьте ее с отцом… Обязательно знакомьте… За девочку головой отвечаешь… Понял… Да?.. Все понял?..
Положив трубку, Коробов вышел из спальни и прошел в свой кабинет. Там он достал из бара бутылку виски и, налив полный фужер, остановил взгляд на фотографии Ольги, стоящей на его письменном столе. Она была снята на Цюрихском озере в окружении белых лебедей, а кормила почему-то из рук черного лебедя.
— Ухайдакали
Коробов был абсолютно уверен, что катастрофу с самолетом Ольге подстроили. Слишком хорошо знал он волчьи законы криминальной элиты новой России, к которой принадлежала и его дочь.
С фотографии Ольги Коробов перевел взгляд на висевшую на стене фотографию Ники и Карла, снятых этим летом в Диснейленде под Парижем. Сдернув фотографию со стены, поднес ее к окну и долго всматривался в лица детей. Потом конторскими ножницами аккуратно разрезал фотографию пополам… Половину с сыном и наследником Карлом он положил в свой стол, а половину с внучкой Никой положил в лежащий на столе кейс.
В офисе фирмы на Сретенке продолжал причитать о постигшей его утрате и грядущей нищете Сима Мучник. Чтобы успокоить его, Походину пришлось позвать в кабинет секретаршу Светочку со шприцем и резиновым жгутом. Получив дозу, он несколько успокоился. Лишь время от времени восклицал:
— Боже ж мой… Я уже нищий, господин Походин! Нищий, боже ж мой!..
В дверь испуганно протиснулись Хряк и Бабахла.
— Шеф, к тебе телка какая-то, — сказали они в один голос драматическим шепотом. — Пакет, лепит, в натуре, передать.
— Какой еще пакет?
— Базар развела, от шефини, бля, с хаты в Марьиной Роще.
— Фуфло, — простонал Сима. — Хату оставить за собой мылится.
— Введите, — приказал Походин и отошел в затененный угол кабинета.
— Толян, велят впустить телку, — выпалил за дверь Бабахла.
Тото втолкнул в дверь перепуганную Лариску с пакетом, перевитым скотчем, потом по знаку отца вытолкал за дверь Хряка с Бабахлой и тактично удалился сам.
— Ольга Викторовна приказала какому-то Скифу, — заверещала Лариска. — А я утром телик включила… У меня глаза на лоб шмыгнули, а на чердаке сразу тайфун Маруся загудел!..
— Какая еще Маруся? — простонал Сима.
— А чо, вы не врезались еще, что хозяйка?..
— Врезались, голубушка, — перебил из угла Походин, показав на Симу. — Отдай пакет ее мужу.
— Ой, товарищ генерал, — испуганно оглянулась девица. — Перепугали-то как женщину слабую, беззащитную. Я все, как вы приказывали, товарищ генерал, я по инструкции, — причитала она, помогая Симе содрать с пакета скотч.
Мучнику совладать с липкой лентой было уже не по силам. Он швырнул пакет Походину. Тот вклеил в лоб Лариске двадцатидолларовую купюру и показал на дверь. Затем срезал скотч ножницами и, отвернувшись к окну, проверил содержимое конверта. Вынув оттуда бумажку и прочитав ее, он скосил глаза на Симу и торопливо сунул ее обратно в пакет.
— Чего там? — сквозь дрему спросил Мучник.
— Фотографии времен ее замужества за Скифом.
— Мне они на хрена?
— Я их сам доставлю адресату.
В ответ Походин услышал лишь Симин храп. Уложив пакет в кейс и сунув туда пустые бланки с Ольгиной подписью, он позвал всю мужскую команду и строго-настрого наказал ей отвезти Мучника домой, не оставлять его одного и не выпускать даже за ворота, чтобы тот с горя не наделал глупостей.
Уже через час Серафим сном праведника безмятежно спал в своей кровати. «Команда» же, послонявшись по пустому дому, заскучала.